Роман Виктюк: «Тельце Хазанова требует еды, поэтому он ест все, а потом мучается»
Большим концертом в родном Театре эстрады Геннадий Хазанов отметит свое 65-летие. Вместо спектакля будут воспоминания и приветствия юбиляру от друзей — актеров, режиссеров, коллег по эстрадному цеху. Хотя последнее время Хазанов не выступает в юмористическом жанре. Он играет в серьезных спектаклях, иногда соглашается на роли в кино, но больше руководит. Геннадий Викторович шутит, что стал взрослым не по годам. Добрая половина его поклонников прекрасно помнит популярные монологи «Попугай», «Кот», «У ты какая», «Нужная фамилия»… Как и знаменитый режиссер Роман Виктюк, одним из первых разглядевший талант большого актера в «студенте кулинарного техникума»…
«Гена был адски терпеливым и всегда напоминал мне ребенка, обожающего репетировать»
— Первый раз я увидел Геннадия Хазанова, когда он читал свой знаменитый монолог «студента кулинарного техникума», — рассказывает Роман Виктюк. — Это было жутко смешно и уже тогда очень талантливо. А через некоторое время Гена сам попросил меня работать с ним. Именно я ставил его первые номера, готовившиеся по текстам Михаила Жванецкого.
- Это было еще до вашего совместного спектакля «Очевидное — невероятное»?
— О чем вы говорите, конечно! Первый спектакль Хазанова назывался «Мелочи жизни». Его режиссером был не я, но когда зашла речь о второй масштабной работе, тут-то Гена обо мне и вспомнил. Спектакль назывался «Очевидное -невероятное». Он шел на сцене Театра эстрады, в него включили самые известные номера Хазанова. Это был 1983 год. Мы с Геной разбирали каждую сцену буквально по крупинкам: от текста до мельчайших деталей декораций. На следующий день после премьеры Хазанов проснулся знаменитым. Спектакль принес ему моментальную славу!
- Но, как известно, именно «Очевидное — невероятное» не понравилось комсомольскому руководству. Спектакль на некоторое время даже был запрещен.
— Действительно, возникли некоторые вопросы. Поэтому мы решили, что спектакль должен выпустить человек, который возьмет на себя все проблемы, связанные с комсомольскими начальниками. Им стал режиссер Театра имени Моссовета Павел Хомский. Он согласился с поправками, которые предложило руководство, полностью оставив мою режиссуру. И потом на протяжении своей концертной деятельности Гена исполнял эти номера с большим успехом. На некоторое время после этого мы перестали общаться в творческом плане. Это был ход во спасение. Лишь через несколько лет снова стали творить вместе, потому что Гена понял: в эстраде именно я могу предложить новый путь, которым раньше никто не пользовался.
- Что же это за путь?
— Мы решили отойти от общепринятого канона, когда эстрадный артист стоит перед микрофоном и читает текст. Я включил тело актера, музыку, мизансцены, действие. Но самое главное — режиссерское решение номера.
- Хазанов не раздражал вас как актер?
— Боже упаси! Он был адски терпеливым и всегда напоминал мне ребенка, который обожает репетировать. Гена ставит массу вопросов, не доверяет сам себе. Поэтому моя задача заключалась в том, чтобы утвердить в нем уверенность: он талант.
- Известно, что вы не очень-то обходительны с актерами. Доронина вспоминала, как вы кричали на нее: «Старая, бездарная, жирная!.. »
— На Гену совершенно не приходилось кричать. Тем более, что в работе с эстрадным артистом есть свои нюансы, ты ведь с ним один на один. Это как в детском саду, когда берешь ребенка из группы и начинаешь с ним заниматься. Правда, мне приходилось находить такую форму, чтобы Гена полагал, будто все придумал именно он. Он становился главным создателем, а я как бы со стороны ему помогал. Получалось, я был для Хазанова зеркалом, в которое он смотрелся и видел, как меняется буквально на глазах. Тогда Гена был совершенно счастливым, чувствуя себя творцом.
«Преподаватель Хазанова говорила ему: «Слушай Романа, он что-то знает»
- У вас есть любимая миниатюра Хазанова?
— Я люблю все, потому что каждая из них давалась Гене с большим трудом. В 1987 году, помню, он предложил мне снова поработать вместе. Мы делали спектакль «Масенькие трагедии». Это была очень сложная, тяжелая «ноша»: гениальный текст Гоголя, огромные декорации. На сцене я сделал своеобразную кибитку, которая возила Гоголя по стране, и он видел все беды и радости государства. В основе спектакля было религиозное начало — над всем, что происходит с нами, есть божественный верх и он все определяет. Представляете, это во времена Советского Союза, в театре, расположенном рядом с Кремлем. Смелость какая! После одного из выступлений за кулисы пришел Аркадий Райкин и признался: «О таком спектакле я мечтал всю жизнь… »
- Но постановка ведь получилась совершенно не смешной?
