Андрей ницой: «моя рубашка была в крови. Сочились порезы на руках, но не настолько же… И я понял -- это кровь вячеслава максимовича. Его больше нет»
Два года назад, 25 марта, перестало биться сердце воистину знакового для Украины человека -- известного правозащитника, борца за независимость и демократию, создателя и лидера Народного руха Вячеслава Максимовича Чорновола. В тот день, погруженный в политические проблемы и повседневье, он не успел, наверное, осознать своей мгновенной гибели -- банальный (зловещий?) КамАЗ почему-то перегородил ночную трассу, и автомобиль, в котором Вячеслав Чорновил с коллегами возвращался из очередной рабочей поездки, буквально впечатался в прицеп.
Он не успел стать редактором интеллигентного, демократического оппозиционного журнала в своей независимой стране, о чем мечтал в лагерях. Рискнем сказать -- он не успел и увидеть Украину таким государством, за какое боролся всю жизнь.
И многие на похоронах, в грандиозном человеческом море (равного которому ни по количеству, ни по единодушию не вывести на улицы ни «оппозиции», ни, извините за невольный каламбур, «позиции»), понимали: люди прощаются не только с Вячеславом Максимовичем, но и с большой частью искренней и прозрачной, честной и самоотверженной политики, за которую не стыдно.
Но мертвые -- на небе, а живые, так сказать, на земле. Обстоятельства трагедии по-прежнему обрастают сплетнями и домыслами, более того, их пытаются использовать для приобретения политического капитала или сведения счетов. Объективно, пожалуй, только одно: осталось слишком много вопросов вокруг гибели Вячеслава Чорновола, на которые нет внятных и нелукавых ответов.
Не претендуя ни на исчерпываемость, ни на истину в последней инстанции, сегодня для читателей «ФАКТОВ» о событиях двухлетней давности рассказывает их непосредственный свидетель, член Центрального провода НРУ, кандидат исторических наук Андрей Ницой.
«В Киеве наши машины должны были разъехаться. Мы попрощались до завтра, а оказалось -- навсегда»
-- Во всех материалах, повествующих о гибели Вячеслава Чорновола, упоминалась ваша фамилия. Но нигде не удалось ознакомиться с вашим рассказом о случившемся. Почему?
-- «ФАКТЫ» -- вторая инстанция после следователя Пастушенко (и единственное средство массовой информации), которая обратилась ко мне с вопросами о том роковом дне.
-- Давайте мысленно вернемся в него…
-- Поездка в Кировоград была одной из многих в тот период, буквально перед этим ездили на Житомирщину. Конечно, атмосфера в Рухе и вокруг него из-за только что произошедшего раскола с группой Юрия Костенко стала сложной, напряженной, но, повторюсь, командировка была настолько обычной, что думать о чем-то страшном, возвращаясь из нее, не было никаких оснований.
Первым шел автомобиль, в котором ехали Вячеслав Максимович, пресс-секретарь Руха Дмитро Понамарчук, за рулем -- помощник Чорновила Евгений Павлов. Следом, во втором автомобиле, ехали мы: Геннадий Удовенко, его охранник (экс-министру иностранных дел по рангу положен охранник в течение года), я -- руководитель аппарата Руха, водитель.
-- Почему автомобили следовали именно в таком порядке -- это случайность? Машины «менялись местами» по дороге?
-- Нет, именно так и ехали, причем это совершенно объяснимо: свой «протокол» существует и в партиях -- машина лидера идет первой. Так принято. За Черкассами завернули в придорожное кафе, остановились. Здесь Вячеслав Максимович подзарядил «мобилку», позвонил домой. В кафе наша общая беседа касалась, в основном, бомбардировок Югославии войсками НАТО. Где-то лилась кровь -- это не могло не волновать. На улице Чорновил отозвал меня в сторону, мы коротко переговорили о конкретных делах для преодоления раскола в Рухе, о необходимости создания мощного блока с партией «Реформы и порядок»… Шеф дал несколько поручений организационного плана, и мы попрощались: в Киеве машины должны были разъехаться: мы -- на Харьковское шоссе, он -- на Южный мост.
