«отец обязательно доживет до ста лет, ведь за него молится сам папа римский! »
В далеком 1943-м помощник начальника оперативного отдела штаба 59-й армии Василий Сиротенко участвовал в военной операции по освобождению Кракова. Тогда-то он и познакомился с работающим на каменоломнях молодым священнослужителем Карелом Войтылой. Для советского офицера это был рядовой эпизод войны. Однако если бы Василий Трофимович в те годы не спас Карела от неминуемой ссылки в Сибирь, неизвестно, как бы сложилась его судьба и кто бы сейчас был главой Ватикана…
«Официальные советские биографы, писали, как водится, что отец вырос в бедняцкой семье… »
Преподавателя Черниговского пединститута Василия Сиротенко призвали в армию осенью 1940 года. Родившийся в апреле 1941-го, его сын Владимир впервые увидел отца лишь в 1947-м, оставшись к тому времени уже без матери.
-- Когда мне еще не исполнилось и года, маме сказали, что отца видели среди военнопленных в Яновском концлагере под Львовом, -- вспоминает Владимир Сиротенко. -- Немцы тогда еще отпускали пленных на поруки родным. Вот и помчалась мама выручать его. Помчалась, чтобы никогда уже не вернуться. Захватившие концлагерь партизаны освободили пленных, а тех, кто с ними не ушел, и сотню женщин-заложниц тут же расстреляли полицаи из охранного Волынского куреня…
Всех близких мне заменила бабушка -- Евгения Львовна Вербицкая-Кулешова. Она меня воспитывала, учила, рассказывала историю нашего рода. Поэтому о дедушке по материнской линии -- авторе первого перевода «Интернационала» Николае Вороном, о прадеде, написавшем строки «Ще не вмерли України нi слава, нi воля, ще нам браття молодiї усмiхнеться доля» Николае Вербицком-Антиохе, о прапрадеде, усыновившем бабушкиного отца Льва Николаевича Кулиша -- Пантелеймоне Кулише, я знаю больше, чем о родном отце. О них, об их друзьях -- Коцюбинских, Подтелкове, Постышеве, Марковиче, Белозерских, Забиле и о Тарасе Шевченко. А об отце бабушке нечего было рассказывать. Он был совсем из другого мира. И известно мне о нем лишь то, что он сам рассказывал во время наших коротких встреч в 1993--1996 годах. Ведь постоянно я с ним жил только с 1948 года, когда он вернулся в Чернигов, по 1951 год. А потом, после ареста моего дяди Евгения Вербицкого, написавшего роман о трех харьковских окружениях, отец вынужден был покинуть Украину.
Родился отец в 1915 году. В советские времена биографы сколько-нибудь известных в стране людей писали, что они родились в очень бедных семьях. И Шевченко, и тот же Кулиш. Правда, если сравнить их жизненный уровень с уровнем жизни нынешнего среднестатистического украинца, покажется, что не так уж они были бедны. У родителей Шевченко, например, их недоброжелатель гайдамака Копий зарезал корову и десяток овец. Много ли у нас нынче селян, которые имели бы столько живности? Да и после переезда в Моринцы родители сразу же купили Тарасу Григорьевичу хату. Я своим детям квартиры купить не могу. Биографы доктора исторических наук Василия Сиротенко писали, что он вырос в бедняцкой семье. Но его отец был сельским стельмахом, а мать получила в приданое больше 10 гектаров земли. Во всяком случае мой «бедняк»-дед смог откупиться от воинской повинности и не служил ни в царской, ни в Белой, ни в Красной армиях.
С восьми лет отца отдали в Любарскую гимназию. Когда началась коллективизация и дед одним из первых вступил в колхоз, шестиклассник Вася Сиротенко стал преподавателем ликбеза -- учил грамоте cедовласых колхозников. Затем окончил рабфак, исторический факультет Киевского университета и работал преподавателем в Черниговском пединституте. Отец выбрал себе тему на всю жизнь -- Древний Рим времен перехода от античности к средневековью. Начал писать кандидатскую. Но после неудачи в финской кампании Сталин начал ротацию офицерского корпуса. Отца призвали. С первых дней войны он был на передовой -- командиром взвода, роты, затем комбатом. В августе 1942 года отца перевели в штаб 59-й армии, вначале старшим офицером связи, а затем помощником начальника оперативного отдела штаба 59-й армии. Основной причиной перевода послужило то, что он знал несколько иностранных языков. Вырос он, можно сказать, в интернациональном селе -- там жили и евреи, и поляки, и чехи. В гимназии он изучал латынь, греческий язык и языки романской группы. А когда в Украину привозили детей из Испании, отец овладел и испанским.
