"На теле Николая Шиптура до сих пор сохранились шрамы от электрошокера"
— В феврале 2014 года муж поехал на Евромайдан, с тех пор я его ни разу не видела, — говорит жена водителя и автомеханика из Ивано-Франковска Николая Шиптура Юлия. — Я была уверена, что супруг в Киеве, когда поздно вечером девятого марта 2014-го мне позвонил человек, представившийся адвокатом, и сообщил, что Николай арестован в Севастополе по обвинению в покушении на убийство. В Крыму в те дни вовсю орудовали «зеленые человечки», российские «казаки», боевики «самообороны». Коля не сообщал мне, что собирается на оккупированный полуостров. Я места себе не находила: как он оказался в Севастополе, что с ним там стряслось?
Оказалось, 9 марта 2014 года в милицию Севастополя вместе с Николаем Шиптуром попали еще трое активистов Евромайдана, которым все же посчастливилось вырваться на волю и вернуться на материковую Украину. Один из них, киевлянин Владислав Полищук, рассказал нам эту историю.
— Во время Революции достоинства я помогал врачам в импровизированном госпитале (в нем даже операционная была), который находился в здании киевской мэрии, — говорит Владислав. — Этот центр оказания медицинской помощи существовал некоторое время и после победы Евромайдана. 6 марта, после окончания ночной смены в операционной, я узнал от нашей санитарки тети Маши, что пришел человек, который ищет людей для поездки в Крым, чтобы поддержать там патриотов Украины. Я вызвался ехать, но сказал этому мужчине, что через два-три дня должен вернуться в Киев. Он купил мне билет до Севастополя, дал номер телефона человека, с которым следовало связаться по прибытии на место. Утром следующего дня я вышел из поезда на вокзале Севастополя и увидел там двух парней и девушку, которых встречал на Евромайдане, среди них был и Николай Шиптур. Оказалось, все мы ждем одного и того же координатора. Он отвез нас на съемную квартиру, дал деньги на питание и сказал, чтобы ждали указаний.
Вскоре координатор вернулся и попросил поучаствовать в распространении листовок против псевдореферендума. Я решил, что это слишком рискованно, и отказался, сославшись на недомогание. Остальные пошли. Они отсутствовали несколько часов, а по возвращении рассказали, что им удалось избежать каких-либо эксцессов. Листовки разбрасывали по почтовым ящикам.
9 марта исполнялось 200 лет со дня рождения Тараса Шевченко. По этому случаю возле его памятника в Севастополе запланировали митинг патриотических сил в поддержку единства Украины. Координатор попросил нас быть там с самого утра, рассредоточиться между участниками и следить, чтобы оппоненты не устраивали провокаций.
— Удалось избежать столкновений?
— Нет. Как только начался митинг, рядом стала собираться толпа людей с российскими флагами. С их стороны звучали оскорбления и угрозы. Провокаторы врывались в ряды украинских патриотов и бросали по людям с российской символикой камни, бутылки, окурки — явно, чтобы спровоцировать столкновения. Драки начались уже после окончания митинга: его участники начали расходиться, но люди с триколорами в руках не выпускали их — теснили, брали в кольцо. Я видел, как они заблокировали автомобиль, в котором находилась молодая женщина с маленьким ребенком. Милиция вроде бы пыталась вмешаться, но остановить агрессивных молодчиков не удавалось. Более того, дюжие мужчины, вероятно члены «самообороны» Крыма, нападали и на правоохранителей. Я оказался рядом с одним из активистов Майдана Сергеем, стал с ним пробиваться на соседние улицы. В суматохе мы потеряли друг друга. Я наткнулся на Николая Шиптура, вместе с ним мы вырвались в безопасное место и без приключений вернулись на квартиру. Через некоторое время пришел Сергей, рассказал, что его сильно избили, жаловался на боль в боку. Я попросил его поднять майку. У парня были сломаны как минимум два ребра (во время Майдана я работал в медпункте, так что научился разбираться в травмах). На квартиру вернулась и Ольга, четвертый член нашей команды.
