«люди ели кору, траву и даже своих детей… А вам, иосиф виссарионович, наверное, никто не сообщал», -
Стоит ли говорить о том, что по указанному адресу письмо не дошло… Зато вскоре после его отправки к молодому колхознику нагрянуло НКВД. А уже через несколько месяцев, 9 октября, Николай Рева за антисоветскую агитацию был приговорен уголовной коллегией областного суда к шести годам лагерей с лишением общественных прав сроком на три года после отбытия наказания.
Из материалов судебного дела, которое хранится в архивах Управления СБУ в Полтавской области, видно, что против Николая свидетельствовали его же односельчане — и простые колхозники, и «преданные делу партии коммунисты» (правду о «верных ленинцах» и хотел донести до вождя всех народов адресат). Цена таким свидетельствам известна, но именно на них было построено обвинение.
«Я чув, як Рева говорив: «Хліба немає, а держава з нас дере шкуру. Хліб государство забрало, а народ остався голодний», — записал дознаватель слова одного из очевидцев. «Рева на вопрос, почему он не коммунист, ответил: «Я в партии долго не буду, меня из нее исключат, потому что я люблю правду», — рассказывала об «антисоветских настроениях» обвиняемого член полеводческой бригады.
Как свидетельствовал другой односельчанин, Николай Рева якобы распродал хозяйство, деньги положил на сберегательные книжки в другом районе, а сам выехал из села и устроился работать на производстве. Но, появившись через некоторое время дома, опять продолжал уклоняться от налогов. «Пользуется авторитетом среди личностей, недовольных советской властью. Николай Рева — большой мастер сочинять всевозможные жалобы и заявления в адрес руководящих органов», — утверждал директор местной заготконторы, член ВКП(б). А неудовлетворенность советской властью, по его словам, подследственный начал проявлять еще во время службы в Красной Армии: по слухам, солдат Рева якобы вступал в спор с политруком во время политзанятий, поэтому его, дескать, как политически неблагонадежного и демобилизовали.
На самом деле в 1931 году Николай, прослужив в армии всего год, был комиссован по состоянию здоровья и вернулся домой на хутор Терновщина Хильковского сельсовета, где после революции поселились его родители. Здесь они имели свой кусок земли, на котором работали большим дружным семейством — мать-домохозяйка, отец (бывший шахтер) и шестеро детей. Семья принадлежала к беднякам.
Николай имел всего два класса образования, но от природы обладал острым умом. Он являлся селькором районной газеты, писал даже в республиканское «Сталинское знамя». Помогал односельчанам разрешать споры. В колхозе трудился на разных работах. Вместе с женой воспитывал маленьких сына и дочь, а также дочь супруги от первого брака. Но соседи не забыли, что он женился на дочке церковного старосты, бывшего управляющего имением помещика Старицкого. Вспомнили Николаю и то, что он «не относился к колхозу, как следует», и выезжал на заработки в Харьков и Хабаровский край.
Отправить Николая Реву в исправительно-трудовой лагерь в Волгоградскую область «помогли» одиннадцать человек, подтвердивших его антисоветскую деятельность, причем четверо из них имели очную ставку с подследственным. К счастью, Николай Антонович выжил и, отбыв наказание, остался жить в Волгоградской области России, работал плотником. В 1965 году он направил протест с просьбой о пересмотре его дела. В том же году постановлением пленума Верховного суда УССР был реабилитирован. Увы, его дальнейшая судьба неизвестна.
«В следующем, 1941 году, в нашей деревне в первый класс пойдет только трое детей. Вот что наделали в 1933-м!»
Письмо Николая Ревы было написано за год до Великой Отечественной войны.
«Даже вы, правители, не говорите правду. В 1933 голодном году, когда люди ели кору из дерева, траву и даже своих детей, сотни тысяч людей умерли с голода — и все это на глазах коммунистов, которые ездили в машинах по нашим трупам, нагло хваля жизнь. Сами, конечно, были хорошей упитанности. Как не стыдно было: в наисвободнейшей в мире стране и такое творилось! Народ умирает из голоду не потому, что был неурожай, а потому, что у него хлеб был забран государством, и этот хлеб лежал на складах «Заготзерно», элеваторах, перегонялся на дурман-спирт.
Вы, Иосиф Виссарионович, сами говорите, что человек — это есть самый ценный капитал. И этот капитал из года в год превращается в навоз, потому что в 1933 году, когда народ голодный собирал зерна кукурузы возле склада «Заготзерно» на станции Хорол, его стреляли, как собак. Вызывали из города Хорол эскадрон конной милиции, которая с обнаженными шашками гнала нас, голодных. А хлеб в складах был. Было зерно, была мука, а люди умирали из голода. Значит, это было сделано все от государства умышленно, государство об этом знало. Потому что и в Москве немало наших земляков померло пухлых от голода, и во всех больших городах. В результате осталось много пустых сел и хуторов. Для оставшихся в живых детей создались приюты. В следующем, 1941 году, в нашей деревне пойдет в школу в первый класс только трое детей. Вот что наделали в 1933 году!
