Леонид Губерский: «На Колыме замначальника лагеря особо строгого режима спросил меня: «Хочешь, с людоедом познакомлю? Вон, смотри, на пилораме работает…»
Немного найдется в Украине занимающих высокие административные посты академиков, с которыми можно беседовать не один час, и, что поразительно, скучно при этом не будет. К таким самородкам относится и Леонид Васильевич Губерский, за многочисленными регалиями и званиями которого скрывается глубокая и тонко чувствующая натура. Да и биография у ректора Киевского национального университета имени Тараса Шевченко довольно бурная, изобилующая неожиданными поворотами. И на саксофоне в оркестре играл, и коровники в Казахстане строил, и под водой в танке ездил. Губерскому прочили блестящую военную карьеру, но он предпочел стать философом.
С 1973 года Леонид Васильевич работает в КНУ имени Тараса Шевченко. Прошел все ступеньки университетской карьеры — от скромного ассистента до директора престижного Института международных отношений. В ноябре 2008-го его на семь лет избрали ректором. Обычно весьма неохотно рассказывающий о себе, Леонид Губерский открыл «ФАКТАМ» неизвестные ранее подробности своей жизни.
«На саксафоне и кларнете играл в клубах, в эстрадных оркестрах. А некоторое время подрабатывал и на танцплощадках»
— Леонид Васильевич, как юбилей будете отмечать?
— Вторник — рабочий день, и я, как всегда, приду в университет. Никаких грандиозных, пышных мероприятий не планирую. Вечером отмечу праздник в кругу семьи. Кто из товарищей придет поздравить, буду только рад. Выпьем по рюмке. Что ж, мы не люди? (смеется).
— А что вам обычно дарят? Говорят, однажды огромный бильярдный стол презентовали…
— Прямо как в той шутливой поговорке — чем дальше в лес, тем толще партизаны. На самом деле коллеги подарили маленький бильярд для моего четырехлетнего внука. Мне же на день рождения несколько раз презентовали очень хорошие и красивые кии. К сожалению, в последнее время в бильярд играю очень редко. Времени нет. Хотя раньше увлекался им достаточно серьезно. Среди сотрудников университета ежегодно проводим чемпионат по бильярду — «Кубок ректора». В этом году я не играл, но в следующем надеюсь поучаствовать в состязаниях.
А вот коллеги-рыбаки дарят мне разные рыболовные снасти и снаряжение. Ведь кроме бильярда я увлекаюсь ловлей карпа. Но один подарок друзей на 60-летие запомнился особенно — саксофон.
— Вы играете на саксе?!
— Когда учился в миргородской школе, за сельхозработы колхоз премировал нас духовыми инструментами. Мне достался кларнет. И я фактически самостоятельно овладел этим редким по тем временам музыкальным инструментом. В старших классах даже выступал в миргородском Доме культуры. Затем появился саксофон, я и его освоил. Первым делом разучил джазовую композицию «Караван» знаменитого Дюка Эллингтона. Играл в составе эстрадного оркестра, выступал в клубах, некоторое время подрабатывал и на танцплощадках.
В армии саксофон пришлось сменить на рычаги танка. Правда, когда поступил в университет, снова стал иногда играть, благо этот инструмент нашелся в вузе. Потом началась аспирантура, наука, другие важные занятия и об увлечении музыкой пришлось забыть. Но своего саксофона у меня никогда не было. Поэтому очень обрадовался, когда мне его подарили. Сейчас играю на саксе для себя, для души.
— А ваша супруга Лариса Павловна интересовалась, что вам на день рождения подарить?
— У нее большая фантазия, так что, полагаю, меня ожидает сюрприз. Дочка тоже над подарком размышляет. Кстати, я в магазинах редко бываю. Супруга сама покупает мне костюмы, галстуки, рубашки… Если не подходят, меняет. А все вопросы, связанные с празднованием юбилея, волнуют ее больше, чем меня. Она очень беспокоится, как отметить скромно, но в то же время красиво и вкусно. Жена отлично готовит разнообразные салаты, мясные и рыбные блюда (сам я хоть и рыбак, но рыбу не люблю), интересуется новыми рецептами. Это у нее от ее мамы, дай Бог ей здоровья, которая любит и умеет вкусно готовить. А дома у нас просто море книг по кулинарии.
