Переселенец из зоны АТО: "Сепаратист соцработникам угрожал: мол, он приедет на танке и всех перестреляет»
Сейчас супруги Оксана и Сергей Дуда и их 12 детей живут в уютном доме под Одессой. Сергей — бизнесмен, занимается изготовлением кованых изделий. Свой небольшой бизнес мужчина называет семейным, потому что в нем задействованы практически все его домочадцы.
— Ковкой занимаемся мы с зятем, — говорит Сергей Дуда. — Старшая дочка — художник, отвечает за дизайн наших изделий. 19-летний Даня у нас подмастерье. 12-летний Паша убирает кузницу, следит за порядком. Другие дети рассказывают о нашем деле своим друзьям и знакомым. Поэтому они у нас менеджеры по рекламе. В процессе не задействован разве что самый младший сынишка, которому сейчас всего три месяца.
«Установив на крыше дома украинский флаг, я сразу для многих стал врагом. Даже для кумовей»
Рассказывая о детях, Сергей всех называет своими. Хотя на самом деле пятеро из них приемные. Эти ребята — из прифронтовой Дружковки Донецкой области. Сам Сергей тоже родом оттуда. Он с женой и детьми уехал из Дружковки летом 2014 года, когда в соседнем Славянске начались боевые действия.
*Оксана и Сергей Дуда и их 12 детей — родные и приемные — живут сейчас в уютном доме под Одессой. Фото из семейного альбома
— В Дружковке у меня было собственное строительное предприятие, — рассказывает Сергей. — Мы жили в большом доме, ни в чем не нуждались. Все изменилось в апреле, когда в город стали приезжать люди на автобусах с российскими номерами. А местные алкоголики и наркоманы вышли на проплаченные митинги. Установив на крыше дома украинский флаг, я сразу для многих стал врагом. Даже для своих кумовей, которые поддержали сепаратистов. Город разделился. Проезжая блокпосты, я не сдерживался в выражениях, требовал, чтобы эти люди ушли. Они поначалу побаивались — все-таки знали меня как начальника, директора предприятия. Но потом, видимо, поняли: раз у них в руках оружие, значит, это я должен их бояться.
Несмотря на то что Сергею стали поступать угрозы, он помогал украинской армии. Передавал военным деньги, покупал еду и карематы.
— Последней каплей стал звонок моего знакомого, который предупредил, что боевики начали расстреливать несогласных и что я — следующий в их списке, — говорит Сергей. — Оставаться в городе было опасно, я боялся за свою семью.
— Мы собрались за два часа и уехали, — вспоминает жена Сергея Оксана. — Муж, я, пятеро наших детей и старшая дочь Сережи от первого брака со своей семьей. Еще забрали нашу собаку — московскую сторожевую по кличке Атос. Мы поехали на Полтавщину к родственникам мужа. Уезжать из родного города было страшно. Особенно детям, которые не понимали, почему они должны бросать свой дом и друзей.
— Меня самого спасала только вера, — признается Сергей. — В протестантской церкви, где я был пастором, нас учили не зацикливаться на материальных благах. В той ситуации нам это помогло. Оказавшись на мирной территории, я первым делом нашел там церковь, куда мы стали ходить всей семьей. Правда, перед этим я еще вернулся в Дружковку и угодил в так называемую камеру пыток.
— Как это случилось?
— Мне нужно было забрать из дома кое-какие вещи. Со мной решил поехать друг дочери, который к тому времени тоже выехал из Дружковки. Он захотел повидаться с мамой. Но она, как выяснилось, вступила в ряды сепаратистов. Женщина начала искать, кто «настроил сына за Украину», и боевики пришли ко мне. Люди в масках затолкали меня в машину и отвезли в подвал, где целый день держали в камере-одиночке. Запугивали, угрожали, искали в мобильном телефоне компромат. Но когда нашли номер одного из своих главарей (я общался с ним по работе еще до этих событий), меня отпустили.
«Этих деток в течение двух дней должны были распределить по интернатам»
— Прожив в Лубнах Полтавской области чуть больше месяца, мы решили, что пора уезжать, — продолжает Сергей. — Выбрали Одессу, хотя там у нас никого не было. Наверное, это было Божье провидение. Потому что уже по дороге в Одессу мы по телефону нашли волонтеров, которые устроили нас в санаторий для переселенцев на берегу моря. Там все было бесплатно — и питание, и проживание. На первых порах нам это очень помогло.
— У вас оставались какие-то сбережения? Например, чтобы купить жилье.