-- Ходили слухи, что в пути следования кто-то пересаживался из машины в машину, менялся местами. Еще говорят, что второй автомобиль в определенный момент существенно отстал от первого.
-- Из машины в машину не пересаживался никто, как выехали из Киева в шесть утра, так и возвращались поздно вечером, на тех же местах. За поворотом на Переяслав-Хмельницкий вторая машина действительно стала отставать. Во всяком случае, я время от времени терял из виду «Тойоту», в которой ехал Вячеслав Максимович. Поэтому габаритные огни «Тойоты», застывшие без движения перед черной громадиной КамАЗа (казалось именно так -- автомобиль просто остановился перед неожиданной преградой), я увидел метров за двести.
«Я хотел отругать водителя за то, что он затормозил так близко от опасной преграды. Но ругать было уже некого… »
-- КамАЗ с прицепом, перегородивший дорогу на подъезде к столице… О чем вы подумали, что сделали?
-- Наш автомобиль затормозил метров за пять. Я побежал к «Тойоте». Нет, ни о чем страшном не подумалось. Если честно, я думал, что сейчас, как руководитель аппарата партии «дам по шапке» Жене Павлову за то, что он остановился так близко к опасной и неожиданной преграде. Потом -- я увидел, что правая передняя сторона машины буквально впечатана в преграду. Я пытался вырвать дверцу… Конечно же, никаких четких мыслей в тот момент не было. Дверца не поддалась, но я разглядел, что в «Тойоте» на заднем сидении двигается Дмитро Понамарчук (он до аварии задремал и прилег). Вместе с подбежавшим водителем второй машины мы выбили заднее стекло. Вытащить Диму через него не удалось. И вот тогда-то (это важно, когда именно, на этом я остановлюсь чуть позже) к нам подошли трое из КамАЗа. Все вместе мы открыли заднюю левую дверь и наконец-то достали раненного Диму.
Я залез в машину, порезал руки о разбитое стекло. Водитель был мертв. Я добрался до Вячеслава Максимовича. Моя одежда была в крови. Кровоточили порезы, но ведь они не могут так сильно -- это слишком. И я увидел… Извините, мне трудно об этом говорить. Я понял -- его больше нет. Выбрался из автомобиля. Навстречу шел Геннадий Удовенко. Я сказал ему об увиденном. Он остановил проходящий транспорт, были вызваны «скорая» и ГАИ.
-- Так что вы имели в виду, говоря, что время, когда у машины появились водитель и пассажиры КамАЗа, очень важно?
-- Хотя бы то, что я с первого дня заявлял следователю и готов утверждать сегодня: когда к «Тойоте» подбежал я, когда мы с моим водителем пытались открыть ее, рядом, на шоссе не было ни одной живой души. А шофер КамАЗа Куделя говорил на следствии, что он, когда его машина перегородила дорогу, бежал навстречу всему, что двигалось, махал руками… И следствие приняло эту версию.
-- А что было дальше -- тогда, на ночном шоссе?
-- Я отвез Дмитра Понамарчука в ближайшую больницу. Дима был в шоке, наверное, не сознавал, что он серьезно ранен, потому что все время спрашивал о своей потерянной туфле -- мол, как пойду, как встану?.. А речь шла не о «встану» -- о срочной операции. Я прятал глаза, хотя врать не очень-то получается. Не хотел перед операцией говорить Диме о произошедшем, все повторял: «С Вячеславом Максимовичем «скорая» работает на шоссе».
Началась операция. А я возвратился на трассу, где случилось, совсем недавно случилось непоправимое.
«Тело Вячеслава Максимовича удалось достать из искореженной «Тойоты» только на рассвете»
-- С помощью другого КамАЗа, который остановился у места происшествия, пытались оттащить КамАЗ-убийцу. Не получилось. Приехал грузовой кран. Им поднимали прицеп, но разбитая «Тойота» поднималась в воздух вместе с соединительным «дышлом», словно прилипнув к нему. Человек десять неслабых мужчин -- милиционеры, водители, в том числе и я -- буквально повисли на «Тойоте». И она наконец-то оказалась на земле. Тело Вячеслава Максимовича было высвобождено из искореженного металла. Уже начинался рассвет.
-- Когда вы начали анализировать произошедшее, к каким выводам пришли, и на чем они основываются?
