В Бориспольском аэропорту таможенники едва не довели Виктора Некрасова до слез, когда стали отбирать у него орден, полученный за оборону Сталинграда
Свою первую книгу «В окопах Сталинграда» Виктор Некрасов написал в 1946 году и получил за нее Сталинскую премию. На несколько лет она стала писателю охранной грамотой.
Первый партийный выговор Некрасову вынесли при Хрущеве. Никита Сергеевич был возмущен заступничеством писателя за фильм Хуциева и Шпаликова «Застава Ильича», а также очерками о заграничных путешествиях, в которых Некрасов описал то, что видел сам, а не то, что хотели видеть идеологи. Хрущев распорядился выгнать его из партии. Но тут за писателя вступился лидер итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти. Никита Сергеевич не захотел портить с ним отношения, и тогда ограничились выговором Некрасову.
Писателя, вступившего в КПСС в отбитом у фашистов Сталинграде, исключили из партии уже при Брежневе. Квартиру Некрасова обыскали, а самого в течение шести дней вызывали в КГБ. Под давлением этой грозной организации Виктор Платонович был вынужден эмигрировать.
Как он прожил свои последние месяцы на родине, загнавшей его в ловушку? Не так давно СБУ рассекретила серию архивных документов, по которым можно реконструировать события тех дней. Картину дополняют регулярные донесения о действиях Виктора Некрасова председателя украинского КГБ Виталия Федорчука и его заместителей первому секретарю ЦК КПУ Владимиру Щербицкому. «Летописцы» из госбезопасности оставили нам бесценный материал для понимания личности выдающегося писателя-киевлянина и времени, в котором он жил.
Выжить Некрасову помог… некролог
Первое упоминание о слежке за Виктором Платоновичем находим в большом обзорном документе под названием «Информационное сообщение».
| «Первому секретарю ЦК Компартии Украины Владимиру Щербицкому. Совершенно секретно. 23 марта 1973 года. Комитет госбезопасности при СМ УССР располагает данными о том, что Некрасов Виктор Платонович… на протяжении ряда лет систематически общается с иностранцами, в том числе с представителями антисоветских идеологических центров, получает от них антисоветскую литературу, сообщает им клеветническую информацию об СССР, занимается хранением и распространением рукописей идейно враждебного содержания. Так, в ноябре 1968 года он встречался с туристом из Франции, представителем НТС (»Народно-трудовой союз» — политическая организация русской эмиграции. — Авт.) Стефаном Келларом, который интересовался у него формами «протеста», приемлемыми в настоящее время в СССР, а также судебными процессами над Даниэлем, Синявским, Галансковым, Караванским и др… Председатель Комитета госбезопасности при Совете министров УССР В. Федорчук». |
Процесс по обвинению литераторов Андрея Синявского и Юлия Даниэля, о котором упоминает Федорчук, проходил в 1965-66 годах и был одним из первых громких дел, с которых начинается отсчет диссидентского движения. Виктор Платонович не мог остаться в стороне. Много позже, уже во Франции, он сдружился с Синявским, жена которого Мария Розанова рассказала удивительную историю.
Спустя год после начала парижской жизни Виктор Платонович оказался на операционном столе с перитонитом. Хирург уже сообщил родным и друзьям, что положение больного безнадежно, и Андрей Синявский написал… некролог. Друзья возмутились: некролог — при жизни?! Синявский объяснил, что знает одно средство от смерти — это некролог живому, он попробует таким образом заговорить смерть. Чудо свершилось — Некрасов выжил.
«Этот человек ничего не боится. Ничего! И никого!» — восхищался писатель академиком Сахаровым
Хотя первое упоминание о слежке за Некрасовым относится к 1968-му (году «Пражской весны»), можно предположить, что «присматриваться» к нему начали намного раньше. Особую ненависть властей вызвало его выступление на импровизированном митинге по случаю 25-й годовщины массовых расстрелов в Бабьем Яру. Виктор Некрасов первым заговорил об этой трагедии.
| Из информационного сообщения Виталия Федорчука Владимиру Щербицкому 23 марта 1973 года: «В августе 1969 года Некрасов несколько раз встречался с чехословацким военнослужащим А. Фантитом, находившимся в командировке в Советском Союзе, в беседах с ним в присутствии своих знакомых высказывал симпатии антисоциалистическим силам Чехословакии, передал цветы на могилу Яна Палаха (совершившего акт самосожжения в знак протеста против вторжения советских танков. — Авт.). Портрет Я. Палаха постоянно находится на письменном столе в квартире Некрасова». |
Встречу с чехословацким военнослужащим Виктор Некрасов описал в рассказе «Быль». Правда, в рассказе «для конспирации» чех назван инженером. Цветы на могилу Палаха Виктор Платонович действительно передал и сам возложил самодельный венок к могиле Неизвестного солдата в киевском парке Славы, воткнув в землю красную картоночку с надписью: «Яну Палаху и всем борцам за Свободу». На следующий день картоночка исчезла, но цветы еще дней десять постояли, писал он.