Неприятности, которые затем обрушились на всех нас, произошли как раз из-за этой девушки. Казалось бы, после пережитого на митинге следовало на некоторое время затаиться, но Ольга в тот же вечер заявила: «Мне нужно пойти в город по делам». «Какие дела?! — возразили мы. — За нами наверняка охотится крымская „самооборона“. Попадешься — подведешь не только себя». Но она ушла. И уже минут через двадцать позвонила Николаю Шиптуру с просьбой бежать ей на помощь. Он достал пистолет. До этого оружия я у него не видел. Спрашиваю: «Зачем это тебе?» — «Может пригодиться», — ответил он и ушел. Через некоторое время послышались выстрелы. Вскоре мы увидели в окно, что Ольга ведет к нашему дому милиционеров и боевиков «самообороны». Чтобы спастись, Сергей сиганул на улицу с балкона (несмотря на то, что квартира находится на третьем этаже), а я решил никуда не бежать. Через пару минут раздался звонок в дверь. Как только я открыл, милиционеры надели на меня наручники, спросили, есть ли оружие, начали обыск. Боевики из «самообороны» потащили меня в другую комнату, стали бить, требовали рассказать, кто я, что тут делаю, назвать севастопольские адреса других участников Майдана.
— Милиционеры пытались вас защитить?
— Нет, ведь они были с боевиками заодно. Доставили меня в райотдел, допросили, а затем всю ночь не давали спать. При этом одной парой наручников мои руки были скованы за спиной, другой — пристегнуты к стулу, на котором я сидел. Боевик «самообороны» и милиционер следили, чтобы я не спал. Утром меня повели в кабинет на втором этаже. Туда вошел мужчина, снял куртку и остался в черной футболке, на которой был портрет российского политика Рамзана Кадырова, а также надпись — «Чечня». Этот человек взял меня за ухо и говорит милиционеру: «Отрежу ухо — на сувенир». — «Подожди немного, — ответил милиционер. — Вечером заберете парня к себе на базу, привяжете к потолку вместо груши и будете делать с ним все, что захотите». Как я понял, у чеченских наемников уже тогда была база где-то под Севастополем.
— Как же вы спаслись?
— Когда милиционер с чеченцем обсуждали мое будущее, в кабинет вошел сотрудник прокуратуры и велел обоим выйти в коридор. Он сказал: «Хотя меня за это не похвалят, оформлю вам мелкое хулиганство — запишу, что ходили ночью по улицам, кричали и матерились». Во второй половине дня нас повезли на судебное заседание.
— Николай Шиптур был с вами?
— Нет, в райотделе милиционеры сказали, что у него было оружие, поэтому он задержится у них надолго.
— Как проходило судебное заседание?
— Судья вел его на украинском языке. Попросил правоохранитей выйти в коридор. Сказал, что ему утром позвонили из некой инстанции и просили задержать нас, поскольку мы из «Правого сектора». Но судья нас отпустил.
Как только мы вышли из здания суда, увидели толпу, которая вела себя агрессивно. Нам надели на головы мешки, связали проводом руки за спиной и затолкали в машину. Доставили на территорию какой-то воинской части, на которую, как я понял, свозили украинских патриотов. Олю туда не привезли. У меня и Сергея забрали шнурки с обуви, ремни, велели сдать колющие и режущие предметы — настоящая тюрьма.
— Что она собой представляла?
— Меня посадили в одиночную камеру с решеткой на окне. Затем перевели в другую одиночку, в которой был туалет и умывальник. На той базе держали украинских военных из Феодосии и даже женщин. Через некоторое время меня вывели из камеры, показали вещи. «Это твое?» — «Да, но нет мобильного». — «У нас его нет. Ты намерен впредь участвовать в политических акциях?» Чтобы не усугублять свое положение, ответил: «Нет». Мне надели на голову черный мешок, связали руки скотчем, вывезли за город, высадили на обочине дороги. Сказали сосчитать до ста и только тогда снять повязку. Я слышал, что рядом со мной стоит еще кто-то, понял, что это Сергей. Сняли с ним повязки и побежали к ближайшим кустам, чтобы привести себя в порядок. Хорошо, что мы так поступили — вскоре к месту, где нас высадили, подкатила красная машина. Она затем еще раз туда возвращалась — наверняка, кто-то искал нас.
Под вечер мы выбрались из своего укрытия, решили вернуться в Севастополь, чтобы сесть на автобус или маршрутку и добраться до Симферополя. Во внутреннем кармане своей дубленки я нашел 20 гривен. Больше ни копейки у нас не было. Купили на заправке сигареты и что-то из еды. Идем по обочине дороги, а навстречу парень. Сергей говорит: «Притворюсь пьяным и расспрошу его, ходит ли междугородний транспорт». Парень сказал, что сегодня мы уже ни на чем не уедем, и предупредил: «Будьте осторожнее — впереди „самооборона“. Похоже, кого-то поджидает».
