Снайпер Елена Белозерская: "После победы задача номер один — родить ребенка"
— Идея снять документальную ленту о женщинах на войне зародилась у меня в 2015 году, — говорит автор и директор фильма «Невидимый батальон» Мария Берлинская. — Регулярно бывая на фронте (я специалист по аэроразведке), видела, что женщины — снайперы, гранатометчицы, разведчицы, бойцы штурмовых подразделений — числятся прачками, поварихами, бухгалтерами. Это влияет и на их оклады, и на перспективы в армии. Летом прошлого года при поддержке общественных организаций мне удалось добиться, чтобы Министерство обороны Украины расширило перечень воинских специальностей, разрешенных женщинам. Но все равно три четверти списка армейских должностей остаются для них запретными. В США, Израиле к военнослужащим обоих полов подход одинаковый (даже в морской пехоте): кто лучше справляется с обязанностями, тот и получает место. Там главные критерии — профессионализм и патриотизм. К такой практике должна прийти и украинская армия. Наш фильм призывает к этому. Его снимают три женщины-режиссера. В качестве героинь мы отобрали шесть женщин, воюющих на передовой. Планируем выпустить фильм на экраны в октябре нынешнего года.
«Я готовилась к войне… за десять лет до ее начала»
— Первый мой боевой выход в тыл противника закончился тем, что командир приказал: «Распусти волосы, чтобы издалека было видно, что ты женщина, и иди «сдаваться», — с улыбкой вспоминает фронтовой эпизод одна из героинь документального фильма «Невидимый батальон» Елена Белозерская. — Тогда, летом 2014 года, я воевала в составе Добровольческого украинского корпуса «Правый сектор». Нам не хватало оружия, и мы решили добыть его у противника. За ночь прошли километров 15 в глубь территории, контролируемой пособниками оккупантов, и устроили засаду: часть людей укрылась на кладбище над дорогой, идущей из села, другая — на противоположной стороне, на полуразрушенной ферме. Рассчитывали подкараулить машину с вооруженными боевиками (у нас были данные о том, что они пользуются этой трассой). Но дождались… три боевых машины пехоты с украинскими военными. Они ехали с сине-желтыми флагами — чтобы, как говорится, показать, кто в доме хозяин.
Трое суток наша группа просидела в засаде, за это время ни одного автомобиля врага мы не видели, если не считать двоих боевиков на мотоцикле с автоматами. Но мы их не тронули — слишком малая «добыча». Если бы разобрались с ней, пришлось бы сразу же уйти. Курсировали по дороге только все те же БМП с украинскими разведчиками. Когда они появились в третий раз, наш командир сказал с досадой: «Всю „дичь“ нам распугали». Приказал мне распустить волосы и идти на переговоры с ними. Я носила с собой сине-желтый флаг формата А4 (это жизненно необходимо: в первые месяцы войны так называемый «дружественный огонь» — стрельба по ошибке по своим — был настоящим бедствием). Военные отвезли нас в расположение своей 93-й бригады. Так мы познакомились с ее командиром Олегом Микацем. С того дня подразделения Добровольческого украинского корпуса «Правый сектор» участвовали в операциях его бригады. Важно отметить, что все свои действия мы согласовываем с командованием регулярной армии.
— Как вы решили вопрос с оружием?
— Воевали личными зарегистрированными карабинами. Также добывали трофейные автоматы и пулеметы. Бывало, военные давали нам оружие на время. Скажу откровенно, иногда покупали его в тылу у криминалитета. Не секрет, что автоматы, пистолеты, патроны, гранаты воруют, вывозят из зоны АТО и продают на мирной территории. Мы все это скупали и возвращали на фронт.
— Каким образом вы попали на войну?
— Вы удивитесь, но я готовилась к ней десять лет: в 2004 году стала активисткой патриотического движения, благодаря чему познакомилась с нашим командиром (я бы не хотела называть его имени). В начале 1990-х годов этот человек участвовал в двух локальных конфликтах на территории бывшего Советского Союза: в Приднестровье и Грузии. Уже тогда ему было понятно, что Россия рано или поздно нападет на Украину, поэтому он учил нас воевать. Я работала журналисткой, а в выходные и праздники ездила на тренировки. Поначалу мы занимались с деревянными муляжами автоматов, а затем — с «оружием» для страйкбола (командной военизированной игры, в которой используется специальное пневматическое оружие, стреляющее пластиковыми шариками. — Авт.). Эта игра хорошо помогает в обучении тактике ведения боя. Занятия требовали вложения значительных средств, все расходы мы оплачивали сами.