*Леонид Губерский: «Когда видишь, как реализуются твои планы, — это самая главная награда и подарок в жизни»
— Вы родились в страшный для страны 1941 год. Родители рассказывали, как выживали во время войны?
— Отец ушел на фронт в первые дни войны, когда моему брату Виктору было два годика. Я родился спустя три месяца. Немцы уже оккупировали Миргород. У нас был небольшой дом и коза. Мама, царство ей небесное, доила ту бедную козу чуть ли не по 10 раз в день! Большая часть эсесовцев прошла мимо Миргорода. Рассказывали, что в соседних селах и городах они детей в колодцы бросали. Во время облав или бомбежек мама хватала нас и пряталась в окопах или погребе. Так что выжили мы в той страшной войне благодаря маме и козе. Никого у меня в Миргороде не осталось, вот только мамина могилка, на которую я приезжаю…
«Когда предложили работать сменным инженером на сахарном комбинате имени Ленина, испугался. Ведь мне тогда было 18 лет»
— Какой эпизод из детства вам особо запомнился?
— Помню, как отец вернулся с войны, и я пошел в первый класс. Мне тогда еще и семи лет не исполнилось. Так сложилось, что через несколько лет мы с мамой остались втроем. И я, и брат учились в школе хорошо, а после уроков шли помогать маме на кирпичный завод. Хата наша была старенькой, а на заводе за месяц работы разрешали выписать за свои деньги тысячу кирпичей. Так мы понемногу начали строиться. Бедная мама на том заводе круглый год работала — таскала тяжеленную тачку с кирпичами.
После школы встал вопрос, куда пойти учиться. Мама к тому времени работала в райпотребсоюзе и получала всего 45 рублей. А для учебы в большом городе нужны были деньги. Поэтому мы с братом остались в Миргороде. Я поступил в керамический техникум. Окончив теплотехническое отделение, получил направление в Харьковский сахсвеклотрест. Там в отделе кадров мне предложили работать сменным инженером на сахарном комбинате имени Ленина, где была большая теплоэлектроцентраль (ТЭЦ). Честно признаться, немного испугался. Мне ведь тогда было 18 лет, и вдруг такая ответственная работа! Но ничего, вроде получилось. Кстати, инженерам давали отсрочку от армии, но я отказался от брони и пошел служить. Направили меня в танковый учебный центр «Десна» в Черниговской области.
— О строгих порядках и жесткой дисциплине в «Десне» ходили легенды. Вы тогда уже знали армейскую поговорку по поводу этой учебки: «Лучше ж… сесть в костер, чем пойти служить в Остер»?
— В начале 1960-х годов такой присказки еще не было (смеется). Как не было солдафонства, «дедовщины», деления на «стариков» и «салаг». Наоборот, сержант заменял солдатам отца и мать. Если курсант не отдавал честь старшему по званию, его могли «попросить» три раза пройти по плацу строевым шагом с поднятой на уровне виска рукой. Но никакого рукоприкладства, издевательств — все было строго по уставу. Тогда это было уникальное подразделение! Если заканчиваешь на отлично сержантскую школу, можешь сам по желанию выбрать место, где служить дальше. Я 10 месяцев учился на механика-водителя. Окончил школу с отличием и попросился в Харьков, где на заводе работал брат. Думал поехать в танковое училище механиком-инструктором.
Но не сложилось. Когда подавал рапорт, командир батальона подполковник Оноприйчук Андрей Васильевич мне сказал: «Губерский, останешься служить заместителем командира взвода. Кругом марш!» Признаться честно, три года службы не были мне в тягость. С удовольствием водил танки, много раз Десну под водой преодолел — туда и назад. Мама два благодарственных письма от командования получила, мой портрет висел на доске почета возле штаба полка.
