Владимир Моногаров: "Мы брали с собой в горы на шестерых один запасной ботинок 46-го размера"
— В советские времена мы с товарищами по альпинистcкой команде «Авангард» ездили на восхождения во Францию в Альпы с изрядным запасом черной икры, — говорит патриарх отечественного альпинизма, трехкратный чемпион СССР, заслуженный мастер спорта и заслуженный тренер Украины Владимир Моногаров. — При Леониде Брежневе (он возглавил Советское государство осенью 1964 года. — Авт.) многие продукты стали дефицитом. Но были времена, когда полки советских магазинов ломились от икры осетровых. Когда нас командировали в Альпы, мы набивали ею рюкзаки, ведь владельцы французских кафе охотно у нас ее покупали. За вырученные таким образом франки приобретали первоклассное альпинистское снаряжение и одежду: прочнейшие синтетические веревки ярких цветов, легкие и прочные палатки, пуховые куртки и штаны… В СССР всего этого днем с огнем было не найти. Советская палатка весила аж девять килограммов (зарубежные — в разы легче), спальные мешки мы делали сами: сшивали два одеяла, оставляя отверстие, чтобы можно было забраться внутрь.
— Как советские таможенники смотрели на то, что вы везли за границу десятки банок черной икры? — спрашиваю у Владимира Моногарова.
— Сквозь пальцы. Мы даже позволяли себе шутить с ними. Запомнился комический случай. Таможенник спрашивает: «Что везете?» А мы ему с невозмутимыми лицами: «Карабины». Служака обомлел: «Как это?!» Открывает сумку, а там действительно карабины — часть альпинистского снаряжения.
В Альпах нас просто-таки обворожила очень сложная для прохождения, остроконечная, как игла, вершина Пти-Дрю (Маленькая Птичка) с отвесными стенами. Мы, конечно же, решили подняться на нее. Готовились к восхождению тщательным образом, но все же дали маху — обманчивое августовское тепло притупило бдительность, и мы не взяли с собой спальные мешки. Когда заночевали на большой высоте, температура опустилась ниже нуля. Пришлось до половины туловища забраться… в рюкзаки, а спину нам грели теплые пуховые куртки. В ту ночь мы вспоминали еще более сложную скальную гору — Ушбу (находится в Грузии). При восхождении на нее нам пришлось больше десяти ночей спать в гамаках, которые прикрепляли к отвесным каменным стенам. Мы двигались по скале на определенном расстоянии друг от друга. Где каждого из нас застал вечер, там и прикрепляли свои гамаки. Знаете, это далеко не самая удобная постель. Вещи мы подвешивали на ночь на вбитые в стену крюки либо клали в гамаки.
— Извините, как при многодневной жизни на отвесной скале ходили в туалет?
— Использовали холщовые мешочки. Вначале в них хранилась пища, а когда ее съедали, мешочек служил походным туалетом. А мочились просто на скалу.
Кстати, на случай, если кто-либо во время восхождения уронит свой ботинок, брали всего один запасной, богатырского 46-го размера. Он такой большой, что его можно носить как на правой, так и на левой ноге.
В столице европейского альпинизма — французском городе Шамони — нас встречал мэр и легендарный альпинист Морис Эрцог. Он первый, кому удалось подняться на гору высотой свыше восьми тысяч метров (Анапурну). Во время этой экспедиции Морис потерял перчатку. Спустился с обмороженными пальцами обеих рук и ног. Врачам не удалось сохранить пальцы, их ампутировали. Морис научился многое делать культей, даже держать ручку. На наших глазах он сделал дарственную надпись на своей книге, которую мы получили от него в подарок.
— Как вы стали альпинистом?
— Меня увлекли рассказы о горах преподавателя Киевского института физкультуры (я поступил в этот вуз в 1946 году), легендарного географа и альпиниста Михаила Погребецкого. После окончания первого курса наша студенческая команда отправилась на Кавказ. Я тогда полюбил горы и пронес эту любовь через всю жизнь.
*Свое 80-летие Владимир Моногаров отметил успешным восхождением на самую высокую гору Европы — Эльбрус
— Вам исполнилось 18 лет летом 1944-го, когда до конца войны оставался почти год. Довелось воевать?
