От долгой езды по бездорожью «машина времени» превратилась в троллейбус
«Машина Времени» и «Воскресение», совместный юбилейный концерт «50 лет на двоих» (Дворец «Украина», 12 февраля)
Зритель, пришедший на этот концерт, успел отвыкнуть от Старых Правил и привыкнуть к Правилам Новым. Наверняка, решил он, будет два отделения, и в первом, как бы на разогреве, будет выступать «Воскресение», потом, после перерывчика, «Машина». Таким образом, нелюбителям нудного русского философствования можно переждать первое откровение в буфете. А потом -- как водится, и Макаревич, и новый клавишник Андрей Державин, и «Поворот» в конце -- все долгожданное сразу, во втором. Перерывчик небольшой, как известно.
Здесь, впрочем, москвичи перехитрили попсючую публику. Ценители же «Воскресения» -- а были в зале и те, кто пришел специально на Романова-Сапунова -- получили редкое удовольствие. Концерт был совместным в прямом смысле -- сразу обе группы в полном составе вышли на сцену и играли без перерыва два с половиной часа.
Это был очень странный концерт. Я далек от мысли противопоставлять «чистых бессребреников» «пафосным машинистам». В конце концов, как поется в известной песне последних, «каждый пошел своей дорогой». Но разница ощущений от обеих групп была слишком ощутимой и потому показательной. Одновременность их присутствия усиливала эффект: на сцене были люди одного времени, одного культурного поля ягоды, как говорится, с одними и теми же инструментами, представители, в конце концов, одной школы «московского рока», а эмоции от их выступления -- прямо противоположные. Концерт был один, а такое чувство, будто побывал на двух разных.
Впрочем, было и кое-что общее. По большому счету, две вещи: темы и Моргулис. Дядя Женя, как и полагается связующему звену (Моргулис, ушедший в свое время из «МВ», создал «Воскресение»), сидел на стульчике посередине, меж двух групп. Когда он играл с «Воскресением», брал в руки акустический бас, а когда с «Машиной» -- соло-гитару. Каждая группа играла по три-четыре песни -- по давней традиции квартирных еще концертов. И странным образом степень демократичности каждой группы -- а рок, как известно, ценен именно своим демократизмом, -- проявилась здесь в полной мере. Когда играло «Воскресение», это был настоящий добротный сейшн: каждый, кто был на сцене, -- и сам Макаревич, который проявил себя как мастер гитарных соло-запилов, и все прочие «машинисты» -- мог свободно, в любой момент присоединяться, добавляя в музыкальное полотно «Воскресения» свой неповторимый оттенок, при этом не мешая общему замыслу картины. Выглядели эти импровизации искренне, ненавязчиво и делали честь всем участникам игры. Но как только наставала очередь петь «Машине», словно кто-то невидимый включал метроном: ни единого отклонения, все ноты выверены, ни одного лишнего движения. «Воскресение» получало удовольствие от концерта. «Машинисты» же -- работали. Нет. Отрабатывали.
Это диагноз, как ни печально. На каком-то этапе «машинисты» решили всерьез поиграть в новую игру «Ты и шоу-бизнес». Они сделали свой выбор: рок-н-ролл стал для них работой. Песни Макаревича и прочих при всем при том оставались по-прежнему искренними и узнаваемыми. Но, увы, сохранить при таком напряженном гастрольном графике прежний задор практически невозможно. Начался «чес». «Машина» стала передвижным памятником себе, заложником себя и своего легендарного прошлого, и лепного настоящего. Постепенно в репертуаре «Машины» -- быстрой прежде, легковой «Машины» -- стали появляться громоздкие композиции, куплеты в которых, словно прицепные вагоны, скрипели на поворотах и тормозили движение. «Машина Времени» постепенно превращалась в рейсовый автобус, потом в троллейбус, поезд (»Проводница! Пр-р-роводница! Опца-дрица!.. ») времени, тянувшиеся без прежней скорости, уже не сворачивая, по заданному маршруту, в соответствии с гастрольным графиком. Если музыканту самому не в кайф играть, то и мы это остро чувствуем. Если все надоело, либо нужно бросать, либо… забыть о кайфе и играть себя, узнаваемых, застывших на постаменте. Поэтому даже прежние песни «Машины» -- «Марионетки», «Вагонные споры», «Поворот» -- песни великие, ставшие песнями времени, -- и те звучали в исполнении авторов как-то чуждо, словно не ими все это было написано. Еще бы: между теми людьми, которые их написали, и теми, которые их исполняют сейчас -- пропасть.
Видимо, именно это остро почувствовал врожденный пофигист Подгородецкий, и это стало главной причиной его ухода из коллектива: чтобы продолжать работать на рынке, нужно вести трезвый образ жизни и пахать ежедневно. Подгородецкому были известны эти правила, но он привык, в первую очередь, получать удовольствие от того, что делает. Он действительно начал пропускать концерты, срывать запланированные встречи, но делал он это скорее подсознательно. Потому что явственно ощутил: меняется дух группы, а это уже не шуточки. Пофигизм часто спасал группы от пафосной рутины и засахаривания. Усидчивость, работоспособность и аккуратность -- само по себе хорошо, но вот парадокс: этим чаще всего пытаются компенсировать талант. Работоспособность Державина «Машина» предпочла таланту Подгородецкого.
Клавишник же Державин -- столь же прямолинейно мыслящий, как и певец Державин. Зато у него не бывает запоев и он не пропускает репетиции. «Машина времени», таким образом, без преград превращается в машину по производству «хитов». Новые песни «Машины», повторяю, все еще остаются животворящими, но уже за исключением некоторых произведений. В частности, новая песня Моргулиса «Когда мы сойдем с ума» вышла на редкость невнятной и нудной. Зато другая -- программная вещь Макаревича «Эпоха Большой Нелюбви» -- получилась в духе прежней, былой «Машины».
… »Воскресение» же играло в акустике, свойственной русскому року. Все их песни сплетались из едва заметных нитей в скромное, но дорогое платье. Их творчество -- как нечто постоянное, незыблемое, от одного осознания этого становится на душе легко и просто. От выступления «МВ» осталось только чувство обиды, досады и чего-то еще -- неприятного, вязкого, когда понимаешь, что ничего нельзя вернуть.
… С журналистами Макаревич говорил один, неохотно и очень недолго. Это была одна из самых постыдных пресс-конференций, которые мне довелось посетить. Причем обе стороны словно дополняли друг друга: «журналисты» -- в основе своей юные девы, воспитанные на рекламе «Тик-така», задавали вопросы типа: «В каком амплуа предстанет Андрей Макаревич» или «О чем вы думаете во время пресс-конференции». Макаревич же ни в коей мере не демонстрировал пренебрежение и безразличие к прессе, нет -- он просто являл собою пренебрежение. «Чем предыдущий, на Пасху, концерт «Машины» отличался от нынешнего?» -- «Кроме «Воскресения» -- ничем».
«Facty i kommentarii «. 18 февраля 2000. Культура
360
Читайте нас в Facebook
