Народный депутат тарас чорновил: «по жуткому стечению обстоятельств мама погибла почти как отец -- под колесами камаза»

В восьмистах метрах от места, где погиб легендарный лидер Народного руха Украины Вячеслав Чорновил, есть небольшой хутор. После случившейся трагедии его хозяева дали хутору название «Чорновил». Прошлой весной сын Чорновила Тарас вместе с однопартийцами засеяли поле рядом с пятым километром трассы Золотоноша--Киев пшеницей, которая была в кузове того самого злополучного КамАЗа, что стал причиной смерти Вячеслава Максимовича. Напомним, водитель КамАЗа начал разворачивать машину на трассе именно в тот момент, когда там проезжал автомобиль лидера НРУ.

Тарас, ставший народным депутатом на недавних довыборах в парламент, говорит, что это засевание было глубоко символичным. Созревшую и убранную пшеницу смешали с другой, передали всем областным организациям НРУ и фермерским хозяйствам -- зерно посеют будущей весной. И, возможно, через десять лет в каждой украинской буханке хлеба будет частичка памяти о Вячеславе Чорноволе. В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Тарас Чорновил без ретуши рассказал о своей нелегкой жизни и взаимоотношениях со знаменитым отцом. Продолжать дело такого легендарного человека всегда нелегко: тебя постоянно сравнивают и замечают лишь недостатки…

«На Львовщине считается дурным тоном поставить гостям на стол «казенку»

-- Тарас, даже не сомневаюсь, что после избрания в парламент перед вами не стоял вопрос, в какую из двух руховских фракций вступить.

-- Конечно, я не мог быть в другой фракции, по другую сторону, чем был мой отец Вячеслав Чорновил. Будем честны сами с собой: одни люди его просто предали, другие же отошли из определенных соображений. Но сегодня уже никто не сомневается в том, что нам нужно воссоздавать единство Руха -- конечно, не чисто механическим слиянием двух структур. Если мы этого не сделаем, проиграет однозначно весь Рух. Да и люди нам этого не простят. Объединение можно начать с тех областей, где практически нет противоречий между двумя организациями. Так, 3 декабря в Золочевском районе на Львовщине пройдет своеобразный «форум единения».

-- А не кажется ли вам, что раскол стал возможен еще и потому, что национальная идея -- обретение страной независимости, за которую со дня создания боролся НРУ, себя изжила?

-- Причин раскола было намного больше, и они куда грязнее. Раскол финансировался извне. Нельзя говорить, что Рух, мол, пошел на уступки власти, но вот нашлись прагматики… А позвольте, где оказались эти «прагматики» потом? Да они по сей день «во власти». Что же касается национальной идеи, то она должна быть реализована во всех социальных программах. Ведь после борьбы за обретение независимости одним из лозунгов Вячеслава Чорновила было как раз построение государства -- «розбудова держави». Это и есть фактическое продолжение национальной идеи, которая, согласитесь, должна выражаться не только в языковой политике, но и в сфере нацбезопасности страны. Ведь еще в 1994 году Рух выступал категорически против приватизации нефте- и газопроводов. И это не всем нравилось.

-- Тарас, как вам удалось выиграть выборы во Львове у таких политических зубров, какими были ваши конкуренты? Причем волна компромата была настолько огромна, что даже докатилась до Киева: мол, Тарас Чорновил -- алкоголик, хулиган и т. д.

-- Тем компроматом мне только помогли выиграть. Все-таки меня во Львове люди знают, и все разговоры о том, что я, скажем, наркоман или же кому-то продался, сыграли, прежде всего, против распространителей этих «сведений». Некоторые говорили, что мне во многом помогло имя отца. А я этого и не скрываю. За меня проголосовали и те, кто не знал меня лично, но был уверен, что сын Вячеслава Чорновола уж точно не станет казнокрадом!

-- Ну а как насчет водочки -- неужто не употребляете?

-- Ну почему же! Как любой нормальный украинец -- на праздниках, днях рождения. За столом никогда не ломаюсь и не придумываю что-то вроде «Ой, я не пью -- у меня печенка!». Гурманских вкусов у меня нет, и когда мы с женой бываем в селе, за милую душу идет тамошняя самогонка. Она имеет свои традиционные 55 градусов, и от нее, извиняюсь, не воняет, как от государственной. И вообще, на Львовщине считается дурным тоном поставить гостям на стол «казенку». Правда, супруга моя не умеет гнать самогонку, да и я, к сожалению, за всю жизнь как-то не научился.

«В 9-м классе за антисоветскую поэму мне «вкатили» полгода условно»

-- Поскольку Вячеслав Чорновил был диссидентом, сидел в лагерях, то, как я понимаю, у вас была трудная юность?