Может, потому и любил армию, что мне всегда нравились организованность, порядок и чистота — мама приучила. На третьем году службы меня избрали секретарем комсомольской организации батальона, экстерном сдал экзамены за военное училище. Когда поступил в университет, пришли документы о присвоении мне первого офицерского звания — младшего лейтенанта.
«В Магаданской области я командовал стройотрядом, а будущий министр образования Василий Кремень был комиссаром. Заработали там прилично»
— А почему вы связали свое будущее не с армией, а решили поступать на философский факультет?
— Меня с детства привлекали гуманитарные науки. Отец, царство ему небесное, имел три класса образования, мама — семь, поэтому помочь мне в учебе не могли. Когда занимался в школе, я много читал, в том числе газету «Правда», ее выписывал мой дедушка. Больше всего мне нравилась последняя страница с новостями о международных событиях. Поэтому я еще в детстве знал по именам всех президентов, руководителей зарубежных компартий и тому подобное. В воинской части, где я служил, была хорошая библиотека, и интерес к гуманитарным наукам только усилился. Ходил и на курсы литературы, истории, языка, которые вели жены офицеров.
Однажды прочел в справочнике, что в Киевском госуниверситете есть факультет международных отношений, и загорелся мечтой поступить туда. Но когда приехал подавать документы, оказалось, что факультет расформировали. Надо было снова решить, куда поступать? Поскольку меня больше интересовали закономерности развития исторического процесса, система и структура международных отношений, я сдал документы на историко-философский факультет, набрал 14 баллов из 15. Через год ист-фак отделили, но я остался на философском. Жил в общежитии с такими же, как я, только что демобилизованными тремя армейцами. Стипендия тогда была 35 рублей. Мы сбрасывались по десятке, покупали на эти деньги суп в брикетах, хлеб, масло и чай. Только этим я первый год и питался. Слава Богу, что одежда у меня была. В армии я как старший сержант, а затем старшина получал 13 рублей 50 копеек в месяц. На эти деньги купил себе брюки, заячью шапку и пальто. После первого курса прибился к старшекурсникам и поехал с ними в Казахстан, на целину. Наш отряд строил коровник. Я и каменщиком работал, и плотником. Когда сегодня рассказываю своим студентам о том, что мы кроме этого успевали выступать с лекциями, концертами и еще стенгазету выпускали, они удивляются.
— Сколько заработали?
— Я в жизни столько денег не видел — одну тысячу сто пятьдесят рублей! Но ведь и работа была адская — с 6 утра и дотемна. Многое приходилось делать вручную. В Киев возвращались изрядно похудевшими, а руки еще долго гудели от бетонных и земляных работ. Привез с целины маме платок из козьего пуха за 90 рублей, а уже дома купил отрез на платье и песцовый воротник для пальто. Сам приоделся, накупил много книг по философии, а оставшиеся деньги положил на сберкнижку. Снимал ежемесячно по 15-20 рублей — существенная добавка к моей стипендии. Так что на втором году учебы я зажил по-богатому (смеется). После второго курса снова поехал на целину, но уже бригадиром стройотряда, после третьего — отправился в качестве командира… Последний мой выезд состоялся после того, как окончил аспирантуру и уже преподавал в университете. Поехали в Магаданскую область на прииск имени Гастелло, но не золото добывать, а жилые дома строить. Я был командиром стройотряда, а будущий министр образования Василий Кремень — комиссаром. Заработали там прилично.
— С местным населением не конфликтовали? Все-таки край лагерей и бывших заключенных…
— Сначала, конечно, ужаснулся, узнав, что большинство жителей поселка, где мы работали, — бывшие заключенные, отсидевшие по 15-20 лет, — продолжает Леонид Губерский. — Но мы быстро с ними подружились. Помню одного бывшего разведчика, который, по его словам, 10 лет провел в лагере за то, что ему во время войны «языка» не удалось привести. На поселении жило много украинцев, все держали теплицы. В первый же день нашего приезда принесли целую миску помидоров.