-- О том, что это -- убийство, я подумал, когда буквально на следующий день после произошедшего министр внутренних дел заявил, что речь идет о дорожно-транспортном происшествии. Как так -- расследования еще не было, вопросов тьма, и вдруг -- такая однозначность? Тем более что и следователь с самого начала упорно не желал принимать во внимание никаких иных версий, отметая все наши сомнения по конкретным моментам, все идеи. Вы думаете, я сейчас начну говорить о значимости личности Вячеслава Максимовича в современном политикуме, о хитросплетениях политических «разборок» тех дней, и на этом строить свои домыслы? Отнюдь. Давайте рассмотрим всего несколько фактов, связанных с самим столкновением, безотносительно к пассажирам врезавшейся в «неожиданный» КамАЗ машины.
Грузовик мог закончить разворот в течение нескольких секунд, что дало бы возможность «Тойоте» спокойно проехать по своей полосе. Но он движение прекратил, перегородив ночную дорогу. Видимость была отличной, то есть, если бы остановившийся таким образом КамАЗ было невозможно заметить, в него врезались бы и мы на второй машине. Но мы же увидели преграду, остановились. Выходит, перед первой машиной преграда возникла неожиданно. «Тойота» врезалась с включенным ближним светом. Каждый водитель понимает, о чем идет речь: если во время ночной поездки по пустой трассе свет переключен с дальнего на ближний -- значит, водитель собирается с кем-то разминуться и переключает свет, чтобы не ослепить. Получается, КамАЗ не загораживал все пространство дороги, то есть Женя Павлов видел реальную возможность разминуться с ним. До неожиданного, убийственного маневра грузовика. Не говоря уже о том, что до сих пор непонятно, почему груженый КамАЗ ночью собирался ехать через всю столицу.
Что же касается удивительных поворотов следствия… Складывается впечатление, что не были произведены элементарные следственные действия. Например, КПП ГАИ возле Переяслава обязан был фиксировать все транспортные средства, двигавшиеся ночью. И когда проводилось партийное расследование, мы просили предоставить нам эти сведения, но их не оказалось.
«Нам пришлось потратить много сил на преодоление скандальной ситуации в партии, а не на расследование гибели Чорновола»
-- А проводя это самое расследование, Рух не ощущал какого-либо политического давления?
-- Как сказать. Мы проводили его вместе с бывшим старшим офицером МВД, руховским активистом Николаем Степаненко. И вот именно тогда в Киевской областной организации НРУ, которую он возглавлял, как по заказу, начался тяжелый, выматывающий раскол, который, кстати, благословил народный депутат Лесь Танюк. И нам пришлось потратить много сил и времени на преодоление скандальной ситуации в партии, а не на расследование. А Николай Степаненко, измотанный дрязгами и скандалами, был вынужден в конце концов уйти с поста главы областной организации, отказаться от активной работы в Рухе.
-- Как вы считаете, есть надежда достать дело «из-под сукна», довести расследование до конца и узнать правду?
-- Думаю, есть и надежда, и основания вернуться к делу. Хотя бы наличие (а теперь отсутствие?) какой-то видеозаписи, которая якобы касалась гибели Вячеслава Чорновола, которую передали Евгению Марчуку и которую он… потерял, «не обратив на нее внимания». Если власти захотят вернуться к объективному расследованию, если смогут это сделать -- есть о чем говорить, есть шанс открыть правду. 19 марта этого года я побывал в Генеральной прокуратуре и в ходе допроса настаивал на отмене решения о прекращении следствия и всестороннем рассмотрении всех возможных версий гибели Вячеслава Чорновола.
-- Получается, вы -- достаточно компетентный свидетель по делу, которое до сих пор вызывает сомнения. Более того, впервые широко «засветились». Извините, быть свидетелем не страшно?
-- Ну, если уж на то пошло, я посредством массовой и популярной газеты сказал людям то, что и так говорил следствию. А по большому счету… Вячеслав Максимович был приверженцем чистой и честной политики. Без внятных ответов на вопросы в связи с его гибелью наша политика вряд ли будет выглядеть хоть чуть-чуть честнее и лучше, чем есть сейчас.
2424Читайте нас в Facebook