О том, что «Быль» не плод писательского воображения, говорит не только донесение КГБ, но и фрагмент книги Владимира Войновича «Антисоветский Советский Союз».
«Перед моей первой и единственной туристической поездкой на Запад, в Чехословакию, я позвонил Вике в Киев.
— Володька, — закричал он в трубку. — В Праге обязательно зайди к Антончику. Ты знаешь, Антончик это такой парень, такой парень, советскую власть ненавидит так же, как мы.
Признаться, я думал, что после такой рекомендации меня, по крайней мере, снимут с поезда. Обошлось».
В квартире Некрасовых на Крещатике, 15 не закрывалась дверь, здесь гостили киевляне, иностранцы, москвичи. «Наблюдатели» тоже не сидели без дела. Секретными осведомителями были, похоже, и домашние подсадные утки, и топтуны из наружки. Использовались телефонные жучки или другие прослушки, вскрывалась почта.
| Из информационного сообщения Виталия Федорчука на имя Владимира Щербицкого: «Совершенно секретно. Некрасова посетили академик Сахаров и его жена Боннэр… Некрасов, как и Сахаров, в процессе беседы допускал клеветнические измышления о советской действительности, выражал возмущение по поводу судебных процессов в отношении лиц, занимающихся антисоветской деятельностью». |
Андрей Сахаров и Елена Боннэр, зарегистрировав 7 января 1972 года брак в одном из районных загсов Москвы в присутствии не только своих свидетелей, но и полудюжины гэбистов, в тот же день вылетели в Киев повидаться с Виктором Некрасовым.
В книге «Воспоминания» Андрей Дмитриевич рассказал о той поездке: «Некрасов встретил нас радушно, и мы сразу прониклись взаимной симпатией. Он поводил нас по горячо любимому им Киеву».
Виктор Платонович, не однажды смотревший в лицо смерти, восхищался Сахаровым: «Этот человек ничего не боится. Ничего! И никого!»
Едва Сахаров с женой уехали домой, кагэбисты нагрянули в квартиру насмерть перепуганной 20-летней машинистки Любы Середняк. Нашли то, что искали: рукописи пяти рассказов, приготовленных к перепечатке. Их тексты хранятся в материалах дела.
| Из протокола допроса Л. Середняк 18 апреля 1972 года: «11 января 1972 г. Глузман Славик (так называли Семена Глузмана многие знакомые. — Авт.) передал мне пять документов (рассказов. — Авт.) Некрасова Виктора Платоновича, которые я должна была размножить в двух экземплярах каждый. Передал он мне: «Король в Нью-Йорке», «Быль», «Все ясно!», «Мраморная крошка» и «Ограбление века», последний я начала печатать, но не закончила в связи с обыском. Остальные тоже не успела отпечатать по той же причине». |
Сильнее всего следователя «зацепил» рассказ «Ограбление века». В нем Некрасов изобразил себя грабителем квартиры классика украинской советской литературы Александра Корнейчука. В результате хитроумной операции автор-грабитель заставляет Корнейчука перечислить свои астрономические капиталы в Фонд мира, добиться признания заслуг Солженицына и Дзюбы и освобождения из лагерей Синявского и Даниэля.
Некоторое время Некрасов был заместителем Корнейчука в Союзе писателей Украины. Их отношения испортились в разгар кампании борьбы с космополитизмом. Некрасов отказался осудить коллег, обвиненных в этом «страшном грехе». На том собрании председательствовал Корнейчук, и непокорный Некрасов был внесен в черный список. На другом собрании, где с подачи Хрущева и Подгорного «песочили» уже Виктора Платоновича, Корнейчук заорал на своего бывшего зама: «Вы не виляйте, а прямо скажите, как вы относитесь к критике Никиты Сергеевича!»
Не обладая некрасовским чувством юмора, можно и не отличить правду в его произведениях от вымысла. Рассказ «Ограбление века» назвали в КГБ «документом» и дотошно сличали описанные эпизоды с реальностью. Например, эпизод, где «грабитель» назначает Корнейчуку встречу на пляже.
«Избрал я это место по двум причинам, — говорится в рассказе. — Во-первых, чтобы он не мог подъехать на машине и малость размялся по песочку под палящим солнцем неожиданно жаркого в этом году мая. Во-вторых же, просто захотелось посмотреть на «голого короля» — кстати, к трусам никак уж не прикрепишь лауреатских медалей».