Недалеко от строительного вагончика находилось общежитие для освободившихся заключенных. Кажется, они должны были полгода поработать, и если за это время у них не случалось проколов, их отпускали домой. И вот поселились там два уголовника, отбывших большие сроки за убийство. Я с ними провел политбеседу: «Работайте хорошо, у вас же есть родственники, скоро домой поедете». Они со всем согласились: «Конечно, командир, о чем речь!» Кончилось тем, что мои «подопечные» напились и начали за кем-то с топором гоняться. Приехала милиция, и они отправились назад на зону. Причем ехали радостно. Они просто не могли уже жить на воле и, возможно, специально пьяный дебош устроили, чтобы вернуться в привычный для них мир.
В 12 километрах от нас располагался лагерь особо строгого режима, где содержались рецидивисты. Замначальника лагеря, старлей Витя, приехал как-то к нам в стройотряд и предложил мне экскурсию по своему хозяйству. Поехали. Зэки веселые все ходят, без тени уныния, посвистывают. «Землячок, дай закурить», — говорит мне один. Я тогда еще курил, протянул ему пачку «Столичных». «Из Киева приехали?» — спрашивает. Откуда, думаю, знает? Чудеса, да и только! Сидит, траншею копает и дальше спрашивает: «А откуда ты родом?» Я говорю: «С Полтавщины». «Так и я тоже — родился в Ромодане» (городок в Миргородском районе. — Авт.). Отвечаю: «У меня дядька в Ромодане живет по фамилии Кочубей, сцепщиком вагонов работает». «Знаю, — говорит. — Федором зовут». Вот ведь, думаю, какие парадоксы бывают. «А чего вы тут?» — спрашиваю. «Да, — говорит, — 10 лет отсидел, вышел, поехал к дочке в Днепропетровск, жил у нее неделю, не поладили со знакомым, так я его убил». И так спокойно все это рассказывает.
Потом вышел повар в белом высоченном колпаке, тоже из уголовников-рецидивистов, кричит сопровождавшему меня замначальника лагеря: «Командир, когда с земляком на обед придешь? Я сегодня вкуснятину приготовил!» А Витя говорит: «Хочешь, людоеда покажу?» Я думал, шутит. Подходим к пилораме, там обычный такой мужичок работает, бревна с напарником подает. «Ну, как дела, Людоед (его все так называли), норму повышаешь?» — спрашивает старлей. «Порядок, командир», — отвечает. Оказалось, он однажды с двумя подельниками захватили грузовик, который приехал за пиломатериалами, пробили машиной ворота и рванули в тайгу. А есть-то нечего, сначала вдвоем одного зэка съели, а потом и второй пошел «на обед». Третий беглец все же вышел к поселку, и его вновь арестовали. У меня мороз пробежал по коже, когда эту историю слушал. С виду вроде бы нормальный человек, ходит себе, на пилораме работает, посмеивается…
*Леонид Губерский: «Я несколько раз виделся с Фиделем Кастро.А в мае этого года в Киев приезжал его сын Фиделито — копия отца.Я принимал его в университете, так даже обомлел, когда увидел»
— Леонид Васильевич, в конце 1970-х годов вы работали советником Центрального университета Кубы. Остров Свободы вас сильно впечатлил?
— Куба нуждалась в разных специалистах, в том числе и философах. Москва отправила запрос в Киев, и наш университет рекомендовал меня. Три месяца в Белокаменной учил испанский язык, но полностью овладел им только на Кубе. До этого я уже бывал в загранкомандировках, общался с иностранцами, но кубинцы ни на кого не похожи — совершенно удивительный народ. Они веселые, искренние, как дети, шумные и очень дружелюбные люди с колоссально высоким уровнем патриотизма. Лозунг революции 1959 года Patria o muerte! (Родина или смерть!) до сих пор в душе каждого кубинца. На Кубе есть хижины без окон, дверей и даже без москитных сеток, но нет ни одного дома, в котором не висел бы портрет Че Гевары. До сих пор всем советую почитать письма Эрнесто жене и детям, они опубликованы в серии «ЖЗЛ». Я многое видел в жизни, попадал в сложные ситуации, но когда читал эти письма, было чуть не до слез. Настолько проникновенно и трогательно писал Эрнесто.
