«врачи предложили мне немедленно удалить репродуктивные органы, якобы пораженные раком. Оказалось, что страшный диагноз они поставили по… Анализам другой пациентки»
В те дни 42-летняя Татьяна будто летала на крыльях. Врачи одной из киевских клиник сказали, что у нее есть шансы стать матерью с помощью вспомогательных репродуктивных технологий. Приехав домой, в Кривой Рог, женщина начала проходить необходимые обследования. Когда 5 апреля 2007 года она позвонила в криворожский онкодиспансер, чтобы узнать результат, врач-патогистолог сказала ей: «Вам надо к нашему доктору». «У меня что-то страшное? — испугалась Татьяна. «Я не могу сказать по телефону. Приезжайте… » — ответила врач.
«Когда тяжело заболел отец, было уже не до ребенка»
Сев в автобус, женщина стала лихорадочно размышлять, что же могли у нее найти.
- Я ехала и старалась себя успокоить: все нормально, Таня, никто и ничто не помешает тебе родить ребенка, — рассказывает Татьяна Пичкурова. — Я очень любила детей. Моя мама работала воспитательницей, и я, приходя к ней на работу, с удовольствием возилась с ребятишками. Мечтала о своих, но на первом курсе мединститута заболела ветрянкой, которая закончилась тяжелейшими осложнениями, в том числе гинекологического характера. Ведь, если ветрянкой заболевает взрослый человек, могут поражаться железы внутренней секреции.
Я жила с родителями. Не встретила человека, с которым хотелось бы разделить свою жизнь. Но о ребенке думать не переставала. Зная свои проблемы, понимала: случайная связь с мужчиной ничего не даст, родить смогу только с помощью новейших репродуктивных технологий. Мама мне как-то сказала: «Таня, может, усыновить малыша?» Она, выйдя на пенсию, немножко подрабатывала вечерним воспитателем в круглосуточном садике. И к ней очень привязалась одна девочка, у которой мать была наркоманка, а ребенка воспитывала бабушка.
Несколько раз мама брала свою воспитанницу к нам домой. Я гуляла с этой девочкой, водила ее в цирк, в театры, покупала игрушки и одежду, но не чувствовала к ней ни любви, ни нежности. Боялась, что, если усыновлю ребенка, не смогу испытывать к нему материнских чувств, не буду любить, как своего. Тогда решилась на последний шанс: искусственное оплодотворение.
В 37 лет я поехала в Киев, в клинику «Исида». Очень волновалась. Мне сказали: «Женщина, что вы так нервничаете? Думаете, вы одна такая?» Говорю: «Да, думаю, я одна такая… » Врач улыбнулась: «Не переживайте. У нас много таких пациенток. Все будет хорошо». И вот когда я была уже в шаге от своей мечты, тяжело заболел отец. Тут уже было не до ребенка. Надо было спасать папу. Мы бились за его жизнь пять лет. И когда он выжил, мне говорили: «Таня, ты совершила подвиг. Тебе за это воздастся». Про себя думала: конечно, воздастся. Бог все-таки пошлет мне ребеночка…
В 42 года я опять вернулась к мысли о ребенке и поехала в Киев, но уже в другую клинику репродуктивной медицины — «Надiя». К счастью, врачи мне не отказали. Взяв необходимый перечень обследований, я уехала в Кривой Рог. Но вскоре попала по «скорой» во второй криворожский роддом, куда меня привезли с жалобами на боли в животе (это были отголоски давней операции).
По словам Татьяны, в роддоме у нее произошел конфликт, и она пожаловалась в горздравотдел на некорректное поведение дежурного врача. Пытаясь уладить конфликт, главврач второго городского роддома Нина Бобровник предложила женщине бесплатно сделать одно обследование из перечня тех, что необходимы для процедуры искусственного оплодотворения. Его могли сделать в Межобластном центре медицинской генетики и пренатальной диагностики, который находится в Кривом Роге. Татьяна согласилась.
