Чтобы усыновить брошенных ребятишек, херсонская учительница музыки вынуждена судиться с городскими властями
Беспрецедентный иск предстоит рассмотреть Комсомольскому районному суду Херсона. Семья Панько, в которой уже подрастают трое приемных детей, добивается разрешения взять на воспитание еще нескольких сирот, но местная власть всячески противится этому. Недавно исполком городского совета официально отклонил очередную просьбу супругов. Недолго думая, чета обратилась в суд, где и намерена опротестовать несправедливое, по их мнению, решение мэрии.
Каждый вечер Валентина садилась за пианино и подолгу играла -- а души сирот потихоньку оттаивали
«Спинка прямая, плечи дышат, ручки кругленькие!» -- усаживая за пианино новичка, педагог-музыкант Валентина Панько всякий раз ждала чуда. «Может, этот?» -- с надеждой всматривалась она, заранее готовясь удивляться и благоговеть, если… Но профессия ничего такого ей не подарила.
«Мужская любовь могла бы все поправить», -- подшучивали над ее честолюбивыми мечтами подруги, намекая на переходящее в опасную стадию девичество. Но Валя не страдала от пресловутого женского одиночества.
Потом Петр назовет любовь к Вагнеру и Брамсу «бабской дурью». Но несмотря на это, их поздний брак окажется на удивление удачным. Правда, супругам не суждено было иметь детей, и Валентина с Петром решили усыновить ребенка. Планировалось, что жена объедет окрестные детские дома, интернаты и присмотрит музыкально одаренного сироту. Первым к ней подвели худенького хромого мальчика: «Вот Ваня, его никто не хочет брать, он калечка». Конечно, они уехали домой вместе с Ваней, она даже не развернула бумаги мальчика, в которых после слова «диагноз» следовал длинный список недугов. Отсутствие у паренька особых талантов не помешало супругам полюбить и усыновить Ванечку.
Впрочем, мысль о самородке, открытом и воспитанном обыкновенной преподавательницей музыки, вновь и вновь вынуждала Валентину Саввичну отправляться в приюты: хоть и не удавалось ей найти там себе ученика, она всякий раз возвращалась в семью с кем-то из детей. Так в доме Панько появилась стриженная наголо Юлька -- девочка, на глазах у которой пьяный сожитель зарезал маму. За обедом она требовала кусок побольше, приговаривая: «Хочу быстрее вырасти и расправиться с дядей Сережей!». Славик, появившийся после Юльки, тоже пережил страшную драму: убив отца, его мама сбежала из дому, заперев маленького сынишку и огромного пса в одной комнате с окровавленным трупом. «Я не знаю, куда исчезла собака, но каждый вечер Слава плакал и требовал найти Султана», -- вспоминает Валентина. Она понимала, что эти травмы будут залечиваться долго. Ведь даже самое невинное ее требование почистить зубы встречало у Славика резкий отпор: «Сейчас брошусь на угол кровати и вспорю себе живот!» Но каждый вечер женщина садилась за инструмент и подолгу играла. Взгляды сирот теплели, их души потихоньку оттаивали.
Кроме двух скромных зарплат и нескольких комнат в коммунальном доме, у Панько отродясь ничего не было. Чтобы не бедствовать, они завели козу Белку, десяток кролей и ограничили свои расходы самым необходимым -- исключением стали только билеты на концерты, в цирк, кино. Доить, стряпать, шить -- огромная армия малознакомых глаголов ворвалась в жизнь Валентины Саввичны. Но профессия осталась главным: она горевала, когда из-за отсутствия учеников в Херсоне прекратили набор скрипачей, впадала в отчаяние, что у самой уроков становилось все меньше.
… Они врываются с громким криком, с топотом и смехом, звякая ранцами -- двое десятилетних темноглазых мальчишек и девочка чуть постарше. «Мама, в школе все в порядке», -- кричат дети с порога. Зная, что я пришла послушать семейный оркестр, Петр ухмыляется: мол, видите, наши детишки настоящие дворовые сорванцы. Пообедав, ребятня рассаживается за инструментами, настраивает их. Серьезная, настоящая музыка заполняет старый дом. «Это только начало», -- как будто говорят Юлькины глаза, заметив мое удивление. А для подобного колдовства всего-то и нужно -- исписанный нотами лист да шесть лет огромного труда.
