«пальчики мои, пальчики… « — все повторял михаил григорьевич ивасюк над закрытым гробом володи, вспоминая изувеченные руки сына
… В мае 1979 года в Бережанской исправительно-трудовой колонии для несовершеннолетних, которая находится на территории Тернопольской области, взбунтовались осужденные. На свободу вырвались несколько сотен заключенных. Большую часть подростков удалось поймать и вернуть под стражу сразу же, а остальных разыскивали повсеместно. В поисках беглецов прочесали и Брюховецкий лес неподалеку от Львова. Тут 18 мая рядовой Жамсунбек Чернобаев обнаружил подвешенный к ветке дерева труп мужчины в коленопреклоненной позе с поясом от плаща на шее. Рядом стоял пустой портфель. Механические часы покойника «Orient» остановились на 12 часах 50 минутах и указывали дату — 27 апреля. Погибшим, как позже выяснилось, был 30-летний Владимир Ивасюк…
Тот май навсегда войдет в историю Украины месяцем скорби, тоски по Володе, так рано простившимся с белым светом, и годиной нашего национального позора — композитора уже после смерти начали шельмовать, называть пьяницей и даже сумасшедшим. Кому же помешал молодой одаренный музыкант, поэт, который в 1970-х годах смог одной лишь песней заставить республики Советского Союза понять украинский язык?
В версию самоубийства, которую пыталось доказать «правосудие», никто не верил. Шепотом все говорили: убили
- Мы искали и ждали его 24 апреля, обзвонили всех знакомых и незнакомых, — говорит сестра композитора Галина Ивасюк. — А 25 апреля подали заявление в милицию о розыске. Мама трижды обращалась с просьбой объявить по телевидению, показать фотографии — ей отказали, мотивируя тем, что будет много шума. Мама ответила: «Что мне до вашего шума, у меня ребенок пропал… » Но объявления по телевидению так и не дали. Почему?
Факт исчезновения Володи обрастал домыслами, злыми фантазиями. Отношение к родителям в следственных органах — грубое.
19 мая, между 9-ю и 10-ю утра, маме сообщили, что, кажется, нашли тело сына, ей перезвонят, когда прийти на опознание. Допустили маму только в три часа дня. На что рассчитывали «органы»? На инфаркт, безумное отчаяние или на то, что нестерпимое ожидание притупит внимание и логику мышления? Отца не пустили на опознание сына. Значит, было что-то такое, чего мы не должны были увидеть. Только после телеграмм Генеральному прокурору СССР Роману Руденко и Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу отца допустили к телу сына. Прокурор Борис Антоненко сказал: «Мы вам его оденем и привезем, тогда смотрите хоть сто лет!» И это заявил прокурор области преподавателю вуза, писателю, который хочет в последний раз увидеть сына-композитора?! Главным судебным экспертом был Владимир Зеленгуров (это он «опознал» разведчика Николая Кузнецова, на самом деле в могиле находились останки неизвестного человека).
22 мая 1979 года на улицы Львова вышли тысячи людей. Они в оцепенении стояли перед домом, где жил покойный композитор (улица Маяковского, 106, ныне — Костя Левицкого), а в Володиной квартире стоял гроб с его телом, который власти не разрешили открывать.
И хотя люди не несли транспарантов и не выкрикивали лозунгов, собрание напоминало политический митинг. Это была невиданная в те годы массовая акция протеста. Ответ на всю клевету, нашептывания, запугивания и указания не идти на похороны Владимира Ивасюка под угрозой исключения из вуза или увольнения с работы. Во львовских высших учебных заведениях именно на этот день назначили комсомольские собрания с обязательной явкой.
Ростислав Братунь от Союза писателей обратился во все инстанции с ходатайством, чтобы Володю похоронили на Лычаковском кладбище. Официальные органы навязывали народу версию, что Ивасюк покончил жизнь самоубийством, поэтому его могли похоронить на далеком Сыховском кладбище или вообще за пределами Львова. Один руководитель из Львовского обкома партии позволил себе заявить: «Выкиньте Ивасюка на задворки!» Но гуманно поступил в непростой ситуации тогдашний первый секретарь Львовского горкома партии Генрих Бандровский. Он подписал письмо с разрешением хоронить на Лычаковском кладбище (партийная «расплата» не заставила себя долго ждать. Бандровского быстренько убрали из Львова и «перекинули» на Закарпатье).