Мы поняли, что это нас ловят. Развернулись, пошли в сторону Симферополя и попытались поймать попутную машину. Один мужчина остановился и согласился нас подвезти. Рассказали ему, что работали на стройке, нам не заплатили, и мы пытаемся выбраться из Крыма. Водитель высадил нас возле вокзала. Там один дедушка подсказал, что скоро будет электричка до Мариуполя. Кондуктор вошла в наше положение, предупредив, что на выезде из Крыма уже установлены пограничные посты, и пассажиров могут проверять. К счастью, мы благополучно выехали на материковую Украину. Затем каждый добирался домой самостоятельно. Я упросил водителя маршрутки довезти меня до Днепра. Затем позвонил из кафе своей девушке, а она — своему знакомому, который принес мне деньги. Приехал в Киев — и сразу в мэрию. Там нашлись люди, которые заявили, что меня в Крыму завербовали, что я пророссийский. В это время приехала моя девушка и стала защищать: «Что вы выдумываете — Владислав с начала декабря на Майдане!» Я спросил: не видели ли Олю? Кстати, по поводу ее роли в этой истории у меня остались вопросы.
Потом я встретился с женой Николая Шиптура и рассказал ей, что с нами произошло.
— От адвоката мужа я узнала, что Николай ни в кого не целился, — говорит Юлия Шиптур (на фото). — За ним гнались боевики так называемой крымской «самообороны». Он несколько раз выстрелил в землю, чтобы отогнать преследователей. Понятно, что ни в кого не попал. Тем не менее оккупационные власти приговорили его вначале к 10 годам лишения свободы, а после рассмотрения апелляции сократили срок до девяти лет. Он отбывает его в колонии Симферополя. Связь между нами ограничивается лишь весточками, которые передаем друг другу на словах через адвоката — все остальное (письма, телефонные звонки, посылки) запрещается.
Нашему сыну Сереже уже исполнилось 12 лет. Он очень скучает по отцу. Вместе с ребенком вспоминаем время, когда Николай был с нами, например, как жили в Испании (муж четыре года работал на заводах в этой стране).
— Так называемая крымская «самооборона» представляла собой незаконное военизированное формирование, члены которого безнаказанно избивали и похищали людей, — комментирует ситуацию адвокат Украинского Хельсинкского союза Михаил Тарахкало, который занимается делом Николая Шиптура. — Николай имел основания опасаться, что участники «самообороны» с ним расправятся. Все, чего хотел активист, — убежать от них, поэтому и открыл огонь. В милиции с помощью пыток стали добиваться он Николая признания в том, что он намеревался убить кого-либо из членов «самообороны».
— На теле Николая до сих пор сохранились шрамы от электрошокера, — рассказал в декабре 2016 года во время приезда в Киев адвокат из Крыма Эдем Семедляев, которому удалось навестить политзаключенного в местах лишения свободы. — Кроме того, что милиционеры пытали Николая, они выдвинули ему условие: «Или ты подписываешь показания, или мы возвращаем тебя „самообороне“, и там неизвестно, что тебе сделают». Шиптур был вынужден свидетельствовать против себя. На основании этих показаний суд вынес неоправданно суровый приговор.
— Хотя у суда были серьезные основания рассматривать действия Шиптура как защиту от нападения, — продолжает Михаил Тарахкало. — Вообще, при рассмотрении политических дел российские суды игнорируют принцип объективного рассмотрения фактов, безоговорочно принимают позицию властей, приговаривают подсудимых к максимальным срокам заключения, чтобы запугать общество.
— Назначенное Николаю Шиптуру наказание совершенно неадекватное, явно обусловлено политическими мотивами, — говорит председатель правления правозащитной организации «Центр гражданских свобод» Александра Матвийчук. — Поэтому наша организация внесла его в список людей, которые преследуются по политическим мотивам.
— Адвокат написал заявление в Европейский суд по правам человека с просьбой рассмотреть дело Николая, — сообщила «ФАКТАМ» Юлия Шиптур. — Я отправила этот документ в Страсбург.
— Мы взялись юридически сопровождать это заявление в Европейский суд по правам человека, — говорит юрист Украинского Хельсинкского союза Дарья Свиридова. — Пока ответа из Страсбурга не поступало. Что же касается украинских правоохранительных органов, то они открыли уголовное дело по факту незаконного лишения свободы Николая Шиптура.
*Дома в Ивано-Франковске Николая Шиптура ждут жена и сын Сережа. Фото из семейного альбома
Читайте нас в Facebook