-- Серьезные проблемы начались, когда я стал поступать в вуз. Для меня это было табу, хотя официального запрета, конечно, не было. Могли срезать на предмете, который я знал лучше всего. В общей сложности я поступал раз пять. Ездил даже в Московский университет, пробовал поступать на химфак. Во Львове поступал на психологию, биологию. Но смог поступить только в 1986, когда началась перестройка. Правда, к тому времени у меня было уже достаточно приличное высшее образование: я доставал книги, успел самостоятельно пройти курс журналистики, полиграфии, психологии и много чего еще. Позже я все-таки стал основателем и главным редактором известного львовского издательства. А в детстве все воспринималось по-другому. Я мог прийти в школу и сказать, что у нас вчера дома был обыск. Это было гораздо оригинальнее, чем детские проблемы одноклассников. А обыски, надо сказать, бывали у нас частеньки и длились по 12-13 часов.

-- И что, действительно что-то находили?

-- Только то, что называлось «антисоветчиной» и что при нормальной власти никогда бы не подлежало конфискации: какие-то старые статьи отца, что-то из самиздата… Конфисковывались даже письма, присланные из лагерей и прошедшие цензуру тамошнего начальства. У нас были еще книги, изданные «за польських часiв», до 1939 года. Как-то нашли мою страшно антисоветскую поэму, которая с поэтической точки зрения была бездарна до уникальности. Потом надо мной целое судилище было. Это было в 9-м классе. За ту поэму мне «вкатили» полгода условно. Правда, обошлось, в детскую колонию не забрали, просто поручили школьному военруку взять надо мной шефство. Это было настолько нелепо: человек, который абсолютно не знал истории «народовольцев», брался меня поучать. Да еще и приговаривал: «Плеханов был великий человек, и твой отец великий человек, но оба они пошли не по марксизму». И это при том, что Плеханов никогда не был в «Земле и воле». Зато когда меня исключали из комсомола, весь класс проявил пусть и молчаливую, но солидарность со мной. До этого только я в школе фраерился -- ходил в галстуке. А в тот день все ребята как один поприходили в таких «взрослых» и нелепо смотрящихся галстуках. Это был протест. Знаете, мне было очень приятно.

-- Как к вам относились школьные учителя -- не науськивали против вас детей? Все-таки отец постоянно сидел.

-- Это был Львов, где все прекрасно знали, что происходит в стране на самом деле. Народ-то помнил все голодоморы, расстрелы… Знали люди и о существовании «катiвень» НКВД. Поэтому со стороны учителей притеснений не было. Хотя существовало негласное правило: раз ты не комсомолец, то не можешь иметь «примерно» по поведению, и мне ставили что придется. И еще я почему-то не имел права на «пятерку» по обществоведению, хотя знал его превосходно. Но справедливости ради надо сказать, что все же примерным я и не был. А нервы учителям портил исключительно «на научной основе». Мог, к примеру, сказать, что использовать детский принудительный труд -- на субботниках -- запрещено законом. Я, мол, ходил в юридическую консультацию и узнавал. В школе тогда началась страшная паника. Зато я вычислил, кто среди детей является доносчиком.

-- Неужели были и такие «детишки»?

-- А как же! Я знал, какие доносы в КГБ на меня писали в школе. Например, у нас в кабинете географии висел стенд, посвященный очередному съезду КПСС, и там был раздел об авиации. А я в компании детей возьми и ляпни, что, мол, советские самолеты никогда вовремя не отправляются (знал по собственному опыту, ведь мама меня повозила по стране -- в Среднюю Азию, Якутию, Сибирь, туда, где сидел отец). И что вы думаете? В моем деле фигурировала эта фраза об авиации!

«Мать только спрашивала: «А ты уже готов, как отец, сесть?»

-- А как мама вас воспитывала? Ведь когда отец все время в лагерях, логичнее было бы говорить ребенку (ради его же безопасности), чтобы он вел себя поосторожнее.

-- Отец первый раз сел на полгода, когда мне было три годика. Потом он вышел, но развил активную подпольную деятельность и все время исчезал, отсутствовал по несколько месяцев. А вот в 1972 году уже была «капитальная посадка». Действительно, отца я практически не видел, но у нас в семье был культ Вячеслава Чорновила. И я очень благодарен матери, что она именно так подала мне образ отца. Она мне не говорила: «Не высовывайся». Только спрашивала: «А ты уже готов, как отец, сесть?». Но меня-то ведь посадили бы не к политзаключенным, а в детскую колонию. Это охлаждало мой пыл. Правда, однажды все равно не удержался и разбросал на центральной площади Львова написанные от руки антисоветские листовки. Тогда как раз шла вьетнамская война, и я не мог не написать своеобразное открытое письмо в ООН. К счастью, в КГБ не догадались, чья это была работа. Любил еще из стирательной резинки вырезать тризуб и везде его штамповал, как печать. Сейчас смешно, а тогда за такое сажали. Потом вступил в Украинскую Хельсинкскую группу. Правда, не был официальным членом-подписантом, потому что был еще школьником. Через год всех членов группы посадили, только одной Надежде Светличной власти дали возможность выехать за границу.

-- Получается, что отец вас практически и не воспитывал?

