Когда много лет назад я впервые увидел в Валенсии эту удивительную композицию, я даже не пытался мечтать о том, что когда-нибудь она окажется в нашей коллекции. Помню, глаз не мог оторвать от каждого персонажа необычного сюжета, от каждой детали многогранной картины последнего путешествия идальго Дон Кихота домой, в свою родную Ла-Манчу. В этой работе ''рыцарь печального образа'', каким упоительно описывал своего любимого героя Сервантес, и на рыцаря-то, по большому счету, не похож. Так себе, немолодой уже мужчина, утомленный длительными военными походами, вечной борьбой с ветряными мельницами и пылкой любовью к даме своего сердца Дульсинее Тобосской, сидит в старой большой повозке, неспешно ведя беседу с верным оруженосцем. И плетущийся сзади на маленьком ослике Санчо Панса, и бредущий рядом боевой рыцарский конь Росинант (в принципе, обычная дохлая кляча, которой великодушный хозяин однажды присвоил высокое звание ''самой лучшей клячи в мире''), и рыцарские доспехи, небрежно сваленные в повозке, и уныло бредущие за пешим погонщиком быки — вся эта картина навевает какой-то покой и смирение. Войны позади, впереди — долгожданная домашняя пристань, где все предсказуемо, привычно и удобно. Впервые за много лет неистовой борьбы…

Обладание такой редкой фарфоровой композицией (да ещё и такой огромной — почти метровой длины!) мне казалось в то время абсолютно невозможным, потому что такие изделия оседают в собраниях коллекционеров сразу после их появления на свет и крайне редко потом ''всплывают'' на каких-то случайных распродажах. Но его величеству случаю однажды велено было предоставить мне такую возможность — и вот уже около пятнадцати лет каждый раз, уходя из дому на работу или отправляясь в дальнее путешествие, я прохожу мимо этой прекрасной работы. И возвращаясь домой, тоже каждый раз смотрю на Дон Кихота в повозке. И не надоедает восхищаться ни мастерством скульптора, ни теплотой сюжета. Верите?

Друзья по ''Фейсбуку'' часто пишут, что хотели бы побыстрее увидеть все ''фигурки дня'' уже воочию, в музейной экспозиции. Объясняю, что далеко не всем из этих работ будет оказана возможность быть представленными в музее. Ведь там мы выставим только самые-самые: уникальные, редкие, красивые, любимые. От силы 900−950 произведений. Остальные останутся на своих прежних полках в надежде на возможную ротацию. Но уже сейчас у меня нет никаких сомнений в том, что ''Возвращение в Ла-Манчу'' обязательно будет представлено в постоянной экспозиции, как бы ни было мне жалко расстаться с этим многолетним обязательным созерцанием важной части домашнего интерьера.

Сегодняшним именинникам — добра и счастья. Как всегда, искренне ваш.