— Нет, меня не призвали в ар-мию — государству нужны были молодые путейцы, и меня направили учиться в железнодорожный техникум. Но мы с мамой пережили оккупацию Киева гитлеровцами. Когда в 1941-м Красная армия оставляла город, бойцы выгрузили в Днепр целую баржу с солью — чтобы не досталось врагу. Я набрал мешочек и поставил на подоконнике в кухне нашей коммунальной квартиры, чтобы все пользовались. Мы тогда жили недалеко от цирка — на улице Менжинского (ныне Дмитриевская). Я потом кусал локти, что не набрал для нас с мамой мешок соли. Ведь в оккупированном Киеве этот товар стал очень ценным, на него можно бы обменять все что угодно. Впрочем, проблему с нехваткой продуктов решал благодаря огороду. Поступил разнорабочим на киностудию, получил участок — одну и 25 сотых сотки. Рядом с наделом находился общественный туалет. Так я удобрил огород. Картошка после этого выросла одна в одну, крупная и вкусная. Мама делала из нее драники.
Осенью 1943 года Красная армия приближалась к Киеву, и немцы выселили население города. Перед тем как мы с мамой ушли из квартиры, я зарыл в подвале посуду и другие нужные в быту вещи, чтобы спасти их от разграбления.
Затем, как я уже говорил, был железнодорожный техникум. Я хорошо бегал, и, когда потребовалось направить в Москву команду спортсменов, меня включили в ее состав. В поездке познакомился со спортсменками, посоветовавшими подать документы в Институт физкультуры. Для этого следовало иметь аттестат. У меня его не было, но я купил поддельный у какого-то дядьки на базаре.
*С женой Надеждой Моногаров познакомился на Кавказе. Свадьбу сыграли дважды — сначала в Днепропетровске, а затем — в Киеве
— Свою будущую супругу встретили в студенческие годы?
— Да, с Надеждой мы познакомились, когда были студентами. Она училась в Днепропетровске, я — в Киеве. Встретились на Кавказе во время каникул. Я уже был инструктором по альпинизму, а Наденька стала моей ученицей. Она тогда, кстати, не только альпинизмом увлекалась, но и с парашютом прыгала. Мы два года переписывались, время от времени ездили друг к другу в гости. Перед вручением диплома получил от нее письмо: «Приезжай, я выхожу за тебя замуж». Вначале мы сыграли свадьбу в Днепропетровске, затем — в Киеве.
— Когда поженились, вместе ходили в горы?
— Нет, Надя занималась детьми. У нас их двое — сын и дочь. Каждое лето два месяца отпуска (я работал преподавателем в Институте физкультуры) проводил в горах. Когда в 1961 году родилась дочка Марина, я пришел под роддом и спросил у жены: «У тебя молоко есть?» — «Да». — «Ну, я поехал на Кавказ».
— Какой была ваша первая большая спортивная победа?
— В советские годы наша команда альпинистов «Авангард», несмотря на успешное прохождение сложнейших горных маршрутов, долгое время никак не могла стать чемпионом СССР — комиссия Федерации альпинизма и скалолазания СССР, решавшая судьбу призовых мест, из года в год отдавала «золото» москвичам и ленинградцам.
Но в 1961 году мы все же стали чемпионами. Это произошло во многом благодаря тому, что нам удалось найти на Кавказе записку, которая имела огромное значение для одного из самых авторитетных членов комиссии, решавшей судьбу медалей, — Виталия Абалакова. Эту записку мы обнаружили на гребне вершины Дых-тау. Ее оставил покойный родной брат Абалакова Евгений с товарищем по фамилии Миклашевский. Записка находилась в пирамиде из камней в пустой консервной банке. На обертке от печенья «Привет!» было написано: «В ночь с 17 на 18 августа 1938 года продавали дрожжи и отбивали зубами чечетку. Утром идем на вершину Коштантау».
Евгений Абалаков был одним из сильнейших альпинистов довоенного времени. Он первым поднялся на самую высокую вершину Советского Союза — пик Сталина (затем переименован в пик Коммунизма). Мечтал о штурме тогда еще никем не покоренного Эвереста. И вдруг загадочная смерть в ванной. По одной из версий, он чем-то не угодил НКВД, и чекисты расправились с ним.