«Освободив фашистских узников, смершевцы тут же начали фильтрацию»
-- В 1943 году отец принимал участие в освобождении Кракова. -- продолжает свой рассказ Владимир Сиротенко. -- И вот что он рассказал мне в 1996 году, когда я поинтересовался, почему это его каждый год поздравляет с днем рождения Папа Римский:
-- Да, соотечественники меня и с праздником Победы частенько забывают поздравлять, а вот Папа Римский -- помнит. Встретились мы с ним, тогда еще, конечно, не Папой, в 1943 году. Я тогда был направлен в Польшу, чтобы изучить обстановку, определить на месте, что нужно для взятия Кракова в целости и сохранности. Мы ведь знали, что город заминирован, и я должен был докладывать, какая конкретно нужна помощь легендарному майору Вихрю, который тогда и майором не был и имя у него было совсем другое… При мне была рота автоматчиков да еще парочку смершевцев прикрепили, чтобы меня контролировать.
В ходе операции мы освободили концлагерь, узников которого фашисты использовали в каменоломнях. Но что значит «освободили». Там остались лишь те, кого немцы не успели убить, отступая. Вместо их охраны поставили нашу. Смершевцы тут же начали фильтрацию: наших -- в спецотдел или в Сибирь, или на фронт, поляков -- в их армию, чехов -- к Свободе, остальных -- на другой фильтрационный пункт, откуда их пересылали союзникам. Говорили все они на разных языках. Несколько языков знал только я. Вот меня и прикрепили на время к этим смершевцам, которые вообще-то были в моем подчинении. Общался я с узниками и без них.
Особо заинтересовал меня молодой священнослужитель Кароль Войтыла, лет на пять младше меня. С ним общались все -- и наши, и чехи, и французы. И с каждым он разговаривал на их родном языке. Пробовал я с ним поболтать, переходя с польского на чешский, немецкий, французский, испанский, латынь, греческий. Говорил он прекрасно на всех. Объяснил, что языки выучил в духовной школе. Сам он поляк, но мать -- русинка, поэтому он так хорошо владеет и русским. Тянуло нас друг к другу. Но ко мне пристали смершевцы -- священник, да еще наполовину русин, то есть с нашей территории, мол, его вполне можно отправить в действующую армию, а если из-за веры своей откажется, -- сослать в Сибирь. Поняв, что если еще хоть день придержу Войтылу при себе, его-таки зашлют в Сибирь, я быстро оформил ему необходимые документы и, дав двоих автоматчиков для охраны, отправил к духовным отцам от греха подальше. Смершевцы, конечно, накатали на меня «телегу», и поехали с охраной в тот монастырь, но Кароля уже и след простыл. Вот и все знакомство.
Демобилизовали Василия Сиротенко только в 1947 году. Вернулся он в Чернигов. Друзья-офицеры привозили домой вагоны трофейного барахла. Он же привез несколько ящиков старинных книг, которые вынес из горящих библиотек. Они и стали фундаментом для будущих кандидатской, а затем и докторской диссертаций. Из-за этих самых книг он и сам чуть не загремел в ГУЛАГ.
-- В 1951 году мой дядя, Евгений Вербицкий, -- продолжает свой рассказ Владимир Сиротенко, -- принес во Львовское издательство свой роман о трех харьковских окружениях, которые ему пришлось пережить. Зашел в здание издательства и… исчез. А у всех наших родственников прошли обыски. Пришли и к отцу. Описали все его драгоценные инкабулы. Стали думать, под какую статью подвести -- антисоветчина или мародерство. Пока решали, отец перевелся в Калугу. Там защитился, стал деканом истфака, парторгом института.
