Олег Басилашвили: «В отличие от моего героя Cамохвалова, я вовсе не противник служебных романов»
Вряд ли авторы пьесы «Сослуживцы» (поставленный по ней спектакль несколько лет шел на сцене Театра имени Моссовета) Эмиль Брагинский и Эльдар Рязанов предполагали, что снятый по этому произведению фильм ждет такой грандиозный успех. Премьера «Служебного романа» состоялась в Москве в ноябре 1977 года. По итогам
«Любовь, как гроза, может настигнуть человека везде»
— Олег Валерьянович, ваш герой Юрий Григорьевич Самохвалов, мягко говоря, не очень приятный человек.
— Эльдар Александрович давал мне преимущественно отрицательные роли, за что я всегда был ему благодарен, ведь в советское время только в отрицательных ролях была правда.
— Но ваши герои получались такими обаятельными.
— А как же. Отрицательный персонаж обязан быть симпатичным, ему должны верить.
— В фильме Рязанова не один, а два служебных романа. Просто один (Калугина и Новосельцев) — счастливый, а другой (Рыжова и Самохвалов) — несчастливый. Как думаете, почему ваш герой не ответил на чувства героини Светланы Немоляевой?
— Тут много составляющих. Самое главное — служебный роман мог помешать карьерному росту Самохвалова. У него жена, дети, он член партии, которая, как известно, осуждала связи на стороне и уходы из семьи. Служебный роман — пятно на биографии, он затруднит, а то и вовсе остановит путь Самохвалова наверх — в министерство статистики, о котором Юрий Григорьевич так мечтает. И ведь человек-то он неплохой. Служит честно, в делах и бумагах у него полный порядок, взяток не берет. Единственный его недостаток — карьеризм. Любит ли он жену? Неизвестно. К Оле тоже испытывает какие-то чувства, но отодвигает их на второй план.
— Тем не менее, когда мимо проходит молоденькая сотрудница, живо интересуется у Новосельцева: «Как фамилия девушки?»
— Да, он ходок.
— Выходит, если бы на месте Оли Рыжовой была
— Возможно, но только не в стенах своего учреждения, это для Юрия Григорьевича табу. А вот где-то на стороне он не прочь завести интрижку. Правда, будет опасаться, чтобы никто не узнал. Самохвалов трусоват, на безрассудные поступки не способен.
— Значит ли это, что вы, как и Самохвалов, противник служебных романов?
— Боже упаси! Знаю, что сейчас многие компании не поощряют личные отношения между своими сотрудниками, но мне это кажется глупостью. Если я действительно полюбил женщину, а она ответила мне взаимностью, что же нам теперь, увольняться? Почему мы не должны быть вместе? Наша любовь мешает работе? А если, наоборот, помогает? Любовь, как гроза, может настигнуть везде. Она непредсказуема, ее нельзя ограничить рамками указов и постановлений.
Что же касается ситуации в нашей картине... Не забывайте, что роман Оли и Самохвалова давно кончился. Он женился на другой. Все забыл, а теперь они опять встретились. Рыжова его по-прежнему любит, но это же ее проблема. Для него былое чувство, видимо, простое увлечение, поэтому ему легче от него избавиться. Но все равно я пытался как-то оправдать Самохвалова. В эпизоде, когда он думает о Рыжовой, дал понять, что ему тоже грустно. Правда, он быстро берет себя в руки. Не думаю, что Оля совсем уж ему безразлична, просто он борется со своим чувством.
«В известном мюзикле Леонида Квинихидзе „Небесные ласточки“ моим голосом говорит персонаж Сергея Захарова»
— Сейчас все актеры разделились на тех, кто снимается в сериалах, и тех, кто откровенно их презирает. Вы себя к какой категории относите?
— Я в сериалах снимаюсь еще со времен «Вечного зова» — одной из первых российских «мыльных опер». Там я играл царского следователя Лахновского, опять-таки персонажа весьма неприятного. Но поскольку действие начиналось в 1905 году, а завершалось в
— Часто ли вам приходилось озвучивать других артистов?
