«В минском РУВД мне пришлось стоять 17 часов с поднятыми вверх руками», — Константин Реуцкий

«Сейчас реакция силовиков оказалась самой жесткой за все годы условной независимости Беларуси»

— Константин, вы первый раз оказались в Беларуси?

— Далеко не первый. С 2008 года периодически посещал Беларусь как правозащитник и журналист (Реуцкий в качестве внештатника сотрудничает с Hromadske.ua. — Авт.). Все эти годы наблюдал динамику изменения политической ситуации и развитие там протестного движения. Если еще три года назад это были протесты меньшинства, то сегодня могу сказать, что против Лукашенко, по моим ощущениям, выступает не менее 80 процентов населения.

— Были на сей раз только в Минске или еще в каких-то городах?

— Только в Минске. Но протесты ведь идут везде. Самое главное, как реагируют на них простые граждане, — они поддерживают протестующих, чего раньше никогда не было. Люди в лучшем случае отмалчивались, немало было тех, кто шикал и крутил пальцем у виска. Сейчас же на тех, кто пытается что-то сказать в поддержку Лукашенко (их на самом деле очень мало), сразу же обрушивается народный гнев.

— Аргументы сторонников Лукашенко — в стране стабильность, дисциплина, хорошие дороги и т. д. Как живут белорусы сейчас?

— Уровень жизни в Беларуси средний. Она очень напоминает Советский Союз перед экономической катастрофой. Нет никаких перспектив развития, экономика зарегулирована, все контролируется из единого центра. Это очень авторитарное государство. Независимого правосудия нет и в помине. Независимая пресса стала появляться лишь недавно, и то благодаря интернету. Все оппозиционные партии и общественные организации маргинализованы, их тоже контролирует государство.

Люди просто устали жить в таком архаичном, по сути, советском обществе, которое пытается натянуть на себя маску модернизации, но на самом деле таковым не может стать при такой модели управления.

Средняя зарплата у белорусов не намного выше, чем у украинцев. Дороги построены в нулевых годах, большинство их пришло, мягко говоря, в не очень хорошее состояние. Да, они были хороши в сравнении с украинскими еще пять-семь лет назад, но сейчас трассы, которые строят у нас, намного качественнее, да и строительство ведется более быстрыми темпами.

— Отправляясь в Минск, вы понимали, что эта поездка может быть весьма опасной?

— Конечно, понимали, какие могут быть последствия. Я не первый раз работаю в Беларуси, в том числе во время протестов. После массовых репрессий 2010−2011 годов мне на пять лет запретили въезд в Беларусь. Прекрасно знаю, как ведут себя белорусские силовики и что такое «белорусское правосудие». Однако сейчас реакция силовиков оказалась самой жесткой за все годы условной независимости Беларуси. Видимо, потому, что такое количество людей на протесты не выходило никогда.

«Многих задержанных, вероятно, не найдут»

— Как вас задержали?

— Утром 12 августа мы приехали в Минск. Около 16:30 я снимал на мобильный телефон совершенно произвольное, немотивированное и чрезмерно жесткое задержание одного протестующего, а потом и задержание своего коллеги Евгения Васильева. После этого силовики указали пальцем на меня. Несмотря на то, что я не оказывал никакого сопротивления и сразу объяснил, что я журналист, меня тоже жестко скрутили, надели наручники, бросили в милицейскую машину и отвезли в управление внутренних дел Советского района, где допросили «с пристрастием».

— В чем вас обвинили?

— Всех иностранцев, особенно из Украины, подозревают в шпионаже и в организации массовых беспорядков, поэтому силовики относятся к нам весьма неприветливо. Они видят в украинцах одну из самых больших угроз, поэтому, увы, часто избивают с особой жестокостью. Один участник протестов (наш земляк, давно постоянно проживающий в Беларуси), был избит так, что уже несколько дней находится в довольно тяжелом состоянии в минской больнице. Просто потому, что упомянул, что он гражданин Украины.

А вот большинство протестующих относятся к нам с большим уважением и очень благодарят за любую поддержку, которую мы оказываем — даже моральную на расстоянии, говорят спасибо всем, кто приезжает в Беларусь, чтобы рассказывать миру о том, что там происходит.

В общем, нас обвинили в том, что мы — организаторы этих массовых беспорядков, требовали явки и пароли, угрожали, что мы пропадем так же, как 20 лет назад пропали белорусские оппозиционеры Завадский (был оператором корпункта российского «Первого канала», его похитили и, предположительно, убили 7 июля 2000 года, когда он отправился в аэропорт «Минск-2» встречать своего коллегу Павла Шеремета. — Авт.) и Гончар (16 сентября 1999 бесследно пропал в Минске вместе со своим другом, бизнесменом Красовским. - Авт.). Еще говорили: «Вы же наверняка знаете, что нашли не всех задержанных в предыдущие дни, многих, вероятно, и не найдут».