«Чтобы как-то прокормиться, известный всему миру ученый… собирал на пляже бутылки»
Но не суждена была Василию Сиротенко безоблачная жизнь, ведь история далеко не аполитичная наука. Именно из-за своих исторических трудов и имел Василий Трофимович неприятности. В те годы господствовала теория «революции рабов». Марксистско-ленинская историография утверждала, что восставшие рабы присоединялись к захватчикам-варварам, открывали им ворота городов, сдав в конце концов и Рим. Сиротенко же, ссылаясь на старинные фолианты, привезенными с войны, доказывал, что все было совсем иначе. Рабы сражались за города вместе с гражданами -- ведь раб, отстоявший город, получал свободу. Не рабы, а римская знать и сами императоры вступали в союз с варварами ради подавления восставших рабов и инакомыслящих. Римские олигархи роднились с олигархами варваров, вели c ними общие дела и сами сдали Рим.
За такие утверждения ох и досталось же инакомыслящему историку от научного бомонда! Вместо перевода в Москву его отправили в далекую Пермь, на Урал. Проработал Василий Трофимович там заведующим кафедрой всеобщей истории, пока не исполнилось ему 60. А потом страшно затосковал по Украине. С трудом перевелся в Днепропетровский университет, где и проработал с 1976 по 1998 годы. Никогда не думал, что покинет Украину…
-- Но при последней нашей встрече в 1996 году отец жил за счет того, что летом собирал бутылки на пляже, -- продолжает свой рассказ Владимир Васильевич. -- Вдумайтесь! Ученый с мировым именем зарабатывал себе на кусок хлеба вот таким образом! Из университета его «попросили» на заслуженную пенсию. А бывший заведующий кафедрой получал меньше, чем его жена, проработавшая 18 лет медсестрой (я забыл сказать, что отец привез с войны 17-летнюю медсестричку, выходившую его в госпитале). Да и пенсии получали они нерегулярно. Когда он стал буквально пухнуть с голоду, послал запросы в вузы СНГ и получил приглашение в Армавирский пединститут. На скорую руку распродал все, кроме книг, и укатил в Армавир.
Может возникнуть вопрос, почему ни я, ни его дети, оставшиеся на Урале, не помогали отцу в тяжкую годину? До 1996 я мог отсылать ему муку, сахар, картофель. Ведь я тогда ставил по селам безотходные комплексы по своим разработкам. Расплачивались преимущественно натурой, так что было чем помочь. Но в 1996 году колхозы ликвидировали, а новообразовавшиеся коллективные сельхозпредприятия отказались платить долги колхозов. Последнюю зарплату я получил в феврале 1996… Посылки и переводы с Урала тоже не доходили. Не мы, а государство бросило всех на произвол судьбы.
Звонил я отцу недавно -- в День Победы. По ошибке набрал днепропетровский номер. Ответил новый хозяин. Сказал, что получил открытку-поздравление в прочерком вместо фамилии получателя. Наверное, говорит, ее прислали вашему отцу. Связался затем с отцом, рассказал об этом, с позволения сказать, поздравлении открытке. А он даже не обиделся. Просто рассмеялся: «Меня на праздники поздравляет Президент России. Раньше -- Ельцын, теперь -- Путин. И имени отчества не путает… »
У нас он, чтобы выжить, бутылки собирал, а в Армавире его пенсия плюс зарплата составляют 400 долларов в месяц. Он, коренной украинец, стал теперь россиянином. И кто осмелится упрекнуть его в отсутствии патриотизма? Не он отказался от Родины, государство отказалось от него…
По утрам меня будят ссоры бутылко-макулатуросборщиков у мусорных баков. Не бомжи роются там. Бывшие педагоги, инженеры, врачи…
В конце прошлого года профессору кафедры всеобщей истории Армавирского государственного педагогического университета Василию Трофимовичу Сиротенко исполнилось 85 лет. Юбиляра буквально засыпали цветами коллеги и студенты.
-- Чувствую что отец доживет до 100, -- говорит Владимир Сиротенко. -- Он полон сил и замыслов. Обязательно доживет, потому что Папа Римский Иоанн Павел П молится за него и шлет ему Божье благословение.
660Читайте нас в Facebook
