«за мной особый уход не нужен, я здоровее, чем семидесятилетние»
- Мне сто четвертый год… Какая женитьба при таких годах? — сокрушается дедушка Саша, аккуратно приглаживая еще наполовину черную бороду.
Но на самом деле дедушка, три года назад похоронивший вторую супругу, упорно ищет себе невесту. Еще прошлым летом сам объездил на инвалидной коляске ближайшие села, даже в дом престарелых заезжал. Но восьмидесятилетние бабушки не спешат замуж. «Не хотят брать на себя ответственность, боятся, видимо, что им придется меня обслуживать. Хотя за мной особый уход не нужен, я здоровее, чем некоторые семидесятилетние», — резюмирует Александр Иванович.
«Куда девались выпавшие зубы, не помню, но ни один доктор мне в рот не заглядывал»
- Дедушка до девяноста восьми лет ездил на машине, до прошлого года шил валенки, читал без очков и полол бурьян, — рассказывает жена внучатого племянника деда Саши Людмила Кожушко, которая вместе с мужем присматривает за дедом. — Раньше, бывало, и кукурузу выламывал на огороде, и орехи собирал, и вишни обрывал. Но за зиму ослаб немного, и теперь ему под силу разве что сыграть на гармони…
Собираясь на улицу в тридцатиградусную жару, дедушка Саша набрасывает на себя телогрейку, которая «застегивается» на одну большую булавку, и надевает зимнюю шапку. «Чтоб сквозняком не проняло, а то в хате у меня тепло, я тут разогрелся», — поясняет.
Лучше поберечься, чем лечиться, — этому принципу Александр Иванович Матвиенко из села Ялосовецкое Хорольского района Полтавской области следует всю свою долгую жизнь. Уверяет, что не глотнул ни единой таблетки. Если вдруг что-то прихватывало, пил обычную колодезную воду комнатной температуры. Болезней серьезней простуды дед не знает. Вот только никак вспомнить не может, куда его зубы подевались. Семь осталось. «Но никто ко мне в рот не заглядывал — к стоматологам ни разу не ходил», — говорит.
Дед усаживается на лавке возле забора и просит Людмилу принести ему гармонь. Сколько он переиграл за свою жизнь! Ни одни посиделки когда-то не пропускал. Высокий красивый гармонист был всегда желанным в компаниях хлопцев и девчат во всей округе, без него не обходилась ни одна свадьба, ни одно гулянье в селах.
- Случалось, меня забирали из дому на двое, а то и на четверо суток, — улыбается в усы Александр Матвиенко. — Вот ты спрашиваешь, пил ли я? Как не пил, если гармонисту всегда подносили чарку за чаркой? Но пьяным или хотя бы выпившим меня не видел никто. Потому что был у меня один секрет. Я просил вслед за чаркой принести мне большую деревянную ложку смальца. Съедал ее, и дурь в голову не била. А дома, когда корову с бабой держали, у нас всегда стояла тарелка свежего сливочного масла. Бывало, сосед придет с парой бутылок самогонки, мы их «приговорим» вприкуску с маслом, и хоть бы в одном глазу. А вот курить — не курил никогда…
Дед Саша некоторое время перебирает кнопки на старенькой гармони, а затем заводит какую-то старинную грустную мелодию. Жалуется, что пальцы уже не слушаются так, как раньше, да и давно уже инструмента не держал в руках. Между прочим, именно гармошка в 1943 году сохранила ему руки.
Александр Матвиенко оказался в батальоне штрафников, поскольку два года, считай, жил на оккупированной фашистами территории.
- После демобилизации в 1941-м меня не зачислили в пехоту, поскольку не могли найти мне сапоги 45-46-го размера. А куда годится босой солдат? Разве что ездовым, — вспоминает Александр Иванович. — Вместе с одним товарищем из Хорольского района мы подвозили на полевую кухню сухари, мясные консервы. Но однажды наши подводы загрузили минами, и мы отправились под Решетиловку минировать поля, чтобы немецкие войска не прошли. Оказалось, они нас опередили, и тогда наши командиры (это были молоденькие офицеры) приняли решение отойти на север, в сторону Опошни. Так добрались до границы с Харьковской областью, сели на привал.
И тут командование на тайном совещании решило бросить подводы, а самим разойтись по домам. Я случайно подслушал этот разговор и рассказал о нем товарищу. Попадать в плен нам не хотелось, поэтому мы с ним тоже ушли. Два года после этого меня никто не трогал, и я ни от кого не прятался. А в сорок третьем снова была поголовная мобилизация. Практически сразу же меня бросили в бой под Черкассами. Из таких, как я, сформировали батальон, дали нам винтовки и отдали приказ идти в наступление в полный рост по чистому полю. Наверное, хотели проверить силу врага…
- Когда фашисты, засевшие в окопах, открыли по нам огонь из пулеметов и автоматов, я собирался залечь в ров, который оказался на моем пути, — продолжает рассказ Александр Иванович. — Мне не хватило для этого какой-то секунды. Я свалился в ров уже с отбитой левой ступней — задела шальная пуля. Хорошо, рядом находился товарищ, я попросил его перевязать мне ногу выше колена. Он снял портянку с моей правой ноги, быстро затянул ее на левой и побежал дальше в атаку. Это было 21 ноября. Считай, зима. А прооперировали меня 28-го. Что происходило в этом промежутке, помню смутно, поскольку сознание ко мне возвращалось лишь на некоторое время.
