Боец АТО: "Решив снять деньги с банковской карточки, я вдруг узнал, что... умер четыре месяца назад"
Первым об этой абсурдной ситуации рассказал народный депутат Борис Филатов, разместив в «Фейсбуке» фотографию бойца в балаклаве и написав:
«Его зовут Женя. Он — разведчик Вооруженных Сил Украины и настоящий герой. Он погиб смертью храбрых, хотя на самом деле… живой. Евгения тяжело ранило 1 сентября 2014 года осколком в грудную клетку. 5 сентября 2014 года Министерство обороны объявило его погибшим и даже (!) представило к посмертной награде. Евгений внесен в списки погибших и все это время доказывает, что жив. 
Но военная бюрократия уже полгода не желает считать его живым, а поэтому он не получает никаких выплат и не является участником боевых действий. Его нет. Потому, что по документам он мертв».
*За время службы Женя дважды побывал в Донецком аэропорту
Женя попросил не называть в газете его фамилию и не показывать лица. Мы можем только сказать, что мужчине 35 лет и он из Днепропетровска.
— Я не должен «светиться», ведь служу разведчиком, — объясняет Евгений. — И мне еще предстоит возвращаться на восток Украины. Если честно, не люблю давать интервью. Долго не общался с журналистами, пытался решить ситуацию своими силами. Но дошло до абсурда. Я ходил в Министерство обороны и в банк, показывал документы и слышал в ответ: «Не знаем, как вам помочь. Дело в том, что официально вы… мертвы». — «Но кто тогда сейчас перед вами стоит? — не выдерживал я. — Привидение? Вот он я, живой!» Обещали разобраться. А результата не было.
— Когда вы узнали, что попали в списки погибших?
— В январе нынешнего года. Хоть «умер» еще 5 сентября 2014-го. Но до января все было в порядке — я, как и раньше, служил в своей части, воевал на Донбассе. В январе решил снять деньги с банковской карточки. Ввел пин-код и увидел на банкомате надпись: «Операции заблокированы». В банке сказали, что мне нужно явиться в отделение «для идентификации личности». В отделении, куда я пришел перед очередным отъездом на восток, написал заявление с просьбой объяснить, почему мою карточку заблокировали. Предъявил паспорт, идентификационный код и военный билет. И вскоре получил ответ: «Банк заблокировал карту в связи с тем, что фамилия ее владельца есть в списке погибших военнослужащих, предоставленном Министерством обороны Украины».
Я был в шоке: как такое могло произойти? Ведь все это время служил в своей воинской части!
— А где вы находились 5 сентября, когда по документам якобы погибли?
— Я был в больнице, куда попал с ранением после минометного обстрела. Это случилось 1 сентября — вскоре после того, как впервые попал на Донбасс. Я не служил в армии, в университете была военная кафедра. А летом прошлого года пришла повестка в военкомат. Некоторые мои знакомые, получая повестки, начинали прятаться, правдами и неправдами уезжали из страны. Я не мог так поступить и сразу пошел в военкомат. Если призвали, значит, так было нужно. И я не какой-то трус, чтобы убегать.
Следующие полтора месяца находился на учениях, после чего нас отправили в зону АТО. Конечно, полтора месяца подготовки — это очень мало. Мы были не готовы к войне. На полигоне меня в основном учили стрелять. А на фронте в первую очередь нужно хорошо думать и уметь просчитывать наперед шаги противника. Но, с другой стороны, ко всему можно привыкнуть. Я долго не говорил родным, что меня призвали. Позвонил им уже тогда, когда был на Донбассе.
— Где вы получили ранение?
— Это произошло под поселком Марьинка в Донецкой области. Мы с побратимами защищали блокпост на трассе Донецк — Запорожье. Это очень важная дорога, нам нужно было любой ценой удержать позицию. В какой-то момент начался минометный обстрел. Сразу несколько наших ребят получили ранения. Я в том числе. Но только тогда этого не понял. Почувствовал лишь, как что-то ударило в бок. Казалось, будто в меня попали камнем или палкой. Увидев, что одному хлопцу осколками пробило ноги, я пополз к нему. К счастью, смог дотащить его до окопа.
И только тогда ребята сказали: «У тебя весь бок в крови. Тебя тоже ранило!» Я удивился — почему совсем не чувствую боли? Оказалось, из-за шока. Болеть начало через час, уже в больнице в Курахово, где меня тут же положили на операционный стол.
Как ни странно, даже в больнице я не терял сознания. Видел свою рану и с ужасом думал о последствиях. Операцию мне делали под местной анестезией. Я получил осколочное ранение грудной клетки. Один осколок врачи достали сразу, а вот второй впился очень глубоко. Это усложняло операцию. К счастью, врачи с большим трудом, но все же вытащили его.
— Вас отправили домой?
— Нет, перевели в другую больницу. Командование моей части знало, что я ранен, но жив. Побратимы тоже. Не представляю, кто в это время мог внести меня в списки погибших. Хорошо, хотя бы родным не стали сообщать о моей гибели! Они ведь даже не знали о ранении — не хотел их волновать.
— Вы долго лежали в больнице?