О месте и времени похорон нигде не сообщалось. Некролог появился только в одной газете — «Львовский железнодорожник», выходившей небольшим тиражом. В версию самоубийства никто не поверил. Шепотом все говорили — убили…
«Траурная процессия растянулась на много километров. Остановился транспорт»
В тот день цветов во Львове было не найти, все они там — для Володи, последние живые цветы его последней весны. Когда гроб, убранный ветвями калины и вышитым рушником, вынесли из квартиры, его хотели поставить в похоронный автобус. Но сотни голосов проскандировали: «На руки! На руки! Нести!!!»
Гроб тихо плыл на плечах студентов Львовской консерватории, вся дорога к Лычаковскому кладбищу была усеяна цветами… На домашний адрес композитора семье Владимира Ивасюка пришли сотни телеграмм с соболезнованиями, в том числе от Иосифа Кобзона (он тоже с удовольствием пел «Червону руту»), Алексея Экимяна (армянин, генерал-майор милиции, возглавлявший в то время московский уголовный розыск, был самобытным композитором, написал под влиянием Ивасюка два десятка песен на украинском языке), Софии Ротару (певица исполнила 21 премьерную песню Ивасюка) и ансамбля «Червона рута», Андрея Дементьева (московский поэт, главный редактор журнала «Юность» в соавторстве с Ивасюком написал две песни — «Рождение дня» и «Расскажи мне, отец», которую пели белорусские «Песняры»). От украинских композиторов Игоря Поклада, Александра Зуева, Алексея Семенова, Александра Злотника, Ростислава Бабича, киевского поэта-песенника Александра Вратарева, от многочисленных ансамблей, студенческих и трудовых коллективов из многих городов Советского Союза… Позже пришли письма-соболезнования от представителей украинских диаспор Канады и США…
Впереди траурной процессии шла дочь известного львовского художника Владимира Патыка, Оксана, студентка Львовского мединститута. Она несла портрет Володи в миртовом венке (это фото, всем родное и знакомое, было и на обложке пластинки фирмы «Мелодия» «Софiя Ротару спiва∙ пiснi Володимира Iвасюка», которая разошлась миллионными тиражами). За ней шли Левко Дутковский и Назарий Яремчук с большим венком из живых белых цветов (Володя был не женат, и, по национальному обычаю, первый венок был «кавалерский»).
- Мы с Назарием Яремчуком были у меня дома, в Черновцах, когда позвонил отец Володи и сказал буквально так: «Це Михайло Iвасюк. Левку, Володi бiльше нема∙, вiн загинув. Передай усiм… » — и заплакал, — вспоминает те трагические дни руководитель «Смерiчки» Левко Дутковский. — Я лишь смог спросить: «Когда?.. » Михаил Григорьевич ответил, что похороны во вторник, и положил трубку.
Некоторые местные «доброжелатели» из обкома партии нам «советовали» никуда не ехать и запретили везти траурные венки от областной государственной филармонии и областного телевидения. Но нас это не остановило. На похороны Ивасюка поехали вчетвером: я, Назарий Яремчук, писатель-драматург Анатолий Крым и звукорежиссер с телевидения Василий Стрихович. Тогда это могло стоить карьеры, покоя, репутации. Но Володя был нашим большим другом, последствия нас не интересовали. Ехали во Львов поездом. На остановках старались прикрывать ленты на венках, чтобы не было лишних вопросов.
В 10 утра мы уже были в квартире Ивасюка. Когда мама Володи София Ивановна увидела нас, заголосила: «Левку, Левку… » Похороны немного задержали, ждали Софию Ротару, но она не приехала. Траурная процессия растянулась на много километров. Весь транспорт остановился. На тротуарах, взявшись за руки, стояли в живой цепочке молодые ребята, охраняя траурную процессию. Нигде не было ни одного милиционера. Для меня все происходило как в тумане, в страшном сне…
София Ротару: «Другого такого композитора в Украине уже не будет»
По львовской мостовой шли поэты-песенники Ростислав Братунь (как выяснилось, единственный представитель от власти, верный друг и соавтор покойного, вместе они написали 30 песен), Роман Кудлык, Мирослав Воньо и Юрий Рыбчинский (у него как раз был день рождения), певец Василь Зинкевич, композиторы Вадим Ильин и Игорь Билозир (тогда еще студент консерватории), писатель Дмитрий Герасимчук, ректор консерватории Зенон Дашак, Лешек Мазепа — профессор, педагог Володи во Львовской консерватории.