За смертность в 1933-м сельсовет справки не дает, потому что за 50 лет не умерло столько людей, сколько в тот страшный год. Кто остался в живых, то уже этот человек «порченный», я знаю по себе. Все мы, колхозники, были пухлые, упали на ноги, потеряли зрение, стали чаще посещать больницу…
Все это делалось на глазах коммунистов. Как им не стыдно, что они не могли осаждать верховные власти и трубить о таком горе. Даже за границей, как сообщалось в «Известиях», знали об этом. Значит, врагами народа все делалось без помехи. А Вам, Иосиф Виссарионович, наверное, никто не сообщал. Коммунисты больше болели за свою шкуру. Потому что, если станет кто заступаться за народ хоть словом, то его судьба решилась вместе с нами б…
Теперь получилось то же самое: колхозы получили от 140 до 900 граммов хлеба на трудодень, и государство закрыло продажу муки и хлеба. Железная дорога не дает билетов, чтобы поехать куда-либо и купить. В Москву не пускают, в Киев, в Харьков тоже. В самом деле, нехорошо пустить в такие красивые города иссушенных, оборванных людей с мешками. А там еще увидят верховная власть и иностранцы. А народ, как видно, надо выдушить.
Полные станции забиты этими мощами, народ осаждает вагоны и вокзалы, их штрафуют самым бессовестным образом. Народ бросает свои хаты, колхозы и едет искать счастья — и все это через хлеб. Работаем мы здорово, неубранного не оставляем ничего. Все работы поделаны, а хлеба нет и денег нет. Да еще спасибо за налоги прямо невыносимые. Я видел как судили одного колхозника за то, что он не уплатил налоги и который уж не похож и на человека, а какие-то мощи в лохмотьях. Но нет пощады никому».
«Живем, как рабы»
Во время допроса Николай Рева объяснил следователю:
«… Повернувшись у село із заробітків, я побачив, що в хаті нема і куска хліба, діти голі-босі, і менч стало страшно. Щоб запобігти повторення голоду, я написав вождю народів, товаришу Йосипу Віссаріоновичу Сталіну листа. Описав усе, що сам бачив і пережив, і те, що нинчі переживають колгоспники. Листа писав сам, ніхто мене не направляв. Про це розповів кільком колгоспникам на той випадок, щоб, якщо я кудись подінусь, знали, що за лист відповідаю я один. Писав із тих міркувань, щоб центральна влада перевірила роботу представників влади на місцях. Потім, коли вже відправив листа, зрозумів, що його затримають і мені буде кришка».
В судебном приговоре, вынесенном Николаю Реве, написано: «Клеветал на Коммунистическую партию большевиков и ее руководство. В завершение своей антисоветской деятельности, направленной на дискредитацию партии и правительства, Рева 1 мая 1940 года направил в адрес ЦК ВКП (б) товарищу Сталину письмо клеветнического контрреволюционного характера, в котором наносил оскорбления Коммунистической партии большевиков и ее руководству».
Но еще до приговора Николай Рева полностью согласился с предъявленными ему обвинениями. «Что со мной получилось, когда я писал, сам не знаю», — сознался он в суде. Просил только не наказывать строго, потому что «письмо не контрреволюционное, оно про жизнь… »
Однако советская власть не могла простить «вольнодумства» борцу за социальную справедливость. Удивляет другое: какие надо было иметь мужество и гражданскую позицию, либо не дорожить жизнью, чтобы написать Сталину: «Нет, наверно, ни в одной стране мира такого издевательства над народом. Каких-либо праздников или дня отдыха мы в колхозе не знаем. Живем, как рабы, — только для работы и для того, чтобы голодать из года в год и переносить тягости, нужды. Иной год, хорошо уродит хлеб, что на трудодень приходится два килограмма, то нашим властям районным кажется это много, и нас силою заставляют этот хлеб продать в государство. Народ держат на собраниях по трое суток, приостановив всю работу, пока махинациями и запугиванием не добьются продажи.
Написанное здесь, Иосиф Виссарионович, правда, только не все охвачено, потому что всего описать нельзя, это можно только рассказать…
Я думаю, что это письмо к Вам не допустят, а меня за такую «контрреволюцию» загонят к белым медведям, как какого бандита. Но прошу Вас, Иосиф Виссарионович, дать нам жизнь. И самое основное — хлеб. Потому что нам обидно, что сами выращиваем хлеб, а его не едим. Или установить минимум на трудодень хлеба. Потому что в нашем колхозе «Ленинский шлях» получили по 900 грамм за трудодень, а на этом хлебе далеко не заедешь. Вы же сами сказали на II съезде колхозников, что и восемь килограммов мало на трудодень.
Еще прошу Вас, если не верите в то, что я написал, пришлите ко мне Вашего доверенного человека или в сельсовет — пусть проверит.
И прошу Вас, Иосиф Виссарионович, дайте мне ответ на письмо, прочитайте его сами и помогите нашему горю, чтобы мы узнали, помогут ли нам правительство и партия, или нет. Об этом письме я рассказал многим колхозникам. Если Вы и Ваш отец переживали такие трудности, то поверите нам.
Подписываюсь собственноручно
Рева Н. »
С момента написания письма прошло без малого 68 лет. Но читать его без душевной боли до сих пор нельзя…
P. S. Автор выражает благодарность сотрудникам архива УСБУ в Полтавской области и Областного краеведческого музея за помощь в подготовке материала.
520Читайте нас в Facebook