Когда мы вернулись из экспедиции с запиской Евгения, то смогли сломать предубеждение комиссии. Тогда впервые получили золотые медали. Все альпинистское сообщество признало, что нам дали их заслуженно.
— Какие эпизоды из вашей многолетней альпинистской практики наиболее врезались в память?
— Потрясающие истории, случаи героизма бывают, как правило, если случится ЧП, — продолжает Владимир Моногаров. — У меня ничего подобного никогда не было. Горжусь тем, что все участники экспедиций, которые я возглавлял более 20 лет, целыми и невредимыми вернулись домой к своим семьям — ни одного случая гибели или серьезной травмы. Я предельно строго отбирал состав команд, следил, чтобы ребята регулярно тренировались, вели здоровый образ жизни. Кое-кто меня недолюбливал за требовательность, но я понимал, что мягким быть не имею права — на кону жизнь и здоровье людей.
Насколько жестоко горы карают альпинистов за недостаточную подготовку и ошибки, можно проиллюстрировать таким примером. Летом 2006 года, когда я отметил свое 80-летие восхождением на самую высокую вершину Европы — Эльбрус (5642 метра), на этой горе погибли 28 человек! Я тогда поднялся на вершину с двумя гораздо более молодыми товарищами. Нас там настиг чудовищной силы ураган, снег валил стеной, в радиусе двух-трех шагов ничего не было видно. Температура опустилась до минус 20. Мы были вынуждены три ночи провести в палатке на высочайшей точке Европы, подкрепляя силы салом — в горах этот продукт идет на ура!
Вообще-то, моей целью на 80-летие был не Эльбрус, а самая высокая вершина мира — Эверест. Как ученый-физиолог (многие годы возглавлял Проблемную научно-исследовательскую лабораторию) разработал для себя программу подготовки к этой экспедиции и выполнял ее от «а» до «я»: не пропускал ни одной тренировки, строго придерживался оптимальной диеты. К огромному сожалению, не удалось собрать 30 тысяч долларов, которые требовались на этот проект. Только за право пойти на Эверест одному альпинисту следовало заплатить правительству Непала 10 тысяч долларов.
На свой 85-й день рождения я попытался вновь подняться на высочайшую вершину Европы, причем вместе с внуком Денисом, который по моему примеру увлекся альпинизмом. Мы прошли значительную часть пути, но были вынуждены отступить — погода настолько испортилась, что запросто могли погибнуть.
*По примеру Дмитрия Моногарова его внук Денис тоже стал альпинистом. Они демонстрируют снимок вершины Пти-Дрю (Маленькая Птичка) во французских Альпах, на которую Владимир Дмитриевич поднимался в молодости со своей командой (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
До войны я каждое лето ездил на Кавказ и в горы Крыма, ведь у меня там много друзей. Теперь это стало невозможным: на подступах к Эльбрусу российские власти ввели пограничный режим, без особого пропуска туда не проехать. Ну и Крым стал недоступен.
До недавнего времени я жил сам, хотя дочь Марина неоднократно предлагала переселиться к ней. Я отвечал, что одному удобнее — никто не отвлекает от регулярных тренировок. Однако возраст берет свое, и пару лет назад таки решил поселиться у дочери и внука Дениса.
Знаете, в 90 лет мне по-особому близки строки, которые прочел на табличке, установленной кем-то на высоте 4500 метров на Эльбрусе: «Звезды не падают, звезды сгорают, огненный свет оставляя в ночи. Люди хорошие не умирают, а превращаются где-то в ручьи. Дай мне надежду, Господь Великий, горным ручьем зазвенеть с высоты. Все я исполню. Дай мне не лучшим, а просто хорошим дойти до черты».
2737P. S. 28 июля в 18 часов в столичном в Доме ученых начнется вечер, посвященный 90-летию Владимира Моногарова, организованный его другом, ветераном альпинизма Виктором Мацько. На этом мероприятии с участием юбиляра будет презентована автобиографическая книга Моногарова «Вершины моей жизни».
Читайте нас в Facebook