-- Есть такое понятие как «дистанционное воспитание». Если бы он был все время рядом, то воспринимался бы как обычная бытовая фигура. У меня же перед глазами был идеальный образ, который для воспитания значит гораздо больше, чем ежедневные нотации. Когда-то было так называемое длинное свидание (двое суток), и мы с отцом проговорили все время. А уходя, я сказал: вот если бы попросить у гэбистов пленку разговора -- это же готовые лекции для университета по литературе, истории, искусству. Спустя годы я обращался в КГБ за всеми материалами, касающимися отца, но мне отказали. Якобы все дела до такого-то года уничтожены. Конечно, это неправда. На многих из тех дел стоит гриф «хранить вечно». Просто в этих структурах до сих пор продолжают работать те же люди, что и сажали. Может, после них что-то изменится?

-- А как воспринимали родители Вячеслава Максимовича его подпольную деятельность, не отговаривали?

-- Отец закончил школу с золотой медалью, легко поступил в университет, из которого вышел с красным дипломом. Поэтому для родителей первая его «посадка» была трагедией. После освобождения, когда Чорновил наведался к родителям, отец, мой дед, увел его в сад и рассказал, что, оказывается, родной дядя Вячеслава Максимовича был членом партии боротьбистов (была тогда такая левая украинская партия), а в 1937 году был арестован и исчез бесследно. Затем отец отвел Чорновила на местное кладбище и показал могилы умерших во время голодомора. Это было молчаливое одобрение подпольной деятельности сына.

«Мы с отцом действительно подавали документы на выезд в Америку, но из этого ничего не вышло»

-- Не возникало ли в семье мыслей эмигрировать, ведь на первый взгляд подпольное движение не приближало светлого будущего?

-- Тогда КГБ очень пристально изучало, кого можно выпускать в эмиграцию, а кого нет. И Чорновила никогда бы не выпустили на Запад. Мы действительно подавали документы на выезд в Америку, но из этого ничего не вышло. Ведь «оценивали» не только роль отца, но и деятельность матери. Моя мать, Олена Антонив, тоже была известной личностью, активисткой Греко-католической церкви. Эта Церковь ведь долгое время находилась в подполье, была так называемой катакомбной церковью -- с 5 миллионами верующих. А еще мама была распорядителем известного Солженицынского фонда помощи семьям политзаключенных на территории Западной и Центральной Украины. Тайно, по ночам, подпольно иностранные туристы передавали какие-то вещи, деньги, продукты, а мы потом отправляли эти посылки «политическим», у которых вообще не было родственников. На год полагалась одна посылка в 10 кг.

-- Ради Бога, извините за бестактность, но я знаю, что Олена Антонив тоже погибла при каких-то загадочных обстоятельствах?

-- Мама погибла в 1986 году почти так же, как отец, -- под колесами КамАЗа. Но говорить, что все было подстроено, я не могу, хотя находились тогда люди, готовые спекулировать на ее смерти, писали разоблачительные статьи… Но если в случае с отцом это было откровенное убийство (в этом я ничуть не сомневаюсь), то гибель мамы -- это жуткое, фатальное совпадение обстоятельств. Они вышли из такси в том месте, где нет стоянки. В этот момент двинулся поток машин, а с ними -- и трамвай, который в том месте как раз поворачивал на кольцо. Маму ударило отнесенным на повороте последним вагоном трамвая и отбросило прямо под задние колеса КамАЗа…

-- Мама вам рассказывала о том, как они познакомились с Вячеславом Максимовичем?

-- Было начало 60-х. Во Львове даже в советские годы был особый, европейский дух. Поэтому во львовском понимании пойти на чашку кофе -- это было нечто богемное. В «кав'ярнi» Интуриста они и познакомились. Долго говорили об искусстве, литературе, а потом… поженились. К тому времени отец уже писал диссертацию, но от науки его отстранили за «националистическую» деятельность. А в качестве компенсации предложили такую забавную должность -- комсорга правого берега строительства Киевской ГЭС. Но в его работе «комсомолом» и не пахло: отец развернул целую сеть литературных и подпольных политических кружков. Когда мне было две с половиной недели, меня из Львова перевезли на эту ГЭС. Там и прошло младенчество. Как ни странно, помню отца, когда мне был всего год. Он присматривал за мной в каком-то березнячке и читал стихи.

-- Если не секрет, как сложилась ваша личная жизнь?

-- Женат уже второй раз. От первого, кстати, очень интересного брака у меня двое сыновей. Но моя первая жена сейчас замужем в Германии, но сыновья на каждые каникулы приезжают ко мне. После развода сумели сохранить нормальные отношения. А со второй женой мы вместе работали в издательстве. Вот буквально на днях нашему сыну исполнилось два годика. Но жена живет во Львове: я не могу в гостиничные условия перевезти ребенка, да и округ мой там. И несмотря на то, что всем хозяйством парламента сейчас заведует руховец Вячеслав Коваль, я могу попросить у него разве что сигарету, но не квартиру в Киеве. Никогда в жизни у меня не было желания воспользоваться протекцией. Вот знаю, что сейчас сдается дом для депутатов. Казалось бы, что может быть проще -- принести справку из жэка в регламентный комитет, а все руки не доходят. Даже когда был безработным, а отец в это время возглавлял уже облсовет, не попросил у него помощи. Только потом самостоятельно устроился работать -- мелким клерком.

2911

Читайте нас в Facebook