С приходом в 2010 году к власти Виктора Януковича меня как оппозиционную журналистку и активистку несколько раз пытались посадить в тюрьму, подведя под ту или иную криминальную статью. Вот одна из таких историй: в первую ночь нового 2011 года неизвестные люди бросили бутылку с зажигательной смесью в один из офисов Партии регионов в Киеве, располагавшийся на первом этаже жилой многоэтажки. К счастью, пожара не возникло. Участники поджога снимали свои действия на видео, оперативно смонтировали ролик и разослали его по информационным агентствам. В сопроводительном письме сообщалось, что их организация называется «БУНТ!» («Бригада украинского народного террора!»). Никто ни до, ни после этого о такой организации не слышал. Я тогда была совладелицей информагенства «Поряд з вами», разместила в ленте новостей информацию о поджоге с комментарием, что редакция осуждает методы борьбы, из-за которых могут пострадать невинные люди. Вскоре в редакции провели обыск, были изъяты компьютеры, носители информации и даже объективы для фотоаппарата. За решетку я не попала благодаря общественности. Пережив политические репрессии, я и сама стала заниматься правозащитной деятельностью.
Когда началась российская агрессия, весь наш отряд во главе с командиром отправился на Донбасс. Вначале воевали в рядах Добровольческого украинского корпуса «Правый сектор». В 2015 году почти все, в том числе наше, боевые подразделения ДУК во главе с Дмитрием Ярошем вышли из «Правого сектора» и стали называться Украинская добровольческая армия. То подразделение, в котором служу я, называется «Отдельный легкопехотный отряд «Вольф».
Вместе со мной воюет муж. Он тоже участник патриотического движения. Мы с ним познакомились и полюбили друг друга в мирное время.
— Какой из пережитых за три года войны боев вам больше всего запомнился?
— В 2014 году — освобождение Авдеевки. Наши ребята заходили на одну из первых улиц, а мне командир приказал прикрывать их с тыла. Только замаскировалась в «зеленке», как по мне начали стрелять. Пули ложились совсем близко, несколько из них сбили веточки возле моего уха. В тот момент я не понимала, откуда ведется огонь, только потом разобралась — стреляли из многоэтажного дома, откуда меня было отлично видно. Страха тогда не испытывала. Кстати, мне бывает страшно накануне боевых операций. Порой случается такой мандраж, что аж под ложечкой сосет. Но во время боя сохраняю хладнокровие. Когда опасность позади, переживаешь состояние, близкое к эйфории.
Признаться, думала, получу от командира на орехи за нерасторопность: мол, обнаружила себя, попала под обстрел, едва не погибла. А он, наоборот, похвалил — задание-то я выполнила: отвлекла внимание врага от нашей группы. Пока они стреляли по мне, все ребята безопасно вошли на улицу.
Позже произошла еще одна запомнившаяся история. Я прикрывала группу с фланга. Вдруг на соседней улице (она проходила перпендикулярно нашему маршруту) появились четверо людей, бегущих в нашу сторону. Несколько побратимов их увидели и закричали: «Сепары, огонь!» У меня была снайперская винтовка Mauser 98k, ее оптический прицел позволил разглядеть четверых старшеклассников, которым, очевидно, было интересно поглазеть на войну. Вовремя скомандовала: «Отставить — гражданские!»
В тот день я впервые увидела, насколько жестоко боевики обходятся с людьми, которых они подозревают в симпатиях к Украине: в подвале одного из домов мы обнаружили застенок, где находилось тело человека со следами ужасных пыток.
«Вес поклажи, с которой я иду на передовую, — 25—26 килограммов»
— Под Саур-могилой врезался в память такой случай: мы остановили такси, — продолжает Елена. — Пассажиры — молодые супруги с маленьким ребенком — сказали, что едут к родственникам в Россию. Мы их пропустили, но тут начался минометный обстрел. Мигом спрятали семью и таксиста в укрытие. Женщина плакала, мужчины сидели сами не свои, а ребеночек смеялся — воспринимал происходящее как забавную игру…
— Наверняка, на фронте с вами случались и забавные истории?
— Осенью 2016 года я освоила стрельбу из пулемета Калашникова. В одном из боев противник попытался уничтожить меня вместе с этим оружием: подогнал боевую машину пехоты и шарахнул из пушки по моей бойнице. Я полетела на пол, тяжеленный раскаленный пулемет рухнул на меня. Хорошо, что была в бронежилете. Кричу: «Ребята, помогите!» Они ко мне: «Ты ранена?» — «Вроде нет, меня пулеметом придавило!» Смеялись все вместе.