— В тот момент о покупке недвижимости не могло быть и речи. Пожив в санатории два месяца, мы решили, что нужно пробиваться своими силами, и арендовали дом под Одессой. Я сначала думал, как и раньше, заняться строительством. Даже выиграл один тендер. Но потом сознательно от этого отказался. В Дружковке мое предприятие было едва ли не единственным. Здесь же, чтобы пробиться, нужно было где-то схитрить, обмануть… А для пастора церкви это недопустимо. Поэтому я стал подрабатывать на стройке рабочим. Пускай не мог заработать много денег, но совесть была чиста. А зять тем временем устроился в кузницу.
— Когда вы решили открыть собственный бизнес?
— Когда узнал, что центр социальных инициатив Impact Hub Odessa при поддержке Международного фонда «Возрождение» объявил розыгрыш гранта для переселенцев. Заявку мог подать любой желающий. В своей анкете нужно было подробно расписать, какой бизнес ты хочешь открыть, составить бизнес-план, сделать все расчеты. Так пришла идея открыть собственную кузницу. Зять уже многое умел, а я… решил научиться. Из 370 заявок отобрали 170, из них — 70, а грант должны были получить 15 человек. Я попал в их число.
— Каким был размер гранта?
— 80 тысяч гривен. Но эту сумму выдали не деньгами, а оборудованием, необходимым для изготовления кованых изделий. Так началась работа. Нашей кузницей стал гараж.
— Чтобы научиться ковке, вы заканчивали специальные курсы?
— Только курсы менеджмента. Ковке учился на практике. Когда начало получаться, понял, что это творческая работа, которая даже может приносить удовольствие. И прибыль. Сейчас, когда о нас узнает все больше людей (в основном с помощью соцсетей), мы работаем без выходных, чтобы успеть выполнить все заказы. Пока мы с зятем справляемся. И дети помогают.
Но главным событием, еще больше изменившим жизнь Сергея и его семьи, стал звонок знакомых из Дружковки. От них Сергей узнал о детях, которые остались сиротами.
— Мы с Оксаной знали этих детей, — говорит Сергей. — Четыре мальчика и их сестричка. Один мальчик уже учился в техникуме. Андрюше было шесть лет, Паше — 10, Маргарите — четыре годика. А самому младшему — всего два. Их мама была прихожанкой нашей церкви. А вот отца мы почти не видели — чаще всего он находился в местах лишения свободы за кражи и разбои, а в 2014 году записался в ряды «ДНР». А дети голодали. Ребята потом рассказывали, что у них часто был один кусок хлеба на пятерых. Они отщипывали по крошке и берегли этот кусочек, потому что боялись, что завтра вообще ничего не будет. Их мать начала пить. Муж даже не приехал на ее похороны. А дети остались одни. В течение двух дней их должны были распределить по интернатам.
«Называть нас мамой и папой они стали в первый же день»
— Сразу подумал, что мы можем взять их себе, — вспоминает Сергей. — Да, у нас у самих не хоромы, жилье съемное, но это лучше, чем интернат! Идея пришла спонтанно. Оксана со мной согласилась.
— Как же я могла не согласиться, если знала, что эти дети остались совсем одни? — говорит Оксана. — А у нас хорошая семья, мы могли дать им самое необходимое.
— А со своими детьми советовались?
— Средние дочки Валя и Оля сразу нас поддержали, они очень прониклись историей этих ребят. А вот Соня, которая в тот момент была младшенькой (ей было всего четыре года), не поняла, зачем нам нужен кто-то еще. Но мы это преодолели. Кстати, я не думала, что оформить над детьми опекунство так сложно юридически.
*В этой семье дети чувствуют себя родными и любимыми. «Мы живем дружно, как настоящая семья», — признаются они
— В службе по делам детей мне отказали, потому что я не состою с детьми в родственной связи, — объясняет Сергей. — А у них, дескать, есть родной отец, который от них не отказывается. Не отказывается, но и жить с ними не собирается. Я разыскал их бабушку, которая живет в России. Она сказала, что взять детей не сможет — уже очень старенькая. Потом оказалось, что отец детей звонил соцработникам и угрожал: мол, если они отдадут мне его детей, приедет на танке и всех перестреляет. Запугав работников опекунского совета, он тут же уехал — дети ему не были нужны. Оказалось, подобный случай был в Красном Лимане. Там отец-сепаратист, узнав, что его детей кому-то отдают, приехал и порезал ножом лицо соцработника.
— Как же вы добились положительного решения?