«У меня было видение — образ Богоматери с младенцем на руках»
- Для меня это обследование было настоящим испытанием, — признается Татьяна. — Это как аборт… При том, что абортов я никогда не делала. Врачи межобластного центра предложили мне отвезти стекла с результатами обследования в криворожский онкодиспансер. Для перестраховки, так сказать. Я собственноручно вручила эти стекла врачу-патогистологу онкодиспансера Людмиле Николаевне Троицкой. И не просто так отдала, а рассказала, что очень хочу ребенка и этот анализ для меня безумно важен. Врач сказала, что у нее очень много работы, посмотрит стекла позже, и попросила перезвонить через два дня.
В тот день у меня было видение. Я закрыла глаза и — это было какое-то мгновение — увидела образ Божьей Матери с младенцем на руках. Еще одно мгновение — и лицо ребенка. Просто лицо! Такое миленькое личико.
- Мальчика, девочки?
- Мне показалось, мальчика. И сердце так сжалось от радости… Когда через два дня я перезвонила патогистологу, которой отдала стекла, та сказала, что мне нужно приехать в онкодиспансер к доктору. Это было 7 апреля 2007 года, на Благовещение.
… В онкодиcпансер надо было идти через парк. В воздухе пахло весной, терпким запахом распускающихся почек. Но женщина не замечала этой красоты. Последние несколько десятков метров до онкодиспансера она прошла на ватных ногах. Результат ей выдала лаборант. В заключении было написано: аденокарцинома эндометрия. Татьяна, по профессии провизор, знала, что это злокачественная опухоль матки. Тем не менее растерянно спросила: «А как насчет беременности?» Лаборант ответила: «Да вы что, женщина? Какая может быть беременность? Вам нужно лечиться. Это очень серьезно».
Не зная, что делать, к кому бежать, Татьяна забрала заключение и поехала во второй роддом к главврачу Нине Бобровник, которая взялась ее опекать. Но ей сказали, что главврач чувствует себя плохо, ей сейчас ставят капельницу.
- «Прошу вас, пустите меня к Нине Александровне! Не смогу ни спать, ни жить, если не побеседую сейчас с главврачом», — сказала я, — вспоминает Татьяна. — После капельниц она меня все-таки приняла. Посмотрела на эту бумажку с анализом и сказала: «Очень плохо. Операцию не предлагали?» Спрашиваю: «Какую операцию?» Она отвечает: «Матку удалять надо… » Я говорю: «А как же ребенок, как же моя беременность?.. » Нина Александровна ответила: «Раньше надо было думать».
Я так кричала… И в таком порыве пять или шесть раз произнесла: «Не верю!» Не знаю, почему так говорила. Может, потому, что видение это было — с Божьей Матерью и младенцем… Нина Александровна говорит: «Решать вам. Но при таком заболевании — только операция».
Татьяна вышла из кабинета главврача. Вспомнила, что на рынке, который находится недалеко от роддома, есть палатка, где одна женщина торгует церковными принадлежностями. Рассказав ей о своей беде, Таня стала искать икону Богоматери, похожую на ту, что ей привиделась. И нашла! «Это Феодоровская икона Божьей Матери, — объяснила ей продавец. — Возьми ее. Будешь носить с собой всегда».
- Когда Таня позвонила мне домой, она сказала: «Мама, у меня дела плохи, очень плохи, не знаю, дойду ли домой», — рассказывает Валентина Терентьевна, мама Татьяны. — Я встретила ее на автобусной остановке и разрыдалась. Танюша попыталась меня успокоить: «Мама, нельзя на улице. Люди будут слышать… »
Дома плакали обе. Дочь еще раз изучила диагноз, который поставил Межобластной центр медицинской генетики и пренатальной диагностики и онкодиспансер. И заметила там одно несоответствие. Врачи онкодиспансера указывали, что у Тани есть полип в цервикальном канале, а смотревшие дочку раньше медики межобластного центра в том месте полипа не находили. «Мамочка, это не мой диагноз!» — сказала Таня.
