Хрущева на ядерном полигоне в семипалатинске в первую очередь интересовало -- сможет ли выжить после ядерного взрыва «царица полей» кукуруза
Десять лет назад Украина обрела независимость и объявила о своем безъядерном статусе. Но, отказавшись от ядерного оружия, наша держава, похоже, отказалась и от тех, кто его испытывал, c риском для здоровья и жизни.
Анатолий Руденко был одним из тех солдат, которым довелось стать для страны Советов своего рода пушечным мясом в ядерной гонке вооружений. Теперь, по прошествии более 30 лет, из десятков тысяч таких, как он, в живых остались единицы. Но он не опускает руки перед невзгодами, борется за свое здоровье и верит в будущее, которым для него стал 14-летний сын, кстати, единственный в Украине несовершеннолетний ребенок человека, принимавшего участие в ядерных испытаниях.
Самолет с ядерной бомбой могли в любой момент сбить свои же, только бы он не улетел за границу
В 40-ых годах Анатолий Руденко жил в городе Брянка Луганской области. Был он один у матери, его отец пропал без вести в 1944 году. Поэтому сразу после школы Анатолию пришлось идти работать. В те годы практически для всех парней Донбасса была лишь одна дорога -- в шахту.
-- В 1961 году меня призвали в армию и направили служить на Семипалатинский ядерный полигон в Казахстан, -- вспоминает Анатолий Иванович. -- 1200 призывников из Луганской области посадили в эшелон, закрыли все двери вагонов и везли до конечной станции в Казахстане, не выпуская на остановках.
Донбасским парням, приехавшим на место службы, сразу сообщили, что они попали в очень секретную часть, и все их письма будут тщательно проверяться. По документам они служили в Московском военном округе, но подчинялись, как потом им объяснили, не военным, а закрытому столичному институту.
Письма действительно проверяли тщательно. Если в послании родным солдат пытался хотя бы намекнуть на то, что он служит не в Москве, а гораздо восточнее, его ожидали большие неприятности.
-- Помню, служил со мной парень из Харьковской области, -- рассказывает Анатолий Руденко, -- он написал в письме родным про радиоактивную пыль: «Ця радiацiя лiта, як бiлi мухи». После этого его перед строем так отчихвостили, что не знал, куда деться. Но ему еще повезло. Дело в том, что там за любые провинности сразу же возбуждали уголовное дело.
Поселили новобранцев в казармы, вкопанные почти на две трети в землю. Говорили, что это сделано с целью маскировки. Но позже ребята поняли, что из-за мощнейших взрывов строения просто постепенно проседали и уходили под землю.
-- Впервые попав на полигон, мы увидели два пролетающих над нами реактивных самолета, на одном из которых был ядерный заряд, -- рассказывает Руденко. -- Как мне потом объяснили, второй самолет выполнял функцию заградителя: он должен сбить первый, если тот решит улететь за границу. Вдруг под одним из самолетов что-то вспыхнуло, и мы услышали глухой хлопок. Сразу же задрожала под ногами земля, подул сильный ветер, потемнело, а над окопами, где мы сидели, полетела пыль, сухая трава, ветки. От страха я зажмурил глаза и присел. Однако вскоре все улеглось, и буквально через час нас отправили на транспортерах собирать раскуроченную технику и животных, которые находились в районе взрыва. Всю технику мы собирали голыми руками, в обычных комбинезонах и монтажных рукавицах. На земле лежали обгоревшие животные. Они пищали, скулили. Картина была просто жуткая. Примерно через полчаса сопровождавший нас офицер-дозиметрист крикнул: «Смена!» -- и тут же подъехал другой бронетранспортер с солдатами, а нас увезли в подземные казармы. Помню, в тот вечер ребят поили соком, кормили яблоками и сгущенкой.
В общей сложности мне довелось участвовать в пяти наземных и 12 подземных ядреных взрывах. Какую дозу облучения мы тогда получили -- неизвестно. Нас никто не обследовал. Все ограничивалось проверкой фона наших спецовок.
Подопытных собак кормили лучше, чем солдат
В обязанности солдат входили также сельхозработы. В районе взрывов они сажали пшеницу, рожь, овощи. Но главной культурой была, конечно же, кукуруза. Хрущев очень хотел знать, что будет в случае ядерной войны с этим, как считалось в те времена, основным продуктом питания в стране Советов.