— Вы же имели право позвонить в посольство.

— Мы, конечно, требовали связаться с украинским консулом и предоставить нам адвоката, но они откровенно смеялись нам в лицо. Из моих не менее 20 просьб ни одна не была принята во внимание. Вообще не было никакой реакции. У нас забрали все вещи и мобильные, а позднее, как мы потом узнали, провели обыск в квартире, где мы остановились утром, и изъяли компьютер и оставшиеся документы.

После этого сравнительно непродолжительного допроса нас вывели во двор РУВД, где вдоль забора стояли задержанные. Мы знали, что все изоляторы временного содержания и следственные изоляторы были забиты до отказа, ведь задержано более семи тысяч человек. Говорят, в камерах на шесть персон находятся иногда до 40 арестованных. Там люди могут лишь стоять, а спят по очереди. Поэтому задержанных часто отправляют, например, во дворы РУВД или вообще в не предназначенные для этого места — в какие-то спортзалы или технические помещения.

Нас заставили встать лицом к забору, держать руки максимально высоко, ладонями наружу, ноги шире плеч. Через 15−20 минут находиться в такой позе стало невыносимо. А ведь большинство задержанных этой ночью простояли таким образом от 13 до 17 часов, до утра следующего дня. За изменение позы били, некоторых весьма безжалостно.

Так же жестоко били и тех, кого привозили ночью с протестных акций. Сначала их избивали сотрудники ОМОНа прямо на улицах, потом — конвоиры, и как минимум еще один раз — дежурящие в РУВД милиционеры. Особенно доставалось тем, кого подозревали в сопротивлении милиции, кто пытался строить баррикады, у кого находили какие-то палки, арматуру, бутылки с зажигательной смесью. Думал, что той ночью нескольких человек просто убьют.

Были опасения, что и с нами расправятся. Однако в какой-то момент я (мое место у забора было недалеко от курилки милиционеров), услышал, что дана команда перестать прессовать нас с Евгением. Поэтому немного расслабился. Хотя мне тоже пришлось стоять 17 часов с поднятыми вверх руками и получать дубинкой за малейшее движение.

— Вам разрешали ходить в туалет, давали еду и воду?

— О еде никакой речи не было ни в РУВД, ни в изоляторе временного содержания на улице Окрестина (в местных пабликах его уже назвали белорусским ГУЛАГом. — Авт.). Воду давали, но не всегда и не сразу. Это было некое проявление милости. В туалет несколько часов не пускали: «С…те в штаны». Потом все-таки стали выводить. Сначала делали это так, чтобы максимально унизить: двое омоновцев заламывали руки, вдавливая человека едва ли не лицом в асфальт, и тащили в туалет. Ближе к утру, видимо, они устали, стало немножко попроще.

Очень возмутило, что ко всем этим процессам они активно привлекают курсантов милицейских лицеев. К ним приставляют старослужащих милиционеров, которые науськивают юнцов и учат правильно издеваться. К сожалению, многие молодые люди получают от этого удовольствие. Было и человеческое отношение. Но такие конвоиры и охранники, увы, в меньшинстве.

«Женщину били лицом о железный забор, резиновой дубинкой по спине и голове»

— Среди задержанных были женщины?

— Было где-то с полсотни мужчин и пять женщин. К ним относились лучше. Но одну уже немолодую женщину, подозреваемую в том, что она координатор женской мирной акции, как раз прошедшей в тот день, когда она пыталась взывать к совести полицейских и говорила, что они воюют против собственного народа, тоже начали избивать — лицом о железный забор, резиновой дубинкой по спине и голове.

— А если кому-то медицинская помощь требовалась, ее оказывали?

— Да, оказывали. Кого-то даже увезли на «скорой». Но я сейчас, если честно, немножко путаюсь, потому что вторая половина ночи прошла словно в бреду.

Ближе к утру милиционеры принесли пачку заполненных протоколов, которые никому не дали прочесть. Так что было неизвестно, в чем кого обвинили. Всех заставляли подписывать бумаги, а тех, кто не хотел это делать, избивали. Некоторые прошли такую экзекуцию неоднократно.