— Нашли компромисс. Договорились, что я детей не усыновляю, а беру на временное материальное обеспечение. Оформить опекунство или усыновление можно будет только в том случае, если их отца все-таки лишат родительских прав.
— Как это восприняли ребята, которых вы хотели забрать? Они сразу согласились?
— Да, ведь они меня знали. Я объяснил, что, пока их папы нет, я готов исполнять его обязанности: «У нас большая семья, и мы хотели бы, чтобы вы жили с нами. Попробуйте, а дальше как сами захотите». Я ни в коем случае не требовал, чтобы они сразу стали называть нас с Оксаной родителями. И очень удивился, когда ребята захотели этого сами. Называть нас мамой и папой они стали в первый же день. Помню, подошли к Оксане и сказали: «Мама, ты такая хорошая». Оказалось, они вообще не знали, какой может быть нормальная семья. Не привыкли, что на столе может стоять вазочка с конфетами, а мама и папа могут интересоваться их делами, учить с ними уроки. Учить нам, кстати, пришлось немало — дети сильно отстали от школьной программы. Мы вместе сидели над книжками, зубрили таблицу умножения, решали задачи. Меня приятно удивило, что ребята не жаловались и не пытались заболеть «воспалением хитрости». Похоже, им даже понравилось учиться. А потом я понял: больше всего им нравится, что о них заботятся.
Я думал, дети скучают по отцу. Какой бы ни был, он все-таки родной. Но, как оказалось, то, что мы их забрали, ребята восприняли как… освобождение. Они на глазах становились увереннее и общительнее, Паша даже перестал заикаться. Сейчас дети рассказывают, что очень боялись отца — он часто бил маму и запугивал их. Мы с женой стараемся эти темы не поднимать.
О прежней жизни Даня, Паша, Андрей, Назар и Маргарита действительно не говорят. Дети с упоением рассказывают об увлечениях. А 19-летний Даня — о музыке.
— Я давно мечтал стать музыкантом, научиться играть на электрогитаре, — признается Даниил. — Но раньше редко когда получалось заниматься. А теперь мы с другом даже даем концерты в колледже. Рад, что занимаюсь тем, что мне действительно нравится. Знаете, переезжать было тяжело. Вот так сорваться и поехать к новым людям, в другой город, — это страшно, непривычно. Но я ни о чем не жалею. Мы живем дружно, как настоящая семья.
— У нас в семье были четыре девочки и один мальчик. А тут появились четыре мальчика и одна девочка, — улыбается Сергей. — Количество мальчиков и девочек сравнялось. Но ненадолго. Беременность Оксаны стала для нас большой неожиданностью. Ей уже 46 лет, мы не ожидали еще одного ребенка. Но Господь сделал нам такой подарок. Это событие, кстати, очень сплотило детей. Когда жене стало тяжело справляться с домашними обязанностями, ребята распределили их между собой. Кто-то убирал в комнатах, кто-то помогал готовить. Три месяца назад жена родила сына, и теперь дети устанавливают график, кто когда его будет нянчить.
— Вы по-прежнему арендуете дом?
— Нет. Когда мы решили взять пятерых детей, хозяин дома, в котором мы жили, сказал, что дом не предусмотрен для такого количества человек, и дал нам… два дня на выселение. Риелторы, к которым я обращался, других подходящих для аренды вариантов не нашли. Тогда я решил искать жилье с возможностью выкупа. Нашли хороший дом под Одессой. Чтобы сделать первый взнос, я продал две наши машины, а потом и дом, который остался в Дружковке. Правда, намного дешевле. Его рыночная цена — 74 тысячи долларов, а мне пришлось продать его за 12 тысяч. Но мы все равно довольны, ведь теперь есть свое жилье. А с мебелью помогли волонтеры.
— Сейчас Дружковка подконтрольна украинским властям. Вы не думали вернуться?
— Нет. Там остались люди, которые выходили в поддержку сепаратистов, агитировали за «русский мир». И я не смогу вернуться и жить среди них так, как будто ничего не произошло. Жизнь поделилась на «до» и «после». И несмотря на то, что в «до» у нас было значительно больше денег и возможностей, возвращаться к этому я не хочу. Мы решили, что останемся в Одессе, где нас прекрасно приняли. Я рад, что мы не побоялись приехать в город, где никого не знали, и открыть совершенно новое для нас дело. В церковь часто приходят переселенцы. И я всем говорю: двигайтесь вперед. Бесполезно сожалеть о прошлом. Если идти вперед, повернув при этом голову назад, ты рано или поздно упадешь…
4775Читайте нас в Facebook