Держали в хозяйстве и животных. В вольерах на территории полигона жили лошади, овцы, кролики и около тысячи собак. Кстати, псов кормили значительно лучше, чем солдат. К примеру, в дневную норму одного животного входило 600 граммов белого хлеба, а солдатам полагалось всего 200 граммов хлеба из отрубей или сухарей. Некоторые ребята воровали свежий хлеб у собак.
Перед самым взрывом на полигон привозили животных, которым удалось выжить во время предыдущих испытаний: ученых интересовало их состояние при повторном облучении.
Мы ставили клетки и военную технику вокруг предполагаемого места взрыва, -- продолжает свой рассказ Анатолий Иванович. -- Машины, кстати, тоже таким образом проверялись на прочность. Чувствовали ли мы сами радиацию? Конечно же, нет. Хотя по прошествии половины срока службы у меня появились головные боли, начали ныть суставы. Некоторых ребят по состоянию здоровья просто забирали с полигона раньше срока. Я же прослужил три года и три месяца.
В свободное от работы время мы плавали в тех озерах, где купаться было нельзя, делали на теле наколки. Я теперь выгляжу так, будто я на зоне побывал. Вот это память на всю жизнь (Руденко показывает свое правое плечо, на котором выколот самолет и грибы ядерного взрыва с надписью «1962 год». -- Авт. ). Еще мы смотрели кино: за три года нам раз пять показывали «Чапаева» и столько же фильм про Котовского. Официальным же развлечением являлись регулярные вечерние и утренние политзанятия. Нам постоянно твердили, что мы должны крепиться, так как находимся на переднем крае обороны нашей страны. (Тут Анатолий Иванович не выдержал и заплакал. -- Авт. ) В то время сильно заболела моя мать, и врачи сказали, что долго она не проживет. Слава Богу, их предсказания не оправдались -- она жива и по сей день. А тогда ее лечащий врач дал справку, и моя тетя пошла заверять ее в военкомат. Военком, увидев номер части, сказал: «Я-то ее заверю, но вряд ли его отпустят». И он оказался прав. Меня вызвал замполит и начал расспрашивать: «Ну, рядовой Руденко, как тебе служится? Кто у тебя дома остался? Как здоровье мамы?» А я ведь не знал, что происходит дома, вот и ответил, что все нормально. С этим он меня и отпустил, правда, не в отпуск, а на полигон…
Радостной новостью для солдат стало известие о том, что между Хрущевым и Кеннеди подписаны соглашения о запрещении воздушных, наземных и подводных взрывов. Ребята уже надеялись, что остаток срока будут дослуживать под Москвой. Некоторых действительно отправили в Московский округ, а потом вдруг сообщили, что для дальнейших приведений подземных взрывов военнослужащие срочной службы, имеющие шахтные специальности, останутся на полигоне. В военном билете Руденко в графе «специальность» как раз было написано «машинист шахтного электровоза». Так его мечты и не сбылись.
-- Кроме нас, на полигон привезли еще сто горняков, работавших на урановых шахтах в Таджикистане, -- вспоминает Анатолий Руденко. -- Они приезжали в командировку только на месяц и им платили по тем временам бешеные деньги. А мы работали за стакан сметаны или сока.
Кстати, тогда в Семипалатинске уже взрывали не атомные, а водородные бомбы мощностью шесть и семь мегатонн. Наши ученые торопились, так как американцы на тот момент уже провели на восемь взрывов больше, чем Советский Союз.
Не выдержав 25-летнего молчания, Анатолий Руденко рассказал своему куму государственную тайну
-- Половину своей жизни после армии я пролежал в больницах. Мне ставили всевозможные диагнозы, а я, зная об истинной причине болезней, никому ничего рассказать не мог, -- говорит Анатолий Руденко. -- Поскольку перед самым увольнением дал подписку о неразглашении государственной тайны в течение 25 лет. На шахту я уже не вернулся, работал на поверхности электрослесарем. А последние шесть лет вообще не работаю. Как-то устроился сторожем, да вдруг на дежурстве плохо стало, вызвали «скорую», потом начальник сказал, что, дескать, извини, но такой охранник мне не нужен. И с ним трудно поспорить: «скорая» ко мне приезжает как минимум раз в неделю.
Кстати, пять лет назад, когда я лежал в луганском госпитале, туда приехал какой-то профессор из штата Невада. Он читал лекции о вреде курения. Я спросил у него, какие льготы имеют испытатели ядерного оружия на полигоне Невада и чем они могут помочь нам. «Они полностью на гособеспечении, -- ответил заморский гость. -- А вам мы ничем помочь не сможем, это дело вашего государства. Я обещаю, что буду за вас Богу молиться».
