Андрей Курков: "Чтобы избежать отправки в войска КГБ на Курильские острова, я пошел охранником в тюрьму"
Свой юбилей Андрей Курков встретил в небольшом городке на границе Франции и Бельгии. К подобным датам известный украинский писатель относится скептически. Говорит, что о подарках не мечтает, а удовольствие и так получает каждый раз, когда берется за написание литературного текста. Сейчас Андрей Курков работает над романом из 140 глав под рабочим названием «Шенгенская история». Он начал его еще в 2012 году, потом сделал перерыв и вновь взялся за перо.
Андрей Курков считается самым известным за рубежом украинским автором. Его романы переведены на 36 языков мира. Он автор 20 книг и более 20 сценариев к художественным и документальным фильмам. Несколько лет назад Андрей был награжден орденом Почетного легиона Франции и давно уже является членом английского пен-клуба.
— Я никогда не отмечал своих юбилеев, да и рядовых дней рождений тоже, — признался Андрей. — Не вижу в этом никакого смысла. Скорее, это праздник родителей, чем того, кто появился на свет в этот день. Так что на свой день рождения не буду даже в Киеве. У меня своя рабочая программа. Накануне запланировано мое выступление в университете Лилля, потом перееду в небольшой городок на границе Франции и Бельгии. Там и встречу 55-летие. Прилечу на денек в Киев, затем отправлюсь в Женеву представлять фотоальбом, посвященный Чернобыльской катастрофе, вышедший в Швейцарии. Каждое фото сопровождается моим текстом — эдакой рефлексией, посвященной страшной аварии. Потом у меня по плану Лондон, северная Англия, Марокко. В университете столицы Рабат буду неделю работать со студентами.
— Можно только по-хорошему позавидовать вашему графику!
— Поверьте, не надо. Я нахожусь в поездках около семи месяцев в году. Признаюсь, лучше бы все это время сидел у себя в селе, выращивая кактусы и картошку. У меня в детстве была огромная коллекция кактусов. Некоторые виды, младше меня всего на пять лет, до сих пор растут у моих родителей. Честно говоря, я по ним иногда даже скучаю. Но собирать новую коллекцию сил уже нет, да и в селе они не приживутся.
— И давно вы стали сельским жителем?
— Дачу под Житомиром купили еще в 1996 году. Правда, живем там не постоянно, мотаемся между квартирой в Киеве и селом. Под Киевом у нас тоже есть хатка. Но с ней ничего путного сделать уже нельзя. Ее семь раз грабили и чувствовать себя комфортно там невозможно. А мне всегда хотелось иметь свое «родовое гнездо» с большой территорией, огородом, нормальными соседями. Я с удовольствием копаюсь в земле, высаживая овощи, цветы, ухаживаю за садом. В свое время в нашем селе были построены коттеджи для переселенцев из Чернобыльской зоны. Один из них мы и купили у людей, которые хотели жить в большом городе. С тех пор это наше убежище на все лето. Знаете, творить за столом с видом на сад гораздо приятнее, чем в центре большого города.
— Вы — один из самых активно издающихся украинских авторов. На сколько лет вперед расписан ваш рабочий график?
— Долгое время я планировал все на четыре года вперед. Но теперь мой творческий график расписан на два года. А вот поездки — на год вперед. Все они связаны исключительно с литературой. И так было всегда. Вернее, начиная с 1997 года, когда меня стали издавать на Западе.
— Ваша первая книжка вышла еще в Советском Союзе.
— В 1991 году, за четыре дня до путча и за пару месяцев до развала Союза. Роман «Не приведи меня в Кенгаракс» был напечатан в киевском издательстве «Радянський письменник». Для меня это стало целым событием! До этого я печатался лишь пару раз в журналах, все остальное выходило в так называемом самиздате.
— Вы были в числе запрещенных авторов?