Моя жена, в начале не зная ни слова по-испански, очень скоро научила наших кубинских соседей варить борщ. Несмотря на карточную систему, бедность (мы обслуживались в спецмагазинах), все островитяне аккуратисты. К нам в коттедж приходил рабочий, чтобы проверить, все ли у нас работает. В дырявой майке, но лицо тщательно выбрито, посыпано тальком и благоухает.
Советских граждан кубинцы особенно уважали, считая их своими. Да и мы кубинцев чужими не считали. Был такой анекдот: «Кто напился? Да иностранные студенты и один наш. Кто такой? Да кубинец». Я несколько раз виделся с Фиделем Кастро. Все к нему обращаются на «ты» и очень уважают. В мае этого года в Киев приезжал его сын Фиделито — копия отца. Я принимал его в университете, так даже обомлел, когда увидел.
— А порыбачить на Кубе получилось?
— А как же! По нашей просьбе, несмотря на известные трудности, кубинские товарищи выделяли нам раз в месяц небольшую шхуну с экипажем из четырех человек. Ну и наших любителей рыбалки собиралось человек пять. Для борьбы с «морской болезнью» брали на шхуну ром, ящик льда, пару ящиков пива, рыбку для наживки и выходили в море на всю ночь! Обматываешь палец изолентой, чтобы леской не пораниться, наживку на большой крючок и — в воду. Я такого изобилия рыбы никогда не видел: белая, желтая, синяя, зеленая. Брали по три, пять, десять килограммов.
Однажды под утро у меня клюнуло так, что я чуть за борт не свалился. Поймал рыбу, которую местные называют сьерра (королевская макрель. — Авт.), весом 65 килограммов. Втроем баграми вытаскивали! Когда порубили, мясо само от хребта большими кусками отваливалось. На вкус, как свинина.
А лобстеров кубинцы ловили только на продажу, за валюту. Бросают в воду покрышку, как от колеса нашего трактора «Беларусь», и когда в ней собираются ракообразные, поднимают, достают улов и снова опускают. Кстати, однажды меня электрический скат током лупанул! Видел также огромную акулу. Местные их как огня боятся. Говорили, было много случаев нападения акул на людей. Но наши все равно далеко заплывали. Кубинцы только качали головами: «Советико…» Я спрашивал: «А почему вы не плаваете далеко?» — «Пелигросо, опасно!» — «Так вы же революционеры!» — «Так вы больше революционеры, чем мы, поэтому не боитесь».
— Признайтесь, высокопоставленные чиновники, друзья-знакомые часто донимают просьбами поспособствовать их детям при поступлении в университет? Как выкручиваетесь в таких случаях?
— В этом плане проблемы практически сняты, сегодня введено тестирование. Иногда приходят ко мне с невысокими результатами в сертификатах, а я говорю: «Рад бы помочь, но, увы, ничего не могу поделать!» Но добрым советом, консультацией всегда помогаю. Поверьте, в моей практике были случаи, когда детей некоторых высокопоставленных людей из университета за неуспеваемость отчисляли. И ничего страшного: как видите, никто меня не расстрелял.
Если бы вы знали, сколько сегодня у нас учится интересных, умных, талантливых детей… Взять хотя бы студентов механико-математического факультета, которые несколько лет подряд золотые медали на международных олимпиадах получают. Сейчас мы строим стадион, отремонтировали красный корпус университета, переделываем библиотеку, в каждом общежитии открыли спортзалы… Капитальный ремонт в студенческих столовых сделали. И это нормально, так и должно быть! Ведь университет — это храм. И наш коллектив это понимает. Когда видишь, как реализуются твои планы, — это самая главная награда и подарок в жизни. Ради этого стоит жить!
За все в этой жизни бесконечно благодарен своей матери, моей семье, школьным и университетским учителям, настоящим товарищам и друзьям, коллегам по работе…
2561Читайте нас в Facebook