— В том-то и была моя и Генина смелость. Публика, которую он привадил к себе, требовала веселья. Самое страшное, она хотела животного смеха, беспричинного. А этот спектакль заставлял думать — совершенно новый ход, открывший на эстраде еще одно направление. На премьеру целыми автобусами из Подмосковья приехали поклонницы Хазанова в таких пушистых шапках. Они, конечно, настраивались на то, что у нас в Украине называется «реготом». А этого не было! После премьеры женщины ринулись к служебному входу, и когда мы с Геной выходили из театра, он прятался за мою спину, тыкал в меня пальцем и кричал: «Это все он, он, не я!» Я ему тихо шептал на ухо: «Посмотри, какого ужасного цвета и качества шапочка на той, что стоит справа… » А он в ответ: «Ты лучше взгляни на ту, что слева». Так мы развлекали себя и хохотали, а поклонницы не понимали, чему мы смеемся в ответ на их претензии.
- Так вот кто стоит за тем, что Хазанов практически ушел с эстрады в драматический театр?
— Совершенно верно. Тот спектакль и грустнейший «провидческий» текст Гоголя его перевоплотили. Учительница Хазанова Надежда Слонова из циркового училища, которая всегда верила в Гену, говорила ему: «Слушай Романа, он что-то знает… »
- Кстати, Геннадию Викторовичу так и не удалось поступить ни в один театральный вуз Москвы.
— Гена часто об этом вспоминал, тем более, что у меня был еще один ученик, добрый друг — Фима Шифрин. Когда Фима поступал в Вахтанговское училище, ему сказали: «С таким лицом на сцене делать нечего». Он окончил мой курс и в поставленном мною спектакле «Я тебя больше не знаю, милый» в Театре Вахтангова именно Шифрин играл главную роль. И на поклоне, когда у него был бешеный успех, я ему тихо говорил: «Это и есть твой ответ тем, кто когда-то сказал, что твое лицо не подходит к русской сцене».
- У Хазанова были те же проблемы?
— Абсолютно! Поэтому Фима и Гена — два крыла одной судьбы в моей судьбе. И вот так всю жизнь я летаю. Когда им нехорошо, они обращаются ко мне, я набираю полные легкие воздуха и начинаю их поднимать, вселяя веру…
- И давно они к вам в последний раз обращались?
— Что касается Гены, ситуация, в которой он находится сейчас, являясь руководителем театра, все время требует моей «подпитки». Хазанова не понимают те, кто считает, что Театр эстрады подходит лишь для развлекательного жанра. А Гена продолжает играть в драматических спектаклях. Путь непростой, ведь актерское сердце Хазанова очень требовательно и серьезно.
«Гена все предсказания астрологов держит в тайне»
- Существует версия, что все юмористы в обычной жизни люди скучные и невеселые.
— Гена совершенно не такой. Он не устает острословить 24 часа в сутки. Первого декабря у него день рождения, а накануне он мне звонил, спрашивал, что приготовил для него Валя Гафт. Гена знает, что мы с ним дружны. Именно в этот день у Гафта будет спектакль, и я со сцены Театра эстрады зачитаю поздравление от нас двоих. Это и будет нашим подарком юбиляру, я уже предвкушаю, как «взорвется» зал после оглашения текста. Валя ведь гениален.
- Значит, на этот раз юбиляр останется без подарков — ваших знаменитых изысканных шарфиков?
— У Гены совершенно другой вкус. За тем, как он выглядит и что надевает, следит его жена Злата. Встречаясь в Израиле, мы часто вместе выбираем Гене одежду. Он очень любит строгость. Все должно быть в одном стиле: брюки, пиджаки, туфли, даже носочки в тон. И обязательно белая рубашка с галстуком. Такой, знаете, довоенный стиль. Я, бывает, кричу: «Гена, война закончилась, пора бы уже присмотреться, как меняется жизнь вокруг!» Но он меня не слушает.
- Зато, говорят, следует наставлениям астрологов.
— Совершенно верно. Я тоже очень суеверен и дружу с астрологами. Правда, все предсказания астрологов Гена держит в тайне. Хотя, что там предсказывать, я все о нем знаю. Прелестный ребенок из детского сада. И пока остается это ощущение, что у него не забрали игрушки, он счастлив. На рабочем столе Гены в театре, как у любого малыша, должен быть категорический беспорядок. Да и дома у него тоже не лежат аккуратно сложенные листочки, все разбросано по квартире. Бывает, договариваемся читать какой-то кусок текста, я прихожу к нему домой, и мы часами вместе ищем, куда же Гена его подевал. Это бесконечная история. Но именно ощущение детства, которое он не теряет, дает ему творческие силы.
- Одно время Геннадий Викторович очень гордился своей дочерью-балериной.
— Я помню Алису еще совсем ребенком. Конечно, Гена и Злата вселяли в нее веру, что она будет второй Майей Плисецкой. Алиса училась в училище, в Большом театре была дружна с Майей Михайловной. Потом уехала в Америку осваивать современный балет. Но в конце концов решила, что балет — не ее будущее. Злата с Геной не стали ей перечить. Пусть каждый играется в своей песочнице…
- Со своими игрушками.
— Совершенно верно. И по особым правилам. Это касается абсолютно всего — от творчества до бытовых вопросов. Кстати, как актер Гена абсолютно не прихотлив. Нет, он, конечно, следит за своим тельцем. А оно требует еды и побороть это желание Гена не может. Поэтому ест абсолютно все. Правда, потом мучается и запивает съеденное разными отварами и таблетками, чтобы сбить калорийность. Это тоже напоминает мне детскую игру. Как и вся его жизнь гениального актера.
2171Читайте нас в Facebook