После армии Руденко долго не женился, а когда все-таки решился, даже супруге не рассказал, где служил. Она узнала правду лишь пару лет назад. И то благодаря куму Анатолия Ивановича. Кстати, он был единственным человеком, кому Руденко все-таки поведал о своей боевой молодости, нарушив подписку о молчании.
-- В 1990 году, когда я лежал в больнице, кум принес мне газету «Социндустрия», -- вспоминает Анатолий Иванович. -- Там была небольшая заметка о том, что вице-адмирал В. Я. Бенцианов, живший тогда в Ленинграде, создал общественную организацию -- Комитет ветеранов подразделений особого риска. Этот комитет ставил перед собой задачу -- найти всех участников испытаний ядерного оружия и попытаться им помочь. И я решил написать туда письмо.
«Ты молчал столько лет и теперь молчи, а то напишешь, а на следующий день приедут и заберут тебя», -- заявила Анатолию Ивановичу супруга. Тем не менее Руденко в Ленинград написал. А через два--три месяца получил письмо с сургучовой печатью, в котором было временное удостоверение члена Комитета ветеранов подразделения особого риска, подписанное председателем Ленсовета Анатолием Собчаком.
Но и тут пришлось столкнуться с некоторыми трудностями. На запрос в Центральный архив Советской Армии в Подольске пришел ответ, что об отце Анатолия, пропавшем без вести во время войны, у них данные есть, а сам он там не числится. Поначалу даже местные чиновники стали ворчать, что, дескать, он хочет незаконно выбить для себя льготы. Но потом из Киева сделали запрос в московский, архив КГБ, и там подтвердили, что Руденко действительно служил под Семипалатинском.
Из 1200 призывников, отслуживших на полигоне, в живых осталось лишь семеро
В начале 90-х «ядерщикам» или «атомщикам», как они себя сами называют, предоставили такие же льготы, как и ликвидаторам аварии на ЧАЭС. Но и тут их обделили законодатели.
-- Ликвидаторам аварии на ЧАЭС, имеющим вторую группу инвалидности, платят от 300 до 500 гривен, а я при такой же группе получаю всего 200, -- говорит Руденко. -- Чиновники отмахиваются, мол, нет механизма начисления пенсий таким, как я. Ведь у ликвидаторов она рассчитывается с учетом зарплаты, которую они получали на ЧАЭС. Мы же были на полигоне просто бесплатной рабочей силой. Кстати, я однажды поинтересовался, сколько семипалатинцев осталось в живых из 1200 призывников. Оказалось, что все лишь семь человек. А нам ведь еще и 60-ти нет.
В 1987 году у Руденко родился долгожданный сын. Однако Саша, так назвали мальчика, уже с рождения начал расплачиваться за военную службу своего отца. У него ослаблена иммунная система, астма и огромное количество других болезней. Благодаря стараниям одного из местных депутатов и областной администрации Саше в 1996 году выдали чернобыльское удостоверение, на основании которого он был приравнен к детям ликвидаторов аварии на ЧАЭС. А это -- и бесплатные лекарства, и лечение, и отдых. Но недавно при перерегистрации документ у него отобрали.
-- Оказывается, когда в Верховной Раде слушался вопрос о детях «ядерщиков», кто-то из депутатов сказал: зачем голову морочить, ведь эти люди уже старые и у них несовершеннолетних детей быть не может, -- говорит Руденко. -- И благодаря одной этой реплике мой сын остался без льгот. Сейчас он получает пенсию на общих основаниях как инвалид детства -- всего лишь 47 гривен в месяц.
Анатолий Руденко обращался в разные инстанции, но везде ему отвечали, что Саша имел бы право на льготы, если бы на момент его рождения Анатолий Иванович уже зарегистрировал инвалидность из-за последствий ядерных испытаний. А как он мог ее получить, если тогда еще действовала подписка о неразглашении?
-- Я не обвиняю государство, -- говорит Анатолий Иванович. -- И не ропщу на судьбу. Кто знает, если бы не мы, может, нашей стране и не удалось бы выдержать ядерный паритет с Америкой. Возможно, и Украина не стала бы независимой. Теперь я очень прошу только об одном: чтобы за мой долг перед отечеством, который я отдал сполна, не расплачивался сын.
Читайте нас у Facebook