«Рассказ о Корнейчуке я слышал в Москве со слов писателя по имени Иван. Проживает он где-то в Якутии»
На рассказах не было фамилии автора. А Семен Глузман категорически не подтверждал по-казаний машинистки. Вызвали жену Некрасова — Галину Викторовну Базий. Пока была жива мама, Виктор Платонович ни за что не хотел связывать себя брачными узами, отшучивался: мама напрасно мечтает о моей женитьбе, не понимает, как он о ней заботится, не приводя в дом невестку. С актрисой Криворожского драмтеатра Галиной Базий Виктор Некрасов был знаком с довоенного времени. Но Галина Викторовна переступила порог дома 59-летнего Виктора Платоновича, когда ей исполнилось 56, а его мама упокоилась на Байковом кладбище.
В КГБ Галине Базий предъявили рукопись мужа. Она твердо ответила: «Этих рассказов никогда не видела и не читала». Виктор Платонович тоже стоял на своем: рассказы не мои, ничего такого, что в них написано, в действительности не происходило. И это была чистая правда.
| Из протоколов допросов В. П. Некрасова 15 и 27 мая 1972 года: «Не было случая, когда бы я встречался с Корнейчуком А. Е. на пляже в Киеве и предъявлял к нему политические требования в отношении осужденных Даниэля и Синявского или в отношении Дзюбы и Солженицына». «Рассказ о Корнейчуке, его содержание я слышал в Москве со слов писателя по имени Иван, фамилию его не помню. По национальности он якут, проживает где-то в Якутии». |
Это, конечно, была насмешка: попробуй найди Ивана на бескрайних просторах Якутии!
Большая часть следующего, 1973-го, года ушла у властей на то, чтобы исключить Некрасова из партии. В январе 1974-го к нему в квартиру пришли с обыском. Обыск длился сорок два часа без перерыва на обед. Изъяли семь мешков с книгами, журналами, рукописями, письмами. Затем последовали долгие изнуряющие допросы. Один из них продолжался 12 часов…
После шестого дня допросов Некрасов принял решение покинуть СССР. Его дядя Николай Ульянов, живший в Швейцарии, выслал частное приглашение сроком на два года. Очевидно, к великой радости КГБ, Щербицкого и Брежнева.
Последние дни Виктора Платоновича в СССР отслежены КГБ так полно, что по ним можно писать его биографию.
| Из информационного сообщения С. Крикуна, заместителя председателя КГБ при Совете Министров УССР Владимиру Щербицкому 3 сентября 1974 года: «Совершенно секретно. В процессе дальнейшего оперативного наблюдения за писателем Некрасовым В. П. установлено, что с 3 по 18 августа сего года он вместе с женой находился в городе Москве, где по предложению поэта Евгения Евтушенко проживал у него на даче. В Москве Некрасов встречался с академиком Сахаровым и рядом враждебно настроенных лиц из числа его окружения, в том числе с писателями Войновичем В. Н., Лунгиным С. Л., Копелевым Л. З… 25 августа сего года в беседе со Снегиревым Г. И. заявил: «Насчет возвращения говорить не будем, это мы все придумали, чтобы легче было уехать»… В контролировавшемся нами разговоре со Снегиревым, касаясь мотивов своего выезда за границу, Некрасов заявил, что он решился на этот шаг, так как считает, что «лучше умереть от тоски по Родине, чем от ненависти к ней». |
И вот в посольстве Швейцарии в Москве получена въездная виза, куплены билеты на самолет.
| Из информационного сообщения на имя Владимира Щербицкого 13 сентября 1974 года: «Совершенно секретно. В Москве 8 сентября сего года… под предлогом проводов Некрасова собралось около 30 человек его единомышленников и близких связей, в том числе известные органам КГБ своими идейно вредными проявлениями писатели Войнович, Корнилов, супруги Лунгины, Копелев, Евтушенко, а также связи Сахарова — Альбрехт и Твердохлебов… 12 сентября к Некрасову из Москвы (в Киев. — Авт.) прибыли жены писателей Е. Евтушенко и С. Лунгина, которые вместе с жителями города Киева Вединым, Лапиным, Снегиревым, Ткаченко и др. (всего 15 человек) провожали его и жену в аэропорту Борисполь». |
В донесении ничего не говорится об эпизоде бориспольских проводов, который едва не довел Некрасова до слез. Таможенники стали отбирать у него орден, полученный за оборону Сталинграда: «Нет разрешения». Виктор Платонович достал свою книгу «В окопах Сталинграда» и проткнул ее обложку орденом: «А так выпустите?!»
Последние 13 лет своей жизни он прожил в Париже, где провел первые четыре года детства.
Незадолго до отъезда Некрасов побывал на приеме у секретаря ЦК КПУ по идеологии Маланчука. Валентин Ефимович поинтересовался планами писателя. Некрасов в шутку ответил, что хочет, как Герцен, написать «Былое и думы», поездить по миру, посмотреть корриду. И все выполнил.
После корриды в Таррагоне Некрасов купил красочную открытку, хотел послать по адресу: Киев, ул. Орджоникидзе, ЦК КПУ, тов. Маланчуку… Но не смог вспомнить инициалы партийного руководителя. Открытку он так и не послал.
1884Читайте нас в Facebook
