Анатолий Адоскин: «Умные мысли Раневская записывала на обратной стороне рецептов, которые выдавали ей врачи»
Один из старейших советских и российских актеров Анатолий Адоскин должен был выбрать совсем другую профессию — в юности отец за руку отвел его в автодорожный техникум. Но мальчик, который в детстве тайком от мамы собирал деньги на хлеб, чтобы отдать его капельдинеру в театре, мечтал только о сцене. Проучившись в техникуме год, Анатолий забрал документы, твердо решив посвятить свою жизнь искусству. На счету актера больше 30 фильмов, среди них есть и очень популярные: «Два капитана», «Девчата», «Семь стариков и одна девушка», «Братья Карамазовы», «Москва — Кассиопея», «Отроки во Вселенной», а также десятки ролей в Театре имени Моссовета, в котором Адоскин служит более 60 лет.
Накануне
«Я прорвался к руководителю студии Борису Захаве и сказал: «Я очень талантливый, возьмите меня — не пожалеете»
— Когда я слышу слово Киев, что-то в моей душе сразу откликается, — говорит Анатолий Адоскин. — Моя супруга, которой вчера исполнилось 85 лет, киевлянка. Ее тетя — великая актриса Алла Тарасова, а дедушка — известный и почитаемый в Киеве человек, родоначальник челюстно-лицевой хирургии, делал операции еще во времена Первой мировой войны. Он похоронен на Байковом кладбище.
Я приехал в Киев во время своих первых театральных гастролей, это было сразу после войны. Мне запомнился замечательный город. Несмотря на то что Крещатик был в развалинах, он все равно казался прекрасным и величественным. На мой взгляд, Киев самый красивый город не только на постсоветском пространстве, но и во всей Европе. Я в свое время много снимался на Киностудии имени Довженко, так что с вашим городом связан благодаря не только личной жизни, но и творчеству.
— Вы ведь были обречены на то, чтобы стать актером — выросли рядом с домом, в котором жили актеры МХАТа и оперные певцы.
— Это, наверное, тот случай, который определяет судьбу. Творческий дом был виден из окна нашей квартиры — можно сказать, все время торчал у меня перед глазами, хотя и находился на расстоянии метров пятьсот. Поначалу я, конечно, не понимал, какую роль он может сыграть в моей жизни. Потом началась война, многие наши знакомые уехали в эвакуацию, а мы остались. Папа моего дружка, с которым мы в школе сидели за одной партой, работал истопником в доме, где жили артисты. Мы часто ходили туда играть в волейбол в составе молодежной команды детей актеров МХАТа и музыкального Театра имени Станиславского.
*Комендант (Михаил Пуговкин), Дементьев (Анатолий Адоскин) и непревзойденная Анфиса (Светлана Дружинина). Кадр из фильма «Девчата»
Однажды в перерыве один из этих ребят повел меня к себе домой попить водички. Там я увидел его отца, знаменитого баритона, любимого ученика Константина Станиславского. Моя рабоче-крестьянская семья не имела никакого отношения к искусству, я никогда не дышал артистическим воздухом. Поэтому, когда вошел в квартиру приятеля, услышал звук фортепиано, а потом по коридору прошел папа в потрясающе красивом китайском халате, меня окутало какой-то мистической атмосферой. С тех пор я часто стал проситься в этот дом, чтобы попить водички. И однажды, когда папы моего знакомого мальчика не оказалось дома, а дверь в его комнату была открыта, я увидел рояль и фотографию с дарственной надписью Станиславского: «Дорогому Юрочке, который был замечательным Онегиным».
— Поначалу вы хотели стать не актером, а певцом?
— Все мальчишки в том дворе мечтали об оперной карьере, и я не исключение. Очень люблю музыку и считаю, что это самое главное искусство. Если понимание живописи идет от ума, то музыка — от души и сердца. Музыка, в том числе колыбельные, которые поет каждому из нас мать, первое, что мы слышим в жизни. К тому же все музыкальные арии я благодаря посещению «музыкального» дома еще в лет
Со временем оказалось, для того, чтобы стать певцом, надо знать азы актерского мастерства. И я начал ходить по драматическим кружкам, а затем поступил в студию при Театре Моссовета, которым руководил Юрий Завадский.
— Хотя сначала вы поступили в студию при Театре имени Вахтангова, в которой проучились...
— ...ровно три дня! Причем для этого мне пришлось приложить воистину титанические усилия. Когда я пришел поступать, выяснилось, что набор в студию уже закончен, и мне посоветовали попытать счастья на будущий год. Но ждать я не захотел — прорвался к руководителю студии Борису Захаве и сказал: «Я очень талантливый, возьмите меня — не пожалеете!»
— Самонадеянно!
— Тогда я был очень смелым, ради своей мечты мог сделать многое. Со временем жизнь это качество моего характера изрядно подкорректировала, сейчас с вами разговаривает совершенно другой человек. Самое интересное, что меня взяли — шла война, и мальчики в учебных заведениях очень ценились. Виной же тому, что я ушел — мой максимализм и идеализм. Увидел, как на занятии по сценическому движению мальчики заигрывают с девочками, заглядывая им под юбки, и опешил: как же можно так несерьезно относиться к искусству?! И ушел в студию к Юрию Завадскому. Так я стал актером Театра имени Моссовета, где в то время главной актрисой являлась Вера Марецкая, которой было всего лет
Наверное, в Театре имени Вахтангова моя карьера сложилась бы лучше. По натуре я скорее вахтанговский актер — мне близки яркость, характерность, нарочитая театральность. Но за всю свою жизнь я ни разу не пожалел, что попал в Театр Моссовета, потому что тут мне, несмотря на юный возраст, сразу же начали давать роли. А вот Юра Яковлев, который пришел в Театр имени Вахтангова чуть позже меня, долго выходил в массовке. Когда-то я был самым молодым в нашем театре, сегодня — самый старый...