Едва ли не в первый свой приезд в Херсон Витя стал называть Петра папой, а Валю мамой
Против козы и петуха, на которых держалось хлипкое благополучие многодетной семьи, взбунтовалась фирма, делившая с ней дворик, -- Панько перекрыли ей выход из дома. Петру пришлось выбить дверь в противоположном его конце. Вале в суде удалось отстоять «владения», и фирмачи съехали. После чего женщина выставила претензию мэрии возместить потраченные на ремонт арендованных помещений деньги. Тогда, похоже, власть впервые обратила внимание на странную семью, затаив подозрение: а не замыслили ли здесь улучшить жилищные условия за счет приемных детей?
Так или иначе, но когда Валентине по-настоящему улыбнулась удача и она в Цюрупинском интернате для детей с тяжелыми отклонениями в развитии наконец-то нашла Витю Коренева -- как утверждают специалисты, украинского Робертино Лоретти -- и попыталась его усыновить, Цюрупинский отдел опеки сразу же вернул ей документы. При этом ей намекнули, что проблему необходимо решать в Херсоне. Комиссия за комиссией принялись изучать нищенский уют приземистого старинного домика. Депутаты и чиновники заходили, когда им вздумается, заглядывали в кастрюли, оценивали чистоту постельного белья, заносили в протоколы любой огрех.
-- Если бы город нам хоть копейкой помог, тогда я могла бы понять такое пристальное внимание, -- удивляется Валентина. И тем не менее она решила отступить. Стала ездить к Вите просто так. Читать ему книги, рассказывать истории. И лед тронулся -- постепенно ей разрешили брать мальчика на праздники и на каникулы домой.
Родители бросили Витю в раннем детстве по причине детского церебрального паралича и отставания психического развития в стадии дебильности. Но будто компенсируя отобранное, Бог наградил мальчишку глубоким красивым голосом и кристальной чистоты интонированием.
-- Изумительный дар! -- утверждает Валентина Саввична. -- Вот как странно: где не сеяно -- растет!
Едва ли не с первого приезда в Херсон ребенок стал называть Петра папой, а Валю мамой: свое же усыновление он уже второй год считает делом решенным. «Мне огромных усилий стоит скрывать от него, что не все так просто», -- вздыхает Валя.
На осенние каникулы, когда она вновь приехала за Витей, ей впервые не дали мальчишку. «Как не дали?» -- удивились дома. -- Почему? Ведь мы его так ждали! Ведь ему у нас хорошо!» Что ответить? Пряча полные слез глаза, она молча обняла ребятню и крепко прижала к себе.
12-летний детдомовец написал письмо Президенту и отдал маме: «Отошлешь!» Валентина Саввична показывает мне исписанный детскими каракулями листок -- она решила не давать ему ход. Зачем? Руководство интерната может обидеться на мальчика, а ему там жить.
-- Наивно думать, что голос у Вити останется таким же, -- сказала мне директор интерната Анна Грибовская. -- Он еще будет ломаться.
Безусловно, наивно, но это наивность добра и любви. Всякий раз, когда ясного ответа нет, решай в пользу того, что считаешь лучшим. Сейчас лучшим и самым необходимым для Вити Валентина находит музыкальное образование, которого мальчик лишен.
-- Пока я тут два года воюю, время уходит, -- сокрушается педагог. -- Время даже Витю ждать не станет.
Одна из причин, по которой Панько отказывают в усыновлении Вити, -- низкая материальная обеспеченность семьи. Здесь, действительно, дети не едят раннюю клубнику и поздние яблоки. Валентина считает, что решить проблему можно, получив статус семейного детского дома, чего она и добивается. В ответ же ее то направляют на психолого-педагогическую комиссию, то предлагают… переехать жить в село.
«Зачем тетю Валю ругают? Она добрая!»
Эти одноэтажные дома построены в самом центре шумного города еще в начале века -- в одном из особнячков и родилась Валя, здесь подрастают их с Петром дети. В сумрачной прихожей ничего не разобрать, лишь полоска света видна у двери.
-- О! Прямо к чаю! -- радостно бросаются мне навстречу мальчишки.
