Дочь украинского языковеда Аллы Коваль: «Мама считала непристойным жаловаться на невзгоды. И потому она всегда выглядела как королева»
На исходе минувшего столетия один из центральных телеканалов попросил зрителей назвать имена украинок, оставивших самый заметный след в ХХ веке. По результатам опроса в число десяти выдающихся женщин Украины вошла Алла Петровна Коваль. Ее лекции помнят несколько поколений выпускников Киевского университета имени Тараса Шевченко. Когда эта женщина — удивительно красивая, с гордой осанкой — преподавала курс современного украинского языка, у студентов даже мысли не могло возникнуть о «второсортности» учебного предмета. По учебникам доктора филологических наук профессора Аллы Коваль и сегодня учатся студенты гуманитарных и экономических вузов. А ее книги о «приключениях» слова, о происхождении украинских фамилий и географических названий стали бестселлерами.
Еще четыре года назад мы разговаривали с Аллой Петровной у нее дома, в день рождения.
«Наїмся супу з вермiшеллю, за книжку i — на дерево»
— Девичья фамилия мамы — Богуславец, — рассказывает Оксана Коваль. — Ее далекий предок (как и легендарная Маруся Богуславка) был родом из древнего Богуслава. Эту фамилию носил мой дед. А бабушка — из польского рода Багацких. Она окончила гимназию, играла на фортепиано — ее кумиром был Рахманинов. По рассказам мамы, у них дома собиралась очень интересная публика — интеллигенция, выехавшая во время революции из Петербурга и Москвы. Звучали французская речь и романсы. У бабушки был прекрасный голос. Как, впрочем, и у мамы.
*За удивительную красоту и гордую осанку студенты называли Аллу Петровну гетманшей. Фото из семейного альбома
— Удивительно! Никогда не доводилось слышать, как она поет.
— К счастью, есть запись, сделанная моим сыном. Перед отъездом в Германию Тимофей попросил: «Бабуню, розкажiть про вашу сiм’ю i заспiвайте менi». Так и сохранился живой мамин голос — она пела свои любимые украинские песни.
— Алла Петровна как-то упомянула в разговоре, что ее отец в 1930-е годы брал на учебу детей, чтобы… накормить их.
— Дед работал директором аграрного техникума в Казатине на Виннитчине. И в голодные годы родители приводили к нему своих детей: «Допоможiть, приймiть на навчання!» Он никому не отказывал…
На склоне лет Алла Петровна с благодарностью вспоминала своих строгих школьных преподавателей, требовавших учить наизусть много поэтических произведений. В детстве, идя в школу, на лесной тропинке она декламировала стихи.
— А дома после уроков, рассказывала мама, «наїмся супу з вермiшеллю, за книжку i — на дерево», — продолжает Оксана Коваль. — Читала, сидя в ветвях… Память у нее была уникальная. Едва ли не всего Шевченко, своего любимого поэта, знала наизусть. Уже когда училась в Киевском университете, однокурсники устраивали игру: спрашивали, на какой странице учебника есть такая-то фраза, и мама отвечала безошибочно. Окончив школу с золотой медалью, она, по правилам того времени, могла поступать без экзаменов в любой вуз. Хотела заниматься медициной. Но родители тайком переправили ее документы на филфак университета.
Помню, однажды мама сказала мне: «Знаєш, коли я вiдчувала, що дуже потрiбна? Коли викладала в школi». В конце
— А как они познакомились?
— На вокзале! Впервые увидев маму, отец схватился за кобуру пистолета: «Якщо не дасте своєї адреси, то я зараз… застрелюся». Мама дала адрес. Они начали переписываться, потом снова встретились и поженились. А в тридцать лет мама осталась вдовой со мной, маленькой, на руках. Отец умер в Киевском тубинституте. Она каждый день ходила к нему на Байковое кладбище. Однажды кладбищенский сторож сказал ей: «Я вас больше не пущу, вы себя изведете». Мама почернела от горя…
Нашлись добрые люди в университете, где мама была аспиранткой, познакомили ее с преподавателем истории Николаем Александровичем Буцько — он, инвалид войны, после развода остался с двумя детьми. И мама стала его супругой… Они ладили друг с другом. Мама начала преподавать в университете, писать диссертацию. Умудрялась как-то управляться с домашними хлопотами, а их было очень много.