- Мы с коллективом «Червона рута» находились в гастрольном турне на Дальнем Востоке, — развеивает многолетние слухи по поводу своего отсутствия на похоронах София Ротару. — Когда узнали ужасную новость, то отменить концерты уже было невозможно. Мы все были шокированы этим известием! Сперва не верили, а потом… Никто не скрывал своих слез, даже мужчины… Мы отдавали дань светлой памяти Владимира Ивасюка на выступлениях как могли. Тогда на концертах дальневосточного тура звучали только его песни, а люди, как один, поднимались и стоя слушали их. Знаете, я до сих пор скучаю по нему и часто вспоминаю с огромной любовью и теплотой. И всегда при случае говорю: другого такого композитора в Украине уже не будет…
Когда поставили возле ямы гроб, все какое-то мгновение ждали: кто выйдет вперед и скажет первое слово. Шаг вперед сделал Ростислав Братунь и произнес исполненную печали и протеста речь. Он заставил каждого (а его слова разнеслись сразу же после похорон) задуматься: «Кому же ты, Володя, перешел дорогу? Кому мешала твоя песня?»
Что значило в мае 1979-го выступить с речью на похоронах Ивасюка, да еще и председателю Львовской областной организации Союза писателей и главному редактору журнала «Жовтень», понимали все. И Ростислав Андреевич — лучше всех. Это стоило ему потери должности и «покоя» до конца жизни (долгих 17 лет безработицы). Выступления Петра и Василия Сичко, отца и сына, которые читали стихи-посвящения, вскоре обернулись для них тюремными сроками. Когда студенты консерватории запели «Чу∙ш, брате мiй», слышался не плач, а рыдания. Слез не стыдился никто…
- Во Львов я примчался с гастролей из-под Белоруссии, нанял такси, — вспоминает Василь Зинкевич. — Нас почему-то постоянно останавливала милиция. Только ступил на улицу Маяковского, где жил Володя, люди увидели меня и сделали коридор, кто-то подал цветы. Я один иду к нему, ноги с каждым шагом подкашиваются… Все ждали Соню. Когда вошел в Володину квартиру на первом этаже под номером 13, где находился закрытый гроб с телом, лишь помолился, мгновенье постоял. Реву… Слова вымолвить не могу… Михаил Григорьевич, отец Володи, сказал: «Выносите!» Сони не было, и ждать больше не могли…
Володю провожали, как великого Карузо. Хлопцы из консерватории несли гроб и сказали мне: «Василь, прислонитесь», так я на левом плече, чередуясь с кем-то, нес своего товарища… Назар с Левком впереди несли венок. Неимоверную боль почувствовал, когда гроб опускали в могилу и все запели нашу «Червону руту». Не плач, а стон слышался во время выступления Ростислава Братуня, и когда он спросил: «Где Зинкевич?», меня начали оттеснять как можно дальше от могилы. Не дали сказать… Я бы сказал то, от чего все могли сорваться. Но кто-то из сильных мира сего не дал произнести…
Я успел вернуться в Ковель за 15 минут до выступления. Об отмене или переносе концерта не могло быть и речи. Вышел со слезами, в зале то же самое — стон, плач и рыдания… Выстонал только две песни… Билеты никто не возвращал.
- Весь ход траурной процессии какие-то люди в штатском снимали на фото- и кинопленку, — вспоминает муж сестры Володи Ивасюка Галины львовский фотохудожник Любомир Крыса. — Сразу было видно, что съемка профессиональная. Но когда пытался сделать снимки кто-то из любителей, люди в серых костюмах и с такими же серыми лицами вырывали фотоаппарат и засвечивали пленку. Понятно, что всех, кто снимал, не удалось поймать, и позже по рукам ходило много фотографий с похорон.
Такой массы людей Лычаковское кладбище, наверное, не видело за свою двухсотлетнюю историю. Вокруг все деревья в свечках каштанов, и мне вспомнились слова из песни Володи «… а на нашiй вулицi розцвiли каштани». Было нестерпимо больно.