«Иногда к моей учительнице приходил человек, который мне жутко мешал. Это был Борис Пастернак»
— Почему же вы на несколько лет покинули родной театр?
— Это был протест, причем не столько против конкретного театра, сколько против всей театральной системы того времени — затхлой, официозной. Вообще, как ни странно, быть стариком не только печально, но и интересно — на жизнь смотришь совсем по-другому. Во-первых, я много видел, а моя память охватывает очень большой период: и война, и время, когда наша страна была великой. С возрастом все чаще возвращаюсь к тем событиям, они мне сейчас гораздо ближе, чем те, что произошли вчера или позавчера. Я был очень близок с семьей Цветаевых. Моя учительница по слову в студии Завадского, ученица Вахтангова, была родной сестрой Сергея Эфрона, мужа поэтессы.
По причине слабого здоровья преподавательницы нужно было ходить к ней домой, где мы занимались в маленькой комнатке. Среди прочих вещей там стоял сундучок, с которым Марина Цветаева вернулась из Парижа в Москву, в нем хранились все ее вещи. Иногда к моей учительнице приходил какой-то человек, который мне жутко мешал (из-за него нам приходилось прерывать занятия). Это был Борис Пастернак.
Но все-таки моим идеалам больше соответствовал XIX век, точнее, первая его половина. Эти годы настолько сильно вошли в мое сознание, что мне всегда трудно было существовать в сегодняшнем дне. В этом смысле я изгой. Было время, когда я ушел из театра на телевидение, где сделал целый цикл программ о людях того времени — Кюхельбекере, Одоевском, Пущине, Дельвиге, Жуковском, Баратынском, Батюшкове. Причем сам собирал материал, целыми днями просиживая в библиотеках. Хочу вам сказать, информация, получаемая нами из чужих рук, сильно отличается от той, которую добываем сами. Передачи часто показывали по телевизору. Я думал, это потому, что я такой замечательный, но оказалось, Фаина Раневская, пользуясь своим авторитетом, звонила телевизионному начальству и просила повторить программы.
«Тысячу рублей каждый месяц Фаина Георгиевна передавала в Дом ветеранов сцены, хотя самой часто нечего было есть»
— С великой Раневской вам посчастливилось дружить?
— Несмотря на то что мы с Фаиной Георгиевной работали в одном театре, общаться стали не сразу. Все началось с гастролей в Ленинграде, где неожиданно столкнулись в магазине грампластинок. Она, как и я, очень любила музыку, поэтому мы с ней набрали по большой стопке. Выходя из магазина, Раневская поняла, что не сможет донести купленное, естественно, я ей помог. Когда мы вернулись с гастролей, она мне позвонила и сказала: «Толя, ну не дураки ли мы с вами?! Оказывается, все, что тащили из Ленинграда, можно купить и в Москве!»
Так мы начали общаться с Раневской, а потом и дружить. У Фаины Георгиевны была немаленькая по тем временам пенсия — 4 тысячи рублей, но выяснилось, что в конце месяца у нее от этих денег почти ничего не остается. Тысячу она отдавала человеку, выгуливавшему ее собаку Мальчика. Раневская в то время уже с большим трудом передвигалась. Тысяча уходила у нее на лекарства и медсестер, которые делали уколы. Еще одну тысячу она передавала в Дом ветеранов сцены, поскольку считала, что другие люди живут еще хуже, чем она. На оплату коммунальных услуг и питание оставалось не так уж много, и мы с женой поняли, что иногда ей нечего есть. Чем могли, конечно же, помогали. Я ее и хоронил...
— Фаине Раневской приписывают много высказываний и афоризмов, издаются даже целые книги цитат «от Раневской». Она действительно все это говорила?
— Половина того, что рассказывают о Раневской, включая какие-то пошлые высказывания, ложь. Хотя умные мысли — как свои, так и чужие — она действительно собирала. Причем записывала их на обратной стороне рецептов, их в большом количестве выписывали врачи. Ну а чтобы не потерять, прикрепляла бумажки к обоям иголками, которыми ей делали уколы. Точно так же цепляла на стену фотографии собак.
Когда Фаины Георгиевны не стало, я испугался, что все это пропадет, пошел к ней домой и забрал все ее записочки, так что эти бесценные документы находятся у меня. Квартира актрисы на тот момент была практически пустой — все, что у нее было, раздарила друзьям и знакомым. Мне отдала очень дорогую для нее вещь — надгробие Пастернака, сказав: «Толя, я хочу, чтобы оно было у вас».
— Вы ведь и ей посвятили телевизионную программу?
— Я назвал ее «Дайте, дайте мне Раневскую!». Так обычно кричала Анна Ахматова из окна своего дома в Комарово, когда Фаина Георгиевна входила в калитку.
— У вас нет ни одной главной роли в кино, только второстепенные, но зрители помнят и любят их до сих пор. Почему?
— В этом смысле мою киносудьбу можно сравнить с актерской судьбой Раневской, которая всю жизнь играла идиоток. Рядом с ней снимались такие звезды, как Любовь Орлова и Вера Марецкая, им доставались роли партийных деятелей, передовиков производства и первых красавиц. Но их героинь давно забыли, а знаменитых «Мулю» и «Льва Маргаритовича» Раневской зрители помнят до сих пор. Но почему так происходит, не знаю, для меня это загадка.
2380Читайте нас в Facebook