-- Вот в этой комнате, -- заводит в детскую Валя, -- до войны жила бабушка Исаака Дунаевского. Накануне оккупации Херсона композитор приезжал за ней, хотел забрать с собой, но старушка не согласилась бросать дом. А осенью сорок первого у наших ворот остановилась «душегубка», полицаи бросили в нее пожилую женщину и повезли на расстрел. В ее комнате поселились другие жильцы, а в 1953-м она была выделена моим родителям.
При вечернем освещении, когда Валя садится играть, ей порой видится мелькание темных юбок давней хозяйки -- несуществующее как будто материализуется.
-- Я думаю, что появление детей здесь тоже неслучайно, может быть, оно задумано ЕЮ. ОНА и Витю мне прислала. Чтоб я сослужила службу учителя, ведь сам он из себя Карузо не сделает, -- версия Валентины Саввичны, то есть даже и не версия, а так, ассоциация, и сама похожа на обрывок очаровательной мелодии.
Между тем домишко старинной постройки, в стенах которого смешались обыденность и тайна, стал нынче предметом судебного разбирательства. Никто не может принудить горисполком отменить решение об отказе Панько в открытии на базе их семьи детского дома. Но опротестовать его в части якобы непригодности жилья для этой цели они попытались через суд. Что он решит, сказать трудно. Все технические экспертизы супруги делают за свой счет. Хотя зарплату Петр уже давно получает исключительно продуктами, а Валя в этом году и вовсе осталась без уроков, они выложили 100 гривен за выводы эксперта, признавшего, что особняк еще крепкий и семейный детдом мог бы в нем разместиться.
-- Примириться с решением властей мы никак не можем! Что сказать Вите? -- теряется Валентина Саввична.
Вполне допускаю, что дом -- лишь уловка. Власть настораживает другое: нищенский уют, полуголодная жизнь семьи да и характер Валентины Саввичны, которая чуть что за защитой своих прав обращается в суд. Ее считают странной. Сегодня все, что не отмечено жаждой благополучия и богатства, кажется странным. Ну разве можно считать нормальной ситуацию, когда беспризорники, каким-то образом узнав о доброй музыкантше, приходят к ней, их тут кормят и не отказывают в крове? Недавно 12-летняя Вера Саинсус преодолела почти 100 километров, убежав из дому, где ее избили, и двое суток кружила по Херсону в поисках дома Панько -- когда-то в нем ее уже пожалели. Верочку пришлось отправить в приют. «Летом у нас уже были большие неприятности из-за того, что мы приняли двух ребятишек. Семью обвинили в укрывательстве детей, хотя мы и заявили в милицию, что к нам прибились беглецы», -- рассказывает Петр.
Я нашла Веру в приюте. Девочка рассказала, что мама заставляет ее попрошайничать, избивает, если милостыни не хватает на водку. Веру в приюте хорошо знают, она здесь не первый раз.
-- К маме я не хочу возвращаться, -- плачет девочка. -- Я все равно убегу. Мечтаю жить у тети Вали, но она говорит, что ей не разрешают меня взять. Мы с ней летом писали диктанты, она читала мне книжки. У нее так хорошо!
Вере предстоит отправиться в детдом. Хотя государство давно признало, что воспитание в семейном детском доме -- лучше детдомовского, и от лозунгов перешло к делу. Но Испанией, как известно, правит Бог, а провинцией -- ветер с Атлантики.
Позицию мэрии согласился прокомментировать заместитель городского головы по вопросам гуманитарной политики Андрей Яценко:
-- Никто не спорит: детям в семье Панько хорошо, в принципе, мы за то, чтобы на этой базе создать детский дом. Другое дело, что сейчас в городской казне необходимых средств нет, ведь бюджет выполняется всего на 70%.
Есть и иное существенное препятсвие: взять еще одного сироту супругам не позволяем не мы, а жилплощадь. Семья разрослась, дом же остался маленьким, прописать здесь еще кого-то означает ущемить права живущих там ребятишек. Мы предложили родителям компромиссное решение -- переехать в пригород, но они отказались. Иной вариант, на котором настаивают Панько, противозаконен, ибо достроить или перестроить дом невозможно -- он признан ветхим.
Позицию мэрии я бы сформулировал так: детский дом на базе семьи Панько можно открыть в том случае, если супруги согласятся переехать.
578Читайте нас в Facebook