Но, поскольку я подслушал, что против нас насилие должно быть прекращено, отказался подписывать протокол. Впрочем, думаю, это никого не остановило бы. Всем выносят типовые решения. Точно знаю, что мы проходим по уголовному делу по организации массовых беспорядков. Мы подписали обязательство явиться в суд по первому требованию. Хотя наверняка нас приглашать не будут — вынесут приговор заочно, а после этого попытаются внести наши фамилии в базу розыска Интерпола.

— Кто стоял возле этого забора рядом с вами? Люди какого возраста, представители каких профессий?

— Самые разные — айтишники, рабочие, интеллигенция. Наверное, треть составляла молодежь. Был даже преподаватель милицейского вуза, которого, кстати, били с особым удовольствием, называя предателем. Было два алкоголика, попавших под раздачу совершенно случайно — шли за пивом как раз недалеко от места, где проходил митинг. В подтверждение их версии могу сказать, что полночи я слышал, как отдают приказы по рации не просто разгонять группы протестующих, но и зачищать и задерживать «зрителей», как они их называют.

Утром 13 августа нас погрузили в автозаки, избив еще раз, и отвезли в изолятор временного содержания на Окрестина. Поскольку там уже не было мест ни в камерах, ни даже в прогулочных двориках, велели лечь на землю лицом вниз. И так мы пролежали до самого вечера. Потом нас завели в один из прогулочных двориков, где началось, собственно, документальное оформление. Никому не был объяснен процессуальный статус. Белорусские милиционеры не утруждают себя такими формальностями. У меня сложилось устойчивое впечатление, что у белорусских силовиков развязаны руки, поскольку они — единственный шанс Лукашенко сохранить власть.

То, что происходит в ХХІ веке в центре Европы, на самом деле настоящее гестапо. Считаю, что подобный режим не имеет права на существование.

— Вас освободили в ночь на 14 августа. Вы прокомментировали, что это случилось в первую очередь из-за того, что ваше задержание вызвало серьезный резонанс.

— Однозначно. Достаточно быстро отреагировали и украинский МИД, и Офис президента, и посольство Украины в Беларуси. Поскольку информация о недопустимости применения к нам чрезмерной силы вскоре дошла до милиционеров, это предотвратило более трагические последствия. Так что мы очень благодарны всем, кто выходил на акции в нашу защиту, кто обращался в национальные и международные организации, чтобы нас быстро нашли и отпустили. Никогда до этого в подобных ситуациях (они случались и раньше) я не ощущал, что государство борется за меня.

Мы уже в Киеве. Для меня этот ад закончился, а для десяти миллионов белорусов, среди которых очень много моих друзей, знакомых и коллег, с кем дружу не первое десятилетие и кто всегда последовательно выступал за демократические трансформации в Беларуси, все продолжается.

«Лукашенко мог бы сбежать в Россию, но там он тоже не нужен»

— Одни эксперты говорят, что протесты потихоньку сойдут на нет, другие — что белорусы пойдут до конца. Кто прав?

— Все неделю после выборов белорусская власть пыталась продемонстрировать максимальную бесчеловечность и жестокость. Но люди не испугались. В воскресенье, 16 августа, тысячи граждан вышли на акции в Минске и еще тридцати городах. Для этой страны это нечто небывалое. Думаю, что режим Лукашенко понимает, что имеющихся сил у них не хватит, чтобы остановить такую волну народного возмущения.

Но Лукашенко может обратиться за поддержкой в подавлении протестов к Путину. Это будет очень трагический сценарий для белорусов. Поэтому очень важна позиция Запада — Европы и Соединенных Штатов Америки. Если они все-таки понимают, к чему это может привести, и будут готовы ввести в очередной раз жесткие санкции, есть шанс, что трагедии не произойдет.

— А что белорусы говорят о возможном объединении этой страны с Россией?

— Есть разные мнения. В силовом блоке, наверное, большинство смотрит в сторону России, как это ни парадоксально. Условные залукашенковцы — тоже, потому что для них вполне естественно желание восстановить советское государство. А большинство протестующих (не все, конечно) мечтают о демократии. Они ориентированы на Запад. Именно поэтому Западу следует их активно поддерживать и усиливать санкции и международную изоляцию и белорусской, и российской властей.

— Лукашенко может сбежать из страны?

— Он мог бы сбежать в Россию, но там он тоже не нужен. Наиболее реальный сценарий, что он пойдет на уступки России, чтобы сохранить свою номинальную позицию, и в обмен на это получить поддержку силового блока России для подавления протестов. Но тогда Беларусь фактически утратит свою государственность…

Читайте также: «Их просто убивали»: как белорусские силовики «наводили порядок» по приказу Лукашенко

Читайте нас в Facebook

Сделайте «ФАКТЫ»
избранным источником
в Google News