— Это судьба многих актеров, и я не исключение. Например, в известном мюзикле Леонида Квинихидзе «Небесные ласточки» моим голосом говорит персонаж Сергея Захарова. Он ведь певец, поэтому драматические сцены у него не получались, и мне пришлось кое-что подправить. Дублировал я и других артистов, но что интересно: мог озвучивать только русских. С таким прекрасным актером, как Донатас Банионис (я пытался озвучивать его в фильме «Мертвый сезон»), ничего не получилось. Если я хорошо играл, то начинал... говорить с акцентом, как и он. Если же говорил без акцента, то играл плохо.
— Один из ваших героев, булгаковский Воланд, советует Маргарите никогда ни у кого ничего не просить. Думаете, можно прожить жизнь, ни разу ничего не попросив?
— Очень в этом сомневаюсь. Каждый из нас что-то просит, пусть не словами, так делами: один вылизывает задницу начальству, другой выкрикивает фальшивые лозунги. Не могу назвать ни одного человека, в том числе и себя, который мог бы позволить себе роскошь ничего не просить. Может быть, только в театре я независимо себя вел. Хотя нет, один раз со мной такое было. Как-то пошел к Товстоногову просить повышенную зарплату: «У меня двадцать восемь спектаклей в месяц, Георгий Александрович, прибавьте, пожалуйста!» На что Гога ответил: «Почему вы не даете нам возможности самим об этом подумать?» И я ушел.
— Начальство подумало?
— Да, через полгода повысили зарплату.
«Мы с приятелем заступились за девочек, к которым приставали хамоватые молодые люди, а они оказались сотрудниками КГБ»
— От цензуры в советское время страдать не приходилось?
— Случалось. В фильме Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово...» мой герой Мерзляев должен быть военным чином из жандармерии. Проще говоря, сотрудник КГБ времен царизма в знаменитом голубом мундире. Помните слова Лермонтова «И вы, мундиры голубые, и ты, им преданный народ»? Для меня уже был сшит мундир с эполетами, я в нем выглядел весьма представительным. Но товарищи из КГБ, прочтя сценарий, поставили условие: «Мерзляев не должен быть сотрудником жандармерии». Кто же он тогда? «Пусть будет просто чиновник», — ответили КГБисты. Даже через столько лет блюдут честь своего мундира. А мой мундир с меня сняли, одели в штатское. Но мне кажется, так даже интереснее, в конце концов, эти товарищи всегда действовали в штатском.
— А какие у вас отношения с людьми из этого ведомства?
— Не очень хорошие, как и у всех. Хотя один из служащих Комитета госбезопасности спас мне жизнь. Мне тогда еще и двадцати лет не было, мы с приятелем заступились за девочек, к которым приставали хамоватые молодые люди, оказавшиеся сотрудниками госбезопасности. В общем, арестовали они нас и под дулом пистолета куда-то повели. От наших конвоиров пахло водкой, и мы понимали, что на снисхождение с их стороны рассчитывать не придется.
Не знаю, чем бы все закончилось, если бы мы не встретили пожилого человека — начальника этих двоих. «В чем дело?» — строго поинтересовался он. «Да вот, — ответил один из чекистов, — поймали диверсантов, которые подкладывали бомбу под дом Василия Сталина». Тогда все понимали, что это значило. За организацию теракта полагалось «десять лет без права переписки», то есть расстрел на третий день. Начальник послушал, внимательно на нас посмотрел и забрал у своих подчиненных наши паспорта. Потом приказал своим: «Спасибо, товарищи, можете идти. Я их сам доставлю, куда надо». Дождался, когда коллеги завернут за угол дома, и сказал нам: «Идите отсюда к... такой-то матери, чтобы я вас никогда тут больше не видел!» Как мы дунули! Никогда в жизни я так быстро больше не бегал.
3508Читайте нас в Facebook