«Мои переживания суд оценил в 5 тысяч гривен»
Татьяна решила отказаться от операции, забрать стекла с анализами и показать их другим специалистам в Киеве.
- Десятого апреля я еще раз поехала на консультацию в криворожский онкодиспансер, — вспоминает Татьяна. — Завотделением онкогинекологии Валентина Величко сказала мне: «Я знаю, что вы хотите забрать стекла и поехать в Киев». Говорю: «Ну, может, чтобы не терять время, провести какое-то лечение?» Она отвечает: «Вы от операции отказываетесь, да? А зачем вам в 42 года матка?» Она не спросила, есть ли у меня семья, дети, муж. «Вообще-то я ребенка хотела… » — только и сказала я. Она пожала плечами. Удивляюсь, как еще не покрутила пальцем у виска.
- Хоть кто-нибудь из врачей пытался оказать вам психологическую помощь?
- Все прошло быстро, без церемоний. Никто не предложил мне дополнительных обследований, чтобы подтвердить или уточнить диагноз. Никто не сказал ободряющих слов. Единственный в онкодиспансере, кто проявил внимание и понимание, была врач-гинеколог Наталья Ивановна Комиссаренко, которая договаривалась о том, чтобы мне как медработнику бесплатно выдали лекарства: ведь мне назначили гормональную терапию. Эта женщина оказалась самой человечной.
Но лекарства я не стала принимать. Гормонотерапия это, может, даже страшнее, чем операция. Я провизор и хорошо это знаю. В инструкциях, если их внимательно читать, указаны очень серьезные осложнения при приеме некоторых гормонов, вплоть до тромбоэмболии… Забрав стекла, я села в поезд и поехала в Киев, в институт онкологии на улице Ломоносова.
- Онкодиспансер легко отдал стекла?
- Очень легко. Очевидно, врачи были уверены в своей правоте. Я так надеялась, что диагноз ошибочный! Но в киевском институте онкологии, посмотрев привезенные стекла, подтвердили: «Аденокарцинома есть. Нужна немедленная операция». Я опять не поверила и решила сдать повторный анализ в клинике «Надiя». Только уже повезла туда не стекла, а сдала анализ сама. «Надiя» привлекла ведущих онкологов, и через три недели мне позвонили: «Ничего страшного у вас там нет… »
- Но почему институт онкологии подтвердил рак?
- Да потому что по моей просьбе врачи института ставили диагноз по стеклам, которые я привезла из криворожского онкодиспансера! Это потом уже оказалось, что стекла… не мои.
- Как вы это узнали?
- Я прошла обследования в Институте педиатрии, акушерства и гинекологии Академии наук Украины, в Киевском областном онкологическом диспансере и затем еще раз в Институте онкологии Академии наук Украины. Полученные из этих медучреждений заключения свидетельствовали: аденокарциномы у меня нет. Я заподозрила, что стекла могли перепутать. Написала запрос в Межобластной центр медицинской генетики и пренатальной диагностики. Оттуда пришло письмо, что путаницы быть не может, поскольку в тот день такое исследование проводилось только мне и «нумерация блоков и нумерация стеклопрепаратов полностью совпадает». Получается, что стекла могли перепутать в онкодиспансере? О своем подозрении и просьбе разобраться в ситуации я сообщила в областное управление здравоохранения.
21 марта 2008 года оттуда пришло письмо, что, тщательно изучив мое дело, комиссия не нашла достоверных доказательств для опровержения онкологического заболевания.
- А что сказал облздрав на ваше предположение о подмене стекол?