Недаром говорят: человек ко всему привыкает. Когда долго находишься на войне, даже смертельную опасность начинаешь воспринимать буднично. Однажды враг накрывал наши позиции артиллерийским огнем два часа подряд. Это так достало, что мы вышли из укрытия, сели посреди двора и запели (командиров поблизости не было, а то бы загнали в подвал). Лучше всех пел побратим с позывным «Скрыпаль» (он играет на скрипке и гитаре), у него отличный голос. В моем армейском багаже есть камера, я записала видео того экстремального концерта. Вообще, снимаю на фронте много (хотя военные этого не любят и зачастую меня за это ругают). После Победы смонтирую фильм, для него уже отснято немало сильных эпизодов.
Я каждую минуту помню, что военный видеоархив может понадобиться и на тот случай, если на нас, добровольцев, посыплются лживые обвинения, например, что отсиживались по тылам, мародерствовали… На кадрах четко зафиксировано: мы сражались на передовой.
— У вас есть оберег?
— Освященный крестик, который мне в начале войны подарила свекровь. Еще большое количество мягких браслетиков — подарки волонтеров и детей.
— Снайперы зачастую идут на задания с напарниками. Вы работаете в паре с мужем?
— Нет, потому что по характеру он холерик, а в нашем деле важно быть спокойным, как я, например. Так что на заданиях меня прикрывают другие ребята.
Нынешним летом на Донбассе так много клещей, что это просто катастрофа: каждый день снимаешь с себя по 20−30 паразитов. Комары тоже немало донимают. Приходится защищать лицо противомоскитной сеткой. Кстати, профессиональным снайпером себя не считаю: у меня недостаточно квалификации, к тому же винтовка и оптика не соответствуют современным требованиям. Сейчас классной считается снайперская винтовка, которая позволяет поражать цели на расстоянии километра и больше. А у меня винтовка Драгунова, принятая на вооружение еще в начале 1960-х годов.
— В оптический прицел видны лица, глаза врага?
— Нет, только силуэты.
— Как переносите тяготы фронтовой жизни?
— В отношении быта я человек непритязательный: было бы что поесть, попить, где поспать и чем почистить зубы. Другое дело, что я мерзлячка, часто простужаюсь. Так что в холодное время года в разведку хожу нечасто. Хорошо, когда блиндаж или иное помещение, в котором мы ночуем, отапливается печкой-буржуйкой. Половину зимы 2015—2016 годов мы с мужем ночевали в полуразрушенном неотапливаемом помещении, спалось вполне комфортно — благодаря классным спальным мешкам (за них особое спасибо волонтерам).
— Пользуетесь на войне косметикой?
— Нет. У меня на фронте нет ни косметики, ни украшений.
— Когда идете в бой или разведку, сколько весит ваша поклажа?
— Ради интереса я ее взвешивала, вышло где-то 25—26 килограммов: оружие, боеприпасы, бронежилет, каска, спальный мешок, бинокль, различные приборы и зарядные устройства к ним, прицел и одна техническая штуковина к нему, метеостанция, видеокамера, два мобильных телефона. Но это тот вес, который я просто несу на передовую. В бой иду с багажом не более 15 килограммов.
Конечно, я намного слабее побратимов-мужчин: мне трудно держать такой же темп, как они, физически работать так много. Зато я более внимательная и рассудительная в стрессовых ситуациях. Добровольческий батальон тем и хорош, что в нем каждому находится дело по его возможностям.
— Вы единственная женщина в отряде «Вольф»?
— Да, но в Украинской добровольческой армии девчат довольно много. На передовой, да и во время отдыха в базовых лагерях мужчины и женщины нередко живут в одном помещении, и никому неудобства это не доставляет. Другое дело, если в базовом лагере есть возможность предоставить девушке отдельную комнату, она ее получит.
— Вам платят зарплату?
— Зарплаты как таковой нет. Но время от времени получаем материальную поддержку. Приоритет в ее выдаче отдается побратимам, у которых в тылу остались семьи, и тем, кто нуждается в деньгах по каким-либо иным важным причинам. Бывает, по несколько месяцев ничего не получаем, но никто не ропщет — не за деньги воюем. А вот питанием, обмундированием, снаряжением, медикаментами и всем остальным, что нужно для солдата, нас сполна обеспечивают волонтеры. Правильно будет сказать так: мы находимся на содержании народа Украины, который оказывает нам поддержку через волонтеров.
— Часто бываете дома в Киеве?
— Редко. Например, за прошлый год провела дома всего пять дней. Мама с папой сильно скучают по мне, но понимают, что буду воевать, пока хватит сил и здоровья.
— Чем займетесь, когда закончится война?
— Задача номер один — родить ребенка. Я хочу мальчика, муж — девочку. Впрочем, мы намерены иметь как минимум двоих детей. Так что у нас могут быть сын и дочь.
Фотоснимки предоставлены Еленой Белозерской
8963Читайте нас в Facebook