Пытался, конечно, выбраться из своего укрытия, но тут же поверх головы просвистели две автоматные очереди. Мне оставалось либо погибнуть от вражеской пули, либо замерзнуть. Очень мучила жажда. Однажды ночью пошел дождь, но чистой воды было мало, и я ел мокрую землю. А потом услышал рядом русскую речь. «Я здесь! Помогите!» — стал звать на помощь. Подошли бойцы, но только и сказали, что сейчас начнется бой и за мной придут позже. Я ни на что уже не надеялся, однако меня таки нашли…
«Когда снял протез и вполз на руках в кабинет, члены медкомиссии лишились дара речи»
Левую ногу, на которой развилась гангрена, Александру Ивановичу ампутировали полностью. А через пять дней отрезали по колено и отмороженную правую.
- Руки тоже начали синеть и практически не разгибались. Я их начал прятать от врачей. Думаю, пусть лучше сами отпадут, чем отрежут. Совсем уж инвалидом остаться, что ли? — довольно улыбается дедушка Саша. — И таки перехитрил всех. Постепенно отмороженная кожа слезла, а скрюченные пальцы начал разрабатывать, играя на гармошке, которая оказалась в госпитале.
У деда Саши руки действительно золотые. Сколько они дел переделали — не счесть! Уже в госпитале Александр Иванович знал, чем станет заниматься после демобилизации — сапожным делом. Ремеслом этим он овладел еще до войны.
Обувь на заказ Александр Матвиенко шил до тех пор, пока не появилась в магазинах фабричная. Потом перешел на валенки, которые до сих пор селяне с удовольствием носят.
- Потому что я их шил по колодкам, оставшихся от сапог, и валенки получались очень аккуратные, — выдает свой собственный секрет сапожных дел мастер.
Положенные ему как инвалиду I группы автомобили Александр Матвиенко покупал за собственные деньги по полной стоимости. «Я державу не обижал!» — гордо заявляет 103-летний ветеран. Только один «Запорожец» из шести машин, на которых он ездил, достался ему в порядке инвалидной очереди бесплатно.
- Поначалу купил мотоцикл, и то автоинспекция на трассу меня не пускала, разрешала только по проселочным дорогам ездить, — сознается дедушка. — А потом один человек подсказал: «Тебе машина с ручным управлением положена». И я загорелся этой идеей. Накосил за два лета сена, продал. А потом купил «Москвич» первой модели за восемь тысяч рублей, переделал его под ручное управление. Поездил несколько лет, цены на машины выросли, продал старую уже за пятнадцать тысяч и за те же деньги купил более современную. А последнюю, «Волгу», летал с племянником выбивать аж в Москву, к Брежневу. Очень уж мне хотелось иметь престижный по тем временам автомобиль. Но никак моя очередь не подходила, видимо, сельская прописка мешала. Обращение к Генеральному секретарю ЦК КПСС помогло — уже через два месяца новенькая «Волга» стояла в моем дворе.
- Александр Иванович, как же вы сено без ног косили?
- О-о-о, это было моим любимым занятием еще с детства, — отвечает дед Саша. — Всякую работу можно делать не силой, а умом. Снимал протез, культю вперед выставлял, чтобы не мешала, и потихоньку передвигался. Чтобы было мягче, надевал ватные штаны, к которым была пришита или привязана фуфайка…
Что у Александра Матвиенко нет обеих ног, не все верили. Даже медицинская комиссия… лет двадцать(!) этого не замечала.
- Сразу после войны мне установили II группу инвалидности пожизненно, — с обидой в голосе говорит Александр Иванович. — Я как-то не придавал этому большого внимания, поскольку на государственную пенсию не сильно рассчитывал, ведь мог заработать копейку собственным трудом. А потом задумался: почему такая несправедливость? С трудом выбил в собесе обходной лист на перекомиссию, занял очередь, отстегнул протез… И когда я вполз на руках в кабинет, члены комиссии лишились дара речи. Думали, у меня была бытовая травма. «И давно это у вас?» — интересуются. «Да с войны», — отвечаю. Вопросов больше не было — переоформили меня на I группу.
Сейчас жить можно. Пенсия у дедушки 1300 гривен, в хату газ подведен, родственники присматривают (своих детей Бог не дал). Вот только бабушки не хватает ему для полного счастья — поговорить не с кем по душам.
- Нашли мы нашему Ивановичу в соседнем селе бабушку — очень милую и симпатичную, — рассказывает голова Ялосовецкого сельсовета Валентина Шевель. — Так волновалась, когда мы на смотрины ее забирали, принарядилась в полотняную сорочку… Александр Иванович попросил оставить ее на ночь, чтобы ближе присмотреться к человеку. А утром заявил: «Не подходит! Мне же не просто живая душа в хате нужна, а слышащая». Бабушка-то была глуховата…
271Читайте нас в Facebook