- Предложили мне сделать молекулярно-генетический анализ тех стекол, по которым врачи криворожского онкодиспансера диагностировали рак матки. Только тогда можно было определить, перепутали мои стекла со стеклами другой пациентки или нет. Анализ ДНК я сделала в Одесском областном бюро судебно-медицинских экспертиз Управления охраны здоровья Одесской обладминистрации.
- И какой был ответ?
- Он звучал так: «Клетки, находящиеся в гистологическом препарате, от Пичкуровой Татьяны Васильевны не происходят»! Как я и предполагала, стекла оказались не моими.
- Я подала в суд на криворожский онкодиспансер, — продолжает Татьяна. — Киевский центр судебно-медицинских услуг «МиБи-Лекс», куда я обратилась для определения суммы морального ущерба, приравнял мое состояние к стрессу, который в свое время переживали участники боевых действий в Афганистане, и определил размер компенсации — 54 минимальные заработные платы. Естественно, у меня были подтверждения того, что психотравму причинил неправильный диагноз. А также ДНК-экспертиза, сделанная в Одессе, и результаты обследований крупнейших столичных центров, говорящие о том, что рака у меня нет.
… Врачи защищались как могли. Они утверждали, что рак все-таки был, но потом «прошел». То ли под действием гормональных препаратов, которые Татьяна «тайком проколола, никому ничего не сказав», то ли под действием диагностического выскребания полости матки, во время которого могла быть удалена патологически измененная ткань. Но если злокачественная опухоль может исчезать таким волшебным образом, зачем тогда пациентке предложили удалить матку?
… Второго декабря 2008 года, рассмотрев гражданское дело по иску Татьяны Пичкуровой к Криворожскому онкологическому диспансеру о возмещении морального и материального ущерба и признании диагноза недействительным, Долгинцевский суд Кривого Рога решил иск удовлетворить частично. Диагноз аденокарцинома эндометрия, установленный криворожским онкодиспансером, был признан недействительным. Суд постановил взыскать с онкодиспансера в пользу Татьяны Пичкуровой 5 тысяч 442 гривни материального и 5 тысяч гривен морального ущерба, а также судебные затраты по делу и затраты на правовую помощь.
- Мои переживания, муки и ночи отчаяния суд оценил в пять тысяч гривен,- говорит Татьяна. — С этой суммой я не согласна и решила ее оспорить в суде.
И истец, и ответчик подали апелляционные жалобы. Криворожский онкодиспансер, посчитав, что суд не полностью выяснил обстоятельства дела, а ДНК-экспертиза «не носила официальный характер» (хотя и была сделана по инициативе облздрава. — Авт. ), попросил апелляционный суд отменить решение Долгинцевского суда и направить дело на новое рассмотрение.
Услышав приглашение на интервью от журналиста «ФАКТОВ», заведующая онкогинекологией криворожского онкодиспансера Валентина Величко сказала, что будет говорить «с разрешения начмеда», начмед объяснил, что будет говорить «с разрешения главврача», главврач Евгений Сидак, с которым меня соединили лишь на пятый день звонков в приемную, сообщил, что будет говорить с прессой «только с разрешения вышестоящих инстанций».
- Кроме того, в отношении решения суда была подана апелляция, — добавил Евгений Сидак. — Идут судебные действия, и давать какие-либо комментарии считаю преждевременным.
- Ответьте, пожалуйста, только на единственный вопрос. Вы выяснили, кому принадлежат стекла, по которым был установлен диагноз аденокарцинома? Кто эта женщина? Вы успели ее найти? Она проходит лечение? Ведь ей грозила смертельная опасность.