— Так говорили, хотя никаких списков запрещенных писателей, где была бы моя фамилия, я не видел. Просто меня не издавали и говорили, что печатать не собираются. В упрек мне ставилось, что пишу несоветские произведения. В моих романах нет позитивных героев, ударников социалистического труда, оптимизма и веры в светлое будущее. Один раз, правда, я чуть не обманул сам себя. Мне сказали, что издадут мою книгу, если напишу нормальные рассказы без юмора, серьезные и жизнеутверждающие. И я таки написал несколько психологических рассказов. Но они все равно не были напечатаны. И, знаете, я обрадовался! Потому что в этих текстах не было того, что является неотъемлемой частью моего творчества: иронии и черного юмора.
— Наверное, именно ирония помогла вам два года прослужить охранником в тюрьме. Как вас туда занесло?
— По блату. Серьезно. Меня направили в охранники только с одной целью — избежать отправки в войска КГБ на Курильских островах. Ведь ко времени призыва в армию у меня был диплом переводчика с японского языка. Помню, на курс в университет нас поступило 45 человек, а закончили — шесть. Остальные сошли с дистанции. Поэтому, как оказалось потом, я был на заметке в КГБ как специалист по японскому языку. И когда пришло время служить в армии, то меня решили послать на Курилы — подслушивать переговоры японских военных. Наверное, кому-то это могло показаться интересным. Но я знал, что после такой службы 25 лет не буду иметь права выезжать за границу. В мои планы это совершенно не входило.
— И что же вы предприняли?
— Помогла мама. В то время она работала врачом в госпитале МВД на Лукьяновке. Нашла среди своих пациентов генерала, который согласился поехать в военкомат и переписать мое направление с войск КГБ на внутренние войска в Украине и Молдове. Тогда-то мне и предложили на выбор три тюрьмы, где я мог пройти службу как охранник: Одесскую, Николаевскую и Херсонскую. Я выбрал Одессу.
— Что поразило в тюрьме больше всего?
— Я не увидел чего-то необычного. Более того, в тюрьме начал писать сказки. Общался с заключенными, охранниками, солдатами. Начал учить грузинский язык — со мной проходил службу житель Кавказа. Второй сослуживец, закарпатский венгр, научил меня играть на саксофоне. В результате мы организовали ансамбль. Я писал песни и романтические баллады про охранников тюрьмы. Сочинил даже марш охранников. И когда через два года после окончания службы приехал проведать своих офицеров, увидел роту солдат, которая шла в столовую и распевала мой марш!
Это была тюрьма общего режима, в которой сидели около пяти тысяч приговоренных. Понятно, что в тюрьме шла своя жизнь. Заключенные к нам, сотрудникам, относились своеобразно. Никогда нельзя было предугадать, что они думают. Особенно это касалось, так сказать, профессиональных уголовников, с которыми нам не хотелось общаться. Они жили от тюрьмы до тюрьмы, по своим законам. Конечно, пытались использовать неопытных солдат, чтобы те передавали им деньги, сигареты. В основном, эти солдаты были из Центральной Азии. Нас, европейцев, было человек пять.
— Наверное, ваших впечатлений вполне хватило бы на роман.
— Однажды попробовал описать годы своей службы. Одолел страниц двадцать и остановился. Я ведь люблю изменять реальность, а тут она слишком явно выражена, переделывать не хотелось. В общем, забросил эту книгу.
— Кем вы мечтали стать в детстве?
— У меня было достаточное широкое поле желаний: писатель, дипломат, археолог. Когда я понял, что писателем мне не стать, решил пойти в журналистику. Стихи начал писать, когда мне было семь лет, короткую прозу — с 13-ти. Все литературные пробы скапливались в ящике письменного стола. Доставались и озвучивались только для друзей, которые и становились моими первыми слушателями. На самом деле желание стать писателем появилось с того момента, когда я понял, что не надо будет ходить на работу. Потом узнал, что в газетах есть должность постоянного внештатного корреспондента, и это тоже привлекло. Главным для меня было — не ходить на работу, сидеть дома и писать.
— От кого вам достался литературный талант?