— Несколько недель. Затем реабилитация. А потом вернулся на фронт. Конечно, рана еще болела и врачи рекомендовали покой. Но я не мог не пойти — знал ведь, что ребятам нужна помощь. И в этом не было ничего необычного. На передовой так рассуждают все. Ребята в госпитале лежат с тяжелейшими ранениями и ждут не дождутся, чтобы вернуться на фронт. Не потому, что они хотят воевать. Они просто не могут бросить друзей. Вот и я вернулся. Прошел много населенных пунктов (опять-таки из-за специфики своей работы не могу сказать, какие именно), дважды был в Донецком аэропорту. Все это время служил в одной и той же воинской части. Документов не терял. Поэтому известие о собственной смерти стало для меня настоящим шоком.
— И что вы предприняли?
— Вернувшись в конце марта с передовой, поехал в Министерство обороны Украины. Взял с собой паспорт, идентификационный код и военный билет. Но ни к кому на прием так и не попал. Мне сказали, что требуется специальный пропуск, а чтобы его дали, нужно было позвонить в департамент кадровой политики — дескать, там решают такие вопросы. В департаменте кадровой политики меня выслушали, удивились и перенаправили в управление по работе с личным составом. Там удивились не меньше, но… тоже не смогли помочь. Отправили в управление персоналом, сотрудники которого заявили, что такие вопросы не решают! Затем еще был департамент здравоохранения… И так целый день.
Меня перенаправляли из одного ведомства в другое и везде говорили, что вопросы «живых мертвецов» не решают. Дескать, это форс-мажор и никто не знает, что теперь делать. Ведь уже оформили все документы по моей смерти. Меня даже должны были посмертно наградить. Уже под вечер ко мне вышли двое служащих. Я в сотый раз пересказал свою историю. Но они тоже ничего не решили. Посоветовали мне обратиться в свою воинскую часть — мол, пускай командир части направит в Генштаб письмо о том, что я жив. Подтверждения в виде живого человека с документами им было недостаточно.
Единственное, чем мне смогли помочь в Министерстве обороны — в пресс-центре дали список погибших бойцов. Я нашел себя на 25-й странице.
— В части, где вы служите, не могли допустить ошибку?
— Нет. Там уверяют, что меня в эти списки никто не вносил. И я им верю — ведь и побратимы, и комбат знали, что я жив. Еще в начале апреля в моей части подготовили соответствующую телеграмму и направили ее в Генштаб. И… не получили ответа. Все это время я надеялся, что проблема решится. Когда понял, что ничего не меняется, опять стал обращаться в Генштаб и Минобороны. Получал один и тот же ответ: «Вопрос рассматривается. Подождите». Но сколько же можно ждать?
Побратимы были в шоке. Все понимают, что случаются ошибки. Я сам знаю несколько случаев, когда бойцов, которые попали в плен, записывали погибшими. Но эти ситуации довольно быстро решались. А я ведь даже никуда не пропадал! И полгода не могу доказать, что жив. Побратимы в шутку стали называть меня призраком. Слух о том, что среди разведчиков воюет «живой мертвец», быстро разошелся по другим подразделениям. Ребята приходили и, смеясь, говорили: «Можно подержаться за тебя как за талисман?»
Евгений снова пошел по кругу: начал обращаться в управление по работе с личным составом, в управление кадровой политики… И опять безрезультатно. Только после того, как народный депутат Борис Филатов предал эту ситуацию огласке, дело сдвинулось с мертвой точки.
— После того, как обо мне написали в соцсетях и рассказали по телевизору, мне позвонили из Министерства обороны, — говорит Евгений. — Впервые не я им, а они мне. Такой же звонок был и в мою часть. Потом в гарнизон приехала министерская комиссия. Я в очередной раз рассказал им о своей проблеме. Пообещали решить. А еще через несколько дней перезвонили из Генштаба и сказали, что ошибка вроде бы уже исправлена. Мол, теперь нужно ждать письменного подтверждения.
— Личность бойца и место его проживания установлены, — сообщили «ФАКТАМ» в пресс-службе Министерства обороны Украины. — Он действительно есть в списках воинской части. Вопрос начисления и выплаты ему заработной платы за месяцы службы, а также признания его участником боевых действий будет решаться в соответствии с законодательством Украины.
— Жду документ, который официально признает меня живым, — говорит Евгений. — Еще в Министерстве обороны пообещали, что проведут служебное расследование. Надеюсь, в этом не обвинят невиновных людей — офицеров из моей части. Я не хочу никого наказывать. Важно другое: чтобы такие ситуации не повторялись и в Министерстве обороны сделали выводы. Ведь дело даже не в ошибке, а в том, что почти полгода ее никто не хотел исправлять. И если бы не СМИ, возможно, до сих пор не решили бы.
Сейчас я уже знаю, что у меня был еще один вариант. По словам юристов, я мог обратиться к нотариусу с просьбой удостоверить мою личность, после чего подать иск в суд о признании меня живым. Так что если у кого-то произойдет подобная ситуация, он может попробовать пойти таким путем. Возможно, повезет больше, чем мне.
P. S. Когда материал готовился к печати, Евгений сообщил, что наконец получил свою зарплату.
Фото с сайта ТСН
5337Читайте нас в Facebook