- Решение суда не окончательное. Это все вопросы суда. А я стою на букве закона…
- Пичкуровой удалось избежать операции и не лишиться детородных органов только потому, что она сама медицинский работник и смогла найти несоответствие в диагнозах Межобластного центра медицинской генетики и пренатальной диагностики и онкодиспансера, — считает юрист Виктор Коваленко, представлявший интересы Татьяны Пичкуровой в суде. — Многие говорят, что Татьяна была излишне экспрессивна и упорна в доказательстве своей правоты, засыпая жалобами и письмами всевозможные высокие инстанции. Но что значит «слишком экспрессивна»? Она защищала свое конституционное право на качественное медицинское обслуживание. А самое главное, боролась за отмену ошибочного диагноза, который стоял на пути к долгожданному материнству. Ведь ни одна клиника не взяла бы на искусственное оплодотворение пациентку со злокачественной опухолью. Своим примером Татьяна показала: можно доказать вину медицинских работников и отстоять свои интересы.
- Но ведь вина врачей не была признана? Это был не уголовный процесс.
- Признание диагноза недействительным и взыскание ущерба в гражданском суде так или иначе свидетельствует о вине врачей. Уголовное дело возбуждено не было, хотя, наверное, правоохранительные органы должны были заинтересоваться этой историей, учитывая ее огромный общественный резонанс. Тем более что сегодня в народе бытует мнение: медики фальсифицируют диагнозы, чтобы проводить ненужные операции и брать за это деньги.
- Какую позицию занял онкодиспансер на суде?
- Представители онкодиспансера несколько раз срывали судебные заседания, их постоянно приходилось переносить. Когда же заседания удавалось провести, они стояли на своем: «Диагноз установлен правильно». На что Пичкурова ответила: «Я согласна с вами. Диагноз установлен правильно. Но он принадлежит не мне!»
В процессе двухлетнего сражения за отмену диагноза Татьяна потратила все деньги, отложенные на лечение в клинике репродуктивной медицины. А также потеряла время. Ей было уже почти сорок четыре года. Понимая, что уходит ее последний шанс, женщина дошла до Минздрава и Президента с просьбой помочь ей провести искусственное оплодотворение. Несмотря на возраст, Татьяну включили в государственную программу по вспомогательным репродуктивным технологиям, куда берут женщин только до 40 лет.
- По приказу Министерства здравоохранения Татьяна Пичкурова направлена в Донецкий центр репродуктивных технологий, — сообщила «ФАКТАМ» заместитель начальника главного управления здравоохранения Днепропетровской облгосадминистрации Елена Пелина.
Все вопросы о правильности или неправильности диагноза, установленного криворожскими онкологами, Елена Николаевна отнесла к компетенции апелляционного суда.
- Но если бы у Пичкуровой был рак матки, разве взяли бы ее на программу по вспомогательным репродуктивным технологиям?
- На тот момент, когда ее брали на репродуктивные технологии, этот диагноз был снят, — говорит Елена Пелина. — А была патология или нет… Пичкурова утверждает, что она не проходила лечение, хотя мы подозреваем, что она проколола выписанные ей гормональные препараты. Тогда диагноз снимается. Тут очень путаная история. Да, повел себя неэтично один врач онкодиспансера, который ей сказал, что необходимо убрать все репродуктивные органы. Оттуда и пошло…
- Что вы сейчас чувствуете? — спрашиваю у Татьяны, которая вот-вот отправится в Донецкий центр репродуктивных технологий.
- Волнение. Страшно подумать, что было бы, если бы я не поставила под сомнение свой диагноз и согласилась на удаление матки. Спрашивала у своих подруг: «Если бы вам сообщили такой диагноз, вы стали бы его проверять?» Они сказали: «Скорее всего, нет. У нас уже есть дети. Согласились бы на удаление матки, поверив врачам. И еще благодарили бы их за спасенную жизнь… » Наверное, если бы у меня были дети, и я пошла бы на операцию, не сопротивляясь…
Р. S. «ФАКТЫ» желают Татьяне удачи и осуществления всех ее желаний. Кто хочет поддержать женщину, может связаться с ней по телефону 8(066) 623-05-04. Мы и дальше будем следить за судьбой нашей героини.
5117Читайте нас в Facebook
