"На телах замученных священников были страшные следы пыток и издевательств"
Террористы пришли в евангельский храм, расположенный в центре Славянска, утром 8 июня во время торжественного богослужения на Троицу. Десяток вооруженных автоматами бандитов, грубо растолкав прихожан, приказали двум диаконам, которые правили службу, выйти на улицу. Вывели также двух сыновей главы церкви — 30-летнего Альберта и 22-летнего Рувима Павенко. На глазах у сотни свидетелей их посадили в машину и увезли. Находившиеся на площади жители не посмели заступиться за увозимых бандитами мужчин, никто не сказал преступниками ни слова. Да, собственно, что скажешь против автомата?
Тела зверски замученных евангелистов нашли лишь после освобождения Славянска украинскими военными подразделениями. Бойцы обнаружили тайное захоронение, оставленное террористами возле детской больницы. Среди двух десятков убитых были и тела священников. Страшная находка стала шоком для родственников — ведь до последнего верили, что их близкие живы, находятся в плену в качестве заложников.
У дьякона Виктора Бродарского остались сиротами трое детей, у Владимира Величко — восьмеро, младшему из которых полтора года. Прощаться со священниками пришел почти весь город…
*К могилам людей, замученных и убитых террористами, жители города ежедневно приносят букеты цветов
Родственники убитых священников отказались говорить об их гибели: «Мы пока не готовы. Простите». Но на днях на связь с «ФАКТАМИ» вышел владелец краматорского аэропорта, о похищении которого мы писали два месяца назад. 46-летний бизнесмен Дмитрий Подушкин, сотрудничавший с силами АТО, 10 мая исчез при неизвестных обстоятельствах. С тех пор до его родных доходили лишь обрывочные сведения: вроде жив, но местонахождение неизвестно. И вот оказалось, что Дмитрий Подушкин вырвался из сепаратистского плена. Это стало возможным только после освобождения Краматорска. Побывав у родных в Славянске, Дмитрий узнал, какая трагедия постигла их семью. Дело в том, что глава евангелистской церкви Славянска — его родной дядя, а убитые Рувим и Альберт — двоюродные братья.
— О смерти братьев я узнал только после выхода из тюрьмы, — вздохнул Дмитрий Подушкин (на фото). — Когда сидел в камере изолятора временного содержания, куда меня бросили без объяснения причины, я совершенно ничего не знал о происходящем в городе. Слышны были только взрывы. Арестанты, имевшие возможность изредка общаться между собой, боялись, что от города уже ничего не осталось…
8 июня во время торжественного богослужения на Троицу в церковь явились человек десять вооруженных бандитов, моих братьев вывели на улицу, посадили в автомобили и увезли. Родственники искали их, как и меня, спрашивали, где только можно. Им отвечали, что живы, но каждый раз называли иное местонахождение. Увы, потом оказалось, что невинных людей замордовали на второй же день после похищения. Когда раскопали могилу, на телах священников были страшные следы пыток и издевательств.
— Какой могла быть причина убийства?
— Начну с того, что мой дядя Александр Павенко — известный в городе человек. Кроме того, что глава евангелистской общины, он еще и крупный предприниматель. Ему принадлежат несколько заводов, цех по производству мебели, «Семеновский» колбасный цех, продукцию которого ценят местные жители. Однако вследствие своих религиозных взглядов Алекандр Афанасьевич занимает твердую позицию невмешательства в военные действия.
Поэтому, когда по городу внезапно разнесся слух о том, что на дядин завод якобы завезли оборудование для украинской армии, это выглядело полным абсурдом. На самом деле поступила очередная партия необходимых для производства металлоконструкций. Но боевики разбираться не хотели. Объявили его в розыск, вооруженные мордовороты восемь (!) раз приходили за ним домой. Но дядя успевал уехать…
Сразу после ареста евангелистов Гиркин дал интервью: мол, пятидесятники помогают украинской армии. Что тут началось! Жилища верующих бандиты громили, на стенах писали: «Смерть сектантам!» Люди были в ужасе. Понимаете, они и сейчас не хотят ничего говорить, не хотят общаться с прессой, потому что боятся. У них большие семьи, маленькие дети…
Естественно, я стала расспрашивать Дмитрия о том, каково ему пришлось в плену. С семьей Подушкиных (супругой Верой и сыном Арданом) мы общались по телефону. Сейчас они находятся в Киеве, приехали сюда как беженцы.