— Мои родители не имели никакого отношения к творчеству. Наверное, это от старшего брата. Он был диссидентом, и у нас дома часто собирались его друзья, приносившие запрещенные книги, фотокопии, рукописи. Читал все это и я. Политики там было мало. В основном стихи Ахматовой, Гумилева, Цветаевой. Книги по психоанализу — Фрейд, Шопенгауэр, Юнг. Когда в очередной раз мне попалась в руки книга Даниила Хармса, я просто влюбился в его тексты и стал писать прозу в его стиле. Поэтому, закончив школу, подал документы на факультет журналистики. Имел уже несколько опубликованных статей в «Вечернем Киеве», но меня не взяли. На филологический факультет недобрал всего полбалла. Пришлось год дожидаться нового поступления.
— Это тогда вы работали заведующим клубом?
— Но сначала я закончил городские курсы дезинфекторов. Работал по этой специальности в больнице номер 17 в Пуще-Водице. Потом там же — библиотекарем, завклубом. Я из семьи врачей. Они всегда говорили, если у меня не сложится с литературой, то дорога в медицинский институт мне открыта. Но, слава Богу, на следующий год удалось поступить в Институт иностранных языков.
— В Америке ваши романы изучают даже на факультетах политологии.
— Сам был удивлен, потому что не пишу о политике. Правда, «Последняя любовь президента» действительно политический роман. А вот «Ночной молочник» — политическая сатира. Просто у меня достаточно много эссе, политических комментариев, которые разбираются на профильных факультетах.
— Какая книга принесла вам успех и финансовую стабильность?
— Это был роман «Пикник на льду». Хотя к тому времени я уже зарабатывал достаточно приличные деньги. В основном, благодаря написанию сценариев. С 1987 года получал хорошие гонорары. Писал для Киностудии имени Довженко, студий Грузии, Швеции, Англии. Десять лет я был сценаристом. Последний сценарий написал в 2003 году, когда мне этого уже не хотелось. Сейчас принципиально не пишу сценариев. Литература дает мне свободу, а киносценарий — зависимость от продюсеров, операторов, режиссера. Слава Богу, сейчас писать подобную литературу есть кому.
— О каком подарке вы мечтаете?
— Подарке? Зачем это? У меня все есть. Хотя, может, во Франции куплю себе свежий трюфель. Сейчас у них начинается сезон.
— Любите трюфеля?
— Нет, но для работы нужно его попробовать. У меня дома есть три трюфеля. Один я уже съел и остался им недоволен. На самом деле их ведь огромное количество видов. У меня трюфеля фигурируют в новом романе. Поэтому я их ем, нужно же понять, что это такое, почему мир ими восхищается. Пока, честно, не понял. Вообще, по жизни я гурман. Сам прекрасно готовлю. И мой старший сын, кстати, тоже.
— Ваши дети занимаются литературой?
— Нет, но к искусству тяготеют. Все трое с малых лет играли в детском театре. Сейчас старшая дочь учится в Будапеште, а мальчики живут с нами в Киеве. Недавно мы с супругой отметили 35-летие со дня нашего знакомства. Элизабет англичанка. Мы познакомились в Киеве в советское время, в 1981 году. Но тогда романа у нас не случилось, мы вместе ходили на дискотеки, развлекались. В 1983 году она приехала в Киев еще раз, и тогда я за ней приударил. Потом мы переписывались, и в 1987 году я в третий раз предложил Элизабет стать моей женой. Она приехала с туристической группой в Ленинград. Я оторвал ее от группы, мы поехали в Карелию. Затем приехали в Москву, где на Красной площади, возле мавзолея Ленина, она согласилась стать моей женой. Мы пошли на Тверскую на главпочтамт звонить ее маме. Девять месяцев меня не выпускали из страны на собственную свадьбу. Но в конце концов это случилось, и я перевез Элизабет в Киев.
*Жена Куркова — Элизабет — англичанка
— Вы никогда не хотели уехать из страны?
— Нет. К тому же революции задерживали меня в Украине. Каждый раз появлялась надежда на перемены. Да и уезжать из родной страны человеку, который и так семь месяцев находится за границей, неразумно. Впрочем, мне там скучно. Будущее Украины гораздо интереснее и неожиданнее.
Фото в заголовке Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
3132Читайте нас в Facebook