После окончания церемонии люди не расходились, приходили и те, кто в силу разных причин опоздал. Уже стемнело, когда я с друзьями еще раз пришел к свежей могиле Володи, а людей по-прежнему было много, — продолжает рассказ Любомир Крыса. — Зажигали свечи, молились… На протяжении лета и до поздней осени каждое утро, еще до начала рабочего дня, мы с женой Галей и мамой Володи Софией Ивановной ходили на кладбище, чтобы перебрать цветы, наполнить водой сосуды, в которых они стояли. Отзывчивые люди помогали нам, потому что букетов было очень много. Но были и другие — они прятались за деревьями, нервно курили и наблюдали за нами, правда, никогда не подходили.
Помимо фантастического количества цветов, люди приносили на могилу Володи Ивасюка стихи, посвященные ему, — иногда очень интересные и даже профессиональные, а также различные записки, обращения. Это, наверное, отслеживалось определенными службами, но листочки всегда белели между цветами. Некоторые Михаил Григорьевич забирал на память. На могиле также проводили панихиды и выступали на политические темы, после чего мы узнавали об аресте ораторов. В годовщины дат, посвященных жизни и творчеству Владимира Ивасюка, на протяжении многих лет на могиле всегда выступал поэт и верный друг Ростислав Братунь.
«Убийцы издевались над Володей по-садистски»
- Убийцы издевались над Володей по-садистски, — считала жена Ростислава Братуня Неонила (к сожалению, ныне покойная). — Это напоминает почерк наемных киллеров. Я ходила на опознание, и то, что мы с родными Володи увидели, не поддается описанию. У него не было… глаз. Тело — сплошная рана… А через год Ростиславу Андреевичу нанесли четыре удара кастетом. Он поехал в Киев на вечер Павла Тычины, но на него так и не попал. Неизвестные едва не проломили ему голову…
- Во Львов мы приехали из Тернополя утром 23 мая, — вспоминает Антонина Маренич. — На протяжении недели давали по три-четыре концерта в день. Успех, цветы, автографы… А тут такое горе — зверское убийство… Перед отъездом в час ночи мы пошли на могилу Володи на Лычаковское кладбище — охрана нас узнала и пустила. Оставили там венок с надписью на лентах: «Спасибi, друже, за любов жагучу до рiдно∙ Вкра∙нсько∙ землi, повiк твою «Червону руту» спiвати будуть солов'∙». Нас строго предупредили, чтобы не пели на могиле. Мы же не удержались…
Еще за месяц до трагической гибели Володи мы все строили творческие планы. Он дал нам ноты песни «Мiсто в Полiссi» с трогательной дарственной надписью. Через неделю, когда собрались сделать запись, перерыли все в доме, но рукопись таинственно исчезла.
- Я прекрасно знал Владимира Ивасюка еще по Черновцам, — добавляет Валерий Маренич. — Даже в сугубо мужской взрослой компании от него нельзя было услышать ругательства. Он спокойно относился к славе, имел прекрасное воспитание, был интеллигентом и мог бы своим талантом прославить Украину не только песнями, но и эпическими произведениями. Внутренне он был готов к этому. Убежден, что и поныне в каких-то тайных архивах есть полный текст стихотворения, которое я написал вместе с талантливым волынским поэтом Тарасом Музычуком. Тогда оставил это стихотворение на могиле от нашего трио. На Лычаковское кладбище мы принесли цветы и сами шли по цветам, которыми была выстелена вся дорога. Я был тогда сам не свой. Спрашивал: кто мог сжить со света такого человека? Кто совершил с ним подобное и взял на душу такой грех?
Песни у Володи рождались спонтанно, иногда в самых неожиданных местах. Поэтому композитор постоянно носил с собой портфель с черновиками произведений, над которыми работал. Известно, что в последние дни жизни он активно работал и над партитурой кантаты «Чуття ∙дино∙ родини» на слова современных украинских поэтов, которую заказало Министерство культуры УССР, и над оперой «Дарина», и над романсами. Из всего этого уцелела лишь часть кантаты «Зустрiчай мене» (на слова Ростислава Братуня) и музыкальные наброски на слова Павла Тычины и Максима Рыльского. Остальные черновики бесследно исчезли — найденный рядом с телом Владимира портфель оказался пуст.