— Сам я провел в плену 56 дней, — говорит Дмитрий. — Меня забрали через две недели после того как террористы 25 апреля около 11 утра впервые подорвали вертолет Ми-8 украинских ВВС. К тому времени бандиты атаковали воинскую часть, охранявшую аэродром, ранили и убили нескольких военных. Но бойцы части под командованием полковника Виталия Пилипенко оказали достойный отпор противнику.
В моей квартире на территории аэропорта стоял тогда штаб АТО. Мы на кухне пили чай, когда начался обстрел. В Ми-8 загорелся бак с горючим. Командир не пострадал, успел выпрыгнуть перед взрывом. У меня в спальне разбилось стекло, осколки посыпались прямо на кровать.
Кроме того, террористы уничтожили учебный Ан-2 местного аэроклуба. Сначала говорили — якобы снайпер, но потом на территории молокозавода со стороны города нашли шнур от управляемой ракеты. Тут же съехались журналисты. В интервью я сразу заявил, что это диверсия российских боевиков. Впрочем, уже на следующий день и Стрелков-Гиркин не стал вилять и взял на себя ответственность за взрывы. После ЧП к нам приехал украинский спецназ, и какое-то время было спокойно. А потом им отдали приказ передислоцироваться.
Остались мы в аэропорту одни: я и десятилетний сын. Мне к тому времени бандиты уже неоднократно угрожали из-за сотрудничества с руководством АТО. Жена Вера три дня как уехала. Ей вообще было опасно оставаться в городе, слишком часто террористы ее «засекали», когда возила раненым продукты и лекарства. Поэтому жена забрала нашу пятилетнюю дочку и уехала. Можно сказать, прорвалась в последний момент, уже через пару дней это оказалось бы невозможно. Когда супруга позвонила и сообщила, что находится в безопасности, я вздохнул с облегчением.
— Я спросила сына, хочет ли он поехать со мной или останется с папой, — присоединилась к нашей беседе Вера, по совместительству — директор аэропорта. — Он сказал, что останется, будет помогать. Я не возражала, мальчик в таком возрасте, когда сыну во всем надо брать пример с отца.
— Сидели дома, приглядывали за территорией, докладывали об обстановке, — вспоминает Дмитрий. — На обед и ужин варили каши, открывали припасенные консервы. Уезжая, наши военные установили сигнальные мины в лесопосадках вокруг аэропорта и взлетной полосы, опутали колючей проволокой — чтобы не шлялись лишние люди. Свободной оставалась только дорога к городу через блок-пост.
Так прошло несколько дней. Однажды к нам заявился нежданный гость. Немолодой, нетрезвый. Откуда он только взялся? Сказал, что хочет «посмотреть на самолетики». Я пожалел старика — побредет назад, еще напорется на мину. Сигнальная мина хоть и не убьет, но глаза повредить может. Предложил отвезти его в город на машине. Согласился.
У первого же блокпоста — это в полутора километрах от нас — автомобиль остановили. Окружившие его сепаратисты, увидев меня, заорали: «Ого, он есть в списках, хватайте его!» Я предпочел не сопротивляться. За день до этого прямо на блокпосту террористы застрелили 65-летнего православного батюшку, пытавшегося их образумить. Меня закинули в багажник собственного автомобиля. Привезли в райотдел милиции. Старика тоже задержали, но потом вскоре отпустили, меня же посадили в камеру.
— Вас пытали, предъявляли какие-то требования?
— В том-то и дело, что практически никаких! Я думал, начнут требовать выкуп. Но нет. Приходил пару раз начальник милиции (они все там нацепили на себя «колорадские» ленточки), задавал какие-то незначащие вопросы. Ударили несколько раз, требуя пин-код от кредитной карточки. Но я его забыл. Они и так при обыске забрали у меня 40 тысяч гривен и больше трех тысяч долларов, чего еще? Возможно, меня «хранили» как заложника — для обмена.
Со мной на этаже сидели люди, реально помогавшие армии: Влада Бузун, возившая военным воду, немолодая Александра Сикун с сыном Сергеем. Ночами было очень холодно, и Александра не могла спать, все ходила по камере. Их очень сильно били, было хорошо слышно. Особенно одну женщину в крайней камере — не знаю ее имени. Я утешался мыслью, что жена успела уехать, и безумно беспокоился за маленького сына, который остался один в заминированном аэропорту.