— Но студенты никогда не видели Аллу Петровну удрученной…
— Она считала непристойным показывать на людях, что чем-то расстроена, а тем более жаловаться. Держалась с достоинством. Как королева. Или гетманша, по определению Бориса Олийныка.
Максим Рыльский на защите диссертаций замечал: «Я хвалитиму, а Алла Петрiвна скаже все iнше»
Поэт, академик, Герой Украины Борис Олийнык был студентом первого набора факультета журналистики, отделившегося от филфака. Он признается: заслужить высокую оценку от Аллы Петровны — любимого преподавателя их курса — было непросто. «Хоч ви й дуже мямлите, розмовляючи, — заметила она студенту Олийныку, — але таки поставлю вам п’ятiрку». А вот будущая жена поэта Тамара Вертипорог, вышедшая из русскоязычного окружения, за первый диктант от Аллы Петровны вообще не получила оценки, очень уж много в нем было ошибок. Но за время учебы так овладела украинским языком, что позже редактировала труды маститых ученых. По словам поэта, Алла Коваль «вiдчувала слова на слух, колiр i вагу».
*Эту книгу Алла Коваль посвятила исследованию крылатых выражений из Библии, вошедших в украинский язык
У известного культуролога, исследователя киевской старины Анатолия Макарова знакомство с Аллой Коваль произошло в 1962 году, на последнем курсе учебы. «Но еще раньше от студентов украинского отделения филфака мы слышали о ней как об очень строгом преподавателе, — рассказывает Анатолий Макаров. — И боялись. А в аудиторию вошла изумительная, яркая женщина, которая сразу же заявила: „Я не грамматике собираюсь вас учить, а культуре“. Для нее главным было привить вкус и любовь к украинскому слову. На экзамене Алла Петровна, любившая пошутить, заметила мне: „С вашим произношением ничего поделать не могу, вам нужен скорее врач, чем педагог. Я вам поставлю…“ И после долгой паузы произнесла: „Пять“. Позже мы еще не раз общались с Аллой Петровной Коваль, и я убедился, что она была настоящим культуррегентом. Таким же, как Борис Антоненко-Давидович. Оба они заботились о культуре языка, причем делали это тактично и непафосно».
— Говорят, что Максим Рыльский, присутствовавший в университете на защите кандидатских диссертаций, полушутя замечал: «Я хвалитиму, а Алла Петрiвна скаже все iнше»? — интересуюсь у Оксаны Коваль.
— Да. Об этом, кстати, упоминается в предисловии ко второму изданию книги «Спочатку було Слово». Его выпустило к маминому
— Но ведь в этом возрасте еще можно преподавать.
— Вышло так, что в университете взяли курс на «омоложение» профессуры. Маме сказали: если очень хотите, можете быть профессором-консультантом и приходить раз в неделю. Для нее это было унизительно. И она оставила кафедру стилистики, которую когда-то сама же и основала на факультете журналистики. Стала писать научно-популярные книги.
— Они читаются как увлекательные художественные произведения!
— Вообще это редкий дар — столь ясно, образно и доходчиво излагать темы из области языкознания. Не забуду, как еще в советское время на международной конференции известный ленинградский лингвист с изумлением переспрашивал меня: «Как, Коваль А. П. — это женщина? Снимаю перед ней шляпу. Я вот не умею писать о фразеологизмах так доступно, как она».
Мама и в старости сохранила удивительную ясность ума и интерес к окружающему. Ее очень волновало нынешнее состояние украинского языка… Кстати, хорошо, что в вашей газете появилась рубрика «Уроки української». Культуру речи нельзя пускать на самотек. И заявлять, что, дескать, язык развивается, потому и появляются жуткие неологизмы, неправильно. Мы не раз обсуждали это с мамой, особенно когда c телеэкрана звучали «перлы» ведущих. Впрочем, были у нее и любимые передачи, как и фильмы, книги…
— А какие цветы она любила?
— Белые ромашки и «пiвники» — ирисы. А еще чернобривцы — за их запах…
P.S. «Хай живе Алла Петрiвна!» — скандировали когда-то киевские студенты, идя на демонстрацию мимо дома, где проживала любимый педагог. Сегодня на этом доме по бульвару Шевченко, 2 все еще нет мемориальной доски. Не пора ли ей появиться?
4238Читайте нас в Facebook