- После смерти Володи начала насаждаться нездоровая и полностью ошибочная тенденция, которая проявилась в попытках игнорирования почти всего его творчества, — считал отец композитора Михаил Ивасюк. — В сознании современников его старались утвердить лишь как автора двух песен — «Червоно∙ рути» и «Водограю». Почему-то никто не принимал во внимание, что на протяжении 1980-х годов он написал свыше 80 вокальных произведений, которые принадлежат ко второму периоду творчества, качественно более высокому. Они принесли молодому композитору успех, усилили его популярность и вызвали даже болезненную зависть у определенной категории людей. Володя прожил лишь 30 лет… Его жизнь была скромной, честной, проникнутой мечтой о красоте и добре на земле.
Как-то после похорон Владимира Ивасюка компания львовских девушек отважилась вызвать его дух. Володе задавали вопросы, и дух отвечал.
- Ты сам ушел из жизни?
- Нет!
- Тебя убили?
- Да!
- А можешь назвать их имена?
- Это не в моей власти…
- Когда тебя убили?
- 26 апреля…
Киевская киногруппа во время работы над лентой «Загадка жизни и смерти Владимира Ивасюка» решила ввести в канву фильма эпизод гадания над последней фотографией композитора. Ход, безусловно, оригинальный, но к ясновидящей Версальке отправились, не особенно надеясь на успех — что, дескать, взять с сельской неграмотной старушки. Но гадалка положила вокруг фотографии карты и начала их толковать: «Этот человек жил на углу улицы (это действительно так. — Авт. ), он имел метку на теле (и это отвечает реальности — Авт. ). У него было две сестры. Умер насильственной смертью. Убивали двое — один чернявый, второй — русый. Чернявого, скорей всего, уже нет на свете. Убивали покойного в двух домах. Нашли его тело в лесу у воды. С убийцами была девушка. Красивая. Она все видела. Карты показывают, что девушка очень страдает от мук совести. Недалек тот час, когда она не выдержит и заговорит. Люди услышат от нее правду о том страшном убийстве».
Выяснилось, что Версалька вообще не знала, кто такой Ивасюк и чья фотография перед ней.
На могиле Ивасюка десять лет не разрешали установить памятник
Интересная деталь: в официальном свидетельстве о смерти, выданном 21 мая 1979 года Червоноармейским отделом ЗАГСа Львова, сказано: «Гражданин Ивасюк Владимир Михайлович умер 24-27 апреля 1979 года. Причина смерти: механическая асфиксия, повешение в петле (самоубийство)».
Удивительно: советский ЗАГС(?!) установил причину смерти — самоубийство… Установил еще 21 мая. А 17 июля Шевченковская прокуратура Львова, которая вела уголовное дело по факту смерти, прекратила его из-за отсутствия состава преступления — лишь тогда следствие пришло к выводу о самоубийстве.
«Если наш сын повесился 24-25 апреля, как сказано в свидетельстве о смерти, — писал 22 июня 1979 года Михаил Григорьевич Ивасюк Генеральному прокурору СССР Роману Руденко, — то разве мог он висеть на дереве до 18 мая, то есть 21-24 дня, и сохраниться таким, каким мы, родители, его видели? Ведь он весил 80 килограммов, его шея была бы полностью изувечена, петля врезалась бы в тело до костей. На протяжении этого времени была очень теплая погода, несколько дней подряд шел дождь, — разве тело человека не разложилось бы на дереве, разве бы от него не исходил невыносимый запах? А разложения, разбухания трупа мы не видели, невыносимого трупного запаха не ощущали. Его тело было упругим и свежим… »
Изуверы и нелюди сломали Ивасюку-музыканту пальцы на обеих руках. «Пальчики мои, пальчики… » — все повторял отец у гроба сына. Михаил Григорьевич понимал, что палачи, зверски издеваясь над телом композитора, прекрасно знали, как сделать последние минуты его жизни невыносимыми.
- У Володи были голубые глаза, — вспоминает поэт Юрий Рыбчинский. — Такие глаза бывают у маленьких детей, когда те смотрят в весеннее небо. Когда он ушел от нас, неба стало меньше… Но на земле он останется, пока живут его песни, — а им судилась долгая жизнь, потому что на Суде Вечности говорить о нашем времени без Володиных песен, без его голубых глаз будет невозможно.