Спрашивать что-либо у тюремщиков было бесполезно, они не отвечали ни на какие вопросы и нам не разрешали разговаривать между собой. Если кто-то заговорит — совали два открытых газовых баллончика в камеру — разговаривайте, мол, на здоровье!
— Когда папа ушел, — вспоминает сын Дмитрия Ардан, — я сел у окна и стал его ждать. Но из него не было видно дороги, только поле. Прошло несколько часов, а папы все не было. Мне стало страшно, начал думать о том, где лучше спрятаться. Потом позвонила мама, они с сестренкой были уже в Киеве. Я рассказал, что папа повез в город какого-то дядьку и не вернулся. Мама сразу забеспокоилась, она поняла, в чем дело.
Вскоре за мной приехала бабушка Надя, и мы отправились в город через виноградники, чтобы обойти блокпост. Я знал, что там заминировано, но другого выхода не было. Дошли до бабушкиной квартиры, она меня покормила. Но и там оставаться было опасно — мама сказала, что нас могут искать. Поэтому мы поехали в военный городок, где много наших знакомых. Там нам выделили комнату, мы жили неделю. А потом сумели приехать в Киев.
— Находясь в изоляции, я пытался передать сведения о себе на свободу, — продолжает рассказ Дмитрий Подушкин. — Просил людей, которых якобы выпускали, найти моих родных. Уже много дней спустя узнал, что мой брат сбился с ног, разыскивая меня по всему городу. Ему отвечали, что я то ли в милиции, то ли в горисполкоме. Иногда бросали в ответ: «Давай 500 гривен, скажем точно, где». Но передач не принимали.
По продуктам, которыми нас кормили, мы определяли, как дела у сепаратистов. Чай, хлеб, перловка — дела плохи. Расщедрились на батон — значит, получше. Снаряды рвались все время, выли сирены.
Однажды, во время одного из самых сильных обстрелов, наши тюремщики… исчезли. Поняв, что остались без охраны, арестанты пытались убежать. Разбили в камерах стекла, кое-где выломали решетки. Кто-то даже успел вырваться в коридор. Однако тут обстрел прекратился и наши конвоиры вернулись на службу. Многим, конечно, за попытку побега досталось.
За два дня до освобождения нас перевели в горотдел. Вот тогда стало по-настоящему страшно! Если раньше охранники заходили к нам только в масках, то теперь маски поснимали. Это было плохим знаком — мы решили, что с нами уже перестали церемониться и вот-вот расстреляют.
Закончилось все банально. 5 июля наши охранники ушли и больше не появлялись. Спустя несколько часов зашел незнакомый мужчина в черном спортивном костюме, достал ключи, открыл двери всех камер и просто сказал: «Идите!» Смешно, но я уперся: «Не уйду просто так, отдайте документы!» Мужчина молча развернулся и ушел.
Не скрою, выходить было страшно. Боялся, что возле отделения получу автоматную очередь в спину. Потом скажут: убит в бою. Наконец вышел. Город пустой, ни души, как будто все вымерло. Пошел к теще, там никого. Соседка сказала: выехала с внуком. На душе сразу стало легче…
Тем временем российская пропаганда не только цинично искажает происходящее, но и не брезгует полностью перевирать слова наших политиков. Вот пример, касающийся убитых евангелистов.
Когда в освобожденном Славянске нашли братскую могилу замученных и убитых террористами жителей города, советник министра МВД Украины Антон Геращенко дал интервью. Его точная цитата звучала так: «Министр поручил мне рассказать, что нами эксгумирована могила, в которой похоронены два священника из Славянска, а также два сына одного из священников, которых пытали и убили только за то, что они помогали нашим солдатам и кормили их. И вы узнаете, и вся страна, и весь мир узнает о тех зверствах чудовищных, которые творили боевики».
В тот же день англоязычная служба радио «Голос России» передала слова советника с точностью до наоборот: «Священники были убиты за оказание помощи „силам самообороны“ (так на сайте радио называют пророссийских сепаратистов). Их пытали и убили украинские националисты-террористы, о зверствах которых вскоре узнает весь мир из конкретных доказательств».
Помолчав, Дмитрий Подушкин добавил:
— Всякий раз, говоря с родными, я пытаюсь убедить их: нельзя бояться! Иначе оболгут и наши слова извратят. Если мы будем молчать, как мир узнает правду?
40194Читайте нас в Facebook