У Владимира Ивасюка было немало недругов — явных и тайных. Его ненавидели живым, его боялись и мертвым. Мать композитора София Ивановна пошла однажды на прием к тогдашнему первому секретарю Львовского обкома компартии Виктору Добрику попросить разрешения установить на могиле сына памятник (удивительно, но и это было запрещено!) «Война у меня забрала отца и трех братьев, не вернулся с фронта муж моей сестры, — плакала женщина. — А теперь вот и сына не стало. Неужели я не имею права почтить его память?» В ответ Добрик нажал на кнопку и металлическим голосом сказал вошедшему «лакею»: «Выведите отсюда эту женщину!» После этого посещения у Софии Ивановны случился «инсульт имени Добрика», как его назвал Михаил Ивасюк.
И все-таки, только лишь зависть руководила чувствами недругов Владимира Ивасюка? Разумеется, нет. Об этом размышлял Михаил Григорьевич: «Красота всегда опасна, потому что пробуждает сознание людей, призывает их к внутренней раскрепощенности, свободе, обогащает интеллект. А именно этого больше всего боялись те, кто хотел держать украинский народ в определенных рамках, в частности, культурных. Мол, имеете «Розпрягайте, хлопцi, конi» и хватит с вас. А за оперу не беритесь… »
Владимир Ивасюк перешел ту границу, тот уровень таланта, которые были «предписаны» украинцам из советской Москвы…
«Теперь появилось много «друзей, которые Володю хорошо знали»
Стоит отметить и другой аспект. На начало 1970-х годов, согласно статистическим данным, половину населения планеты составляли люди до 25 лет. Отсюда и закономерный бум молодежной музыки — вокально-инструментальных ансамблей. Одним из основоположников этого жанра в Украине был Ивасюк. Он писал свои произведения не только по требованию времени, но и опережая его. Ему удалось органично соединить современные инструментально-танцевальные ритмы с колоритом и мелодикой украинской песни. Увы, творчество композитора не нашло должной поддержки ни в Союзе композиторов Украины, ни в кабинетах некоторых чиновников от культуры. Не последнюю роль в этом сыграло и то, что в высоких кабинетах сидели люди преклонного возраста, которые просто не могли по достоинству оценить новое направление эстрады и всячески противились ему.
Поэтому при жизни Владимир Ивасюк почти не имел официальных наград. Впрочем, у него была и будет высшая награда, которая не сравнима ни с какими лауреатскими титулами — искреннее уважение, почет и любовь людей. К сожалению, посмертно..
Как сказал другой великий буковинец Иван Миколайчук: «Для того, щоб тебе належно оцiнили, треба сконати… » В Украине не любят живых, любят — мертвых.
- Смерть молодого талантливого человека — это огромная трагедия, — резюмирует Галина Ивасюк. — Какой бы ни была причина смерти. А распространять циничные предположения, толки, проявлять псевдоосведомленность — это грех. Теперь появилось множество как «независимых расследований», так и «друзей, приятелей, которые его хорошо знали». Они щедро дают бесстыдные интервью, оперируют надуманными версиями, спекулируют его именем. За что такая ненависть, зависть, неуважение и к живому, и к покойному? Ведь он никого не убил, не ограбил, не предал, не унизил, ни на кого не «настучал». Он творил честно и открыто… Нас чурались, не узнавали, с нами не здоровались. Те, кто при жизни Володи набивались в ближайшие друзья, при встрече переходили на другую сторону улицы. Остались только самые верные.
Я с огромной болью хожу на Лычаковское кладбище к могиле, которая трижды была поругана, сожжена (однажды кто-то подпалил цветы во время ливня), к памятнику, который выстрадал Николай Посикира (десять лет(!) он стоял в мастерской). Благодаря нашему народу, его любви к композитору могила круглый год в цветах…
Как бы там ни было, но на 18-м году украинской независимости официальная версия смерти Героя Украины Владимира Ивасюка — самоубийство — так и не отвергнута. Почему?
P. S. Автор выражает благодарность за помощь в подготовке материала сестрам Галине и Оксане Ивасюк, Любомиру Крысе, народным артистам Украины Левку Дутковскому и Василю Зинкевичу, журналисту Максиму Мищенко, сотруднице Черновицкого мемориального музея Владимира Ивасюка Наталье Мороз.
3393Читайте нас в Facebook
