Мы не оцениваем поступки политзаключенных. Нам главное их спасти, — правозащитники Ольга Скрипник и Виссарион Асеев
Известные правозащитники супруги Ольга Скрипник и Виссарион Асеев поделились с читателями «ФАКТОВ» подробностями своей жизни и борьбы.
«В Беслане меня чуть не убили»
Он сделал ей предложение прямо в аэропорту. За десять минут до отлета.
— Просто понял, что именно от этой женщины хочу ребенка, — объясняет 52-летний Виссарион Асеев. — Значит, это мой человек. До того у нас не было ни единого романтического свидания. Зато деловых встреч, совместной работы на семинаре Международной школы по правам человека, который организовывала Московская Хельсинк¬ская группа по правам человека, сколько угодно.
Мы увидели друг друга впервые в 2011 году. Я прилетел в Москву из Осетии. Оля — из Ялты, где возглавляла Центр гражданского просвещения «Альменда». Она занималась просвещением в сфере прав и свобод, организовывала правовую помощь людям, которые не могли оплатить адвокатов.
Услышав предложение, Оля потеряла дар речи. Ответила: «Мне надо подумать». И улетела… В следующий раз мы встретились уже в Киеве, куда она прилетела на тренинг. А через несколько месяцев, в сентябре 2011-го, я принял решение переехать из Беслана, где тогда жил, в Ялту.
— Я нашла ваше имя в списках раненных во время трагедии в Беслане 1 сентября 2004 года, когда террористы захватили 1 128 заложников в школе… Как вы там оказались?
— Это моя родная школа, одна из старейших в Беслане. Она в пятистах метрах от моего дома. В то время я был районным депутатом. Услышав хлопки, непохожие на салют, рванул на машине к милиции, думал, что боевики опять напали на райотдел. До этого уже был такой инцидент. По дороге меня сориентировали, что стреляют в школе. Туда уже нельзя было зайти. Террористы прикрылись детьми, выставив их в окна.
Я решил проверить, нет ли на крыше пятиэтажек, которые были рядом со школой, снайперов из числа террористов. Побежал туда вместе с тремя милиционерами. Даже не понял, как получил ранение… Меня чуть не убили. Но пуля срикошетила и по касательной задела лоб и переносицу… Я отключился. Пришел в себя. Кровь течет. Первая мысль (а какая может быть первая мысль у осетинского мужчины, который всегда готов защищать свой народ?): как я стрелять буду? Думал, лишился глаза… Но третьего сентября, когда начался штурм и мой двоюродный брат помогал вывозить раненых (водителям скорых надо было показывать дорогу в объезд), я присоединился к вывозу пострадавших.
Погибла моя одноклассница Эмма. Мы похоронили десять детей с нашего двора. Но там не было родных и чужих. В Осетии все друг другу родня.
— Чем вы как правозащитник занимались в Осетии?
— Много работал по Беслану. Стал координатором учительского комитета помощи пострадавшим от теракта. Это была первая независимая общественная организация, которая появилась после трагедии. Мы первыми стали широко рассказывать о ней. Первыми оспорили официальную цифру властей — 334 заложника, доказав, что их численность составила более 1 100 человек. Из них погибли 186 детей и 148 взрослых. Первыми организовали финансовую помощь семьям заложников. Были, по сути, и пресс-центром, ведь в Беслан приезжали журналисты со всего мира.
Это было независимое, живое место, и государство не контролировало процессы. Ни одно значимое событие, когда родные пытались получить ответы на вопросы, почему террористы беспрепятственно захватили школу, почему не велись переговоры, по чьей команде велась стрельба из танков, огнеметов и гранатометов по школе, переполненной заложниками, не проходило без моего участия…
Потом переехал из Северной Осетии в Южную. Там после августовской войны 2008 года занимался гуманитарными вопросами: организацией лечения детей, пострадавших во время войны, устройством судеб детей-сирот. Собирал свидетельства о пытках и военных преступлениях. Поэтому, когда Россия оккупировала Крым, понимал, чем все закончится.
«Я нормальный человек. Поэтому за Украину», — отвечала мама"
— До оккупации Крыма я вместе с Виссарионом летала работать в Осетию, изучала вопросы преодоления конфликтов и реабилитации людей, пострадавших от войны, — говорит 34-летняя Ольга Скрипник. — Во Владикавказе, в Цхинвали мы вели миротворческий проект. Думала переехать на Кавказ насовсем и работать дальше там. Не могла даже представить, что этот опыт очень скоро пригодится в Украине, что наяву увижу танки, БТРы, бесконтрольных людей с оружием… Это был какой-то сюрреализм. Как плохое советское кино.
— Когда вы покинули Крым?
— 16 марта 2014 года. До этого мы с Виссарионом помогали украинским военным, в частности, пограничной части в Массандре, где были как военные из Крыма, так и из Западной Украины. Обеспечивали едой, лекарствами, сообщали о перемещении российской военной техники. Эту часть собирались штурмовать с 15 на 16 марта. Тогда уже были похищены в Крыму наши друзья —украинские активисты Андрей Щекун и Анатолий Ковальский (читайте об этом в публикации «ФАКТОВ» Андрей Щекун: «Главным обезболивающим при пытках была мысль о том, что жена и трое детей успели уехать». — Ред.)
— Инициатором отъезда из Крыма был я, — говорит Виссарион. — Мы были слишком активными, чтобы здесь оставаться. Осознавал, что мы давно на заметке у «вежливых людей». По своему опыту жизни на Кавказе, по судьбам убитых прекрасных женщин-правозащитниц Анны Политковской и Натальи Эстемировой, которых знал лично, понимал, что здесь будет, уже есть, территория беззакония, созданная Россией. И здесь опасно оставаться. 16 марта 2014 года, в день псевдореферендума, мы покинули полуостров.
— Решили, что в этот день, когда к Крыму приковано внимание всех мировых СМИ, с нами вряд ли что-то сделают, — продолжает Ольга. — Но, когда на КПВВ у нас забрали документы и ушли куда-то на 15 минут «советоваться», я понимала, что обратно мы можем не вернуться. Можем исчезнуть без следа, как исчезли многие проукраинские активисты, как исчез Решат Аметов…
— Почему не уехала ваша мама?
— У нее там была работа. Фельдшером на скорой. На руках старики — мои дедушка с бабушкой. Мама с самого начала была моим соратником. Она поддерживала во время событий на Майдане, была против действий Российской Федерации в Крыму. Не скрывает своих взглядов и сейчас. Часто ходит в вышиванке. Открыто носит кулон с гербом Украины. У людей в маршрутке большие глаза: «Это точно то, что мы думаем?» И я вижу, что к ней относятся с определенным уважением из-за ее позиции. И я ею восхищаюсь, потому что она осталась верна себе.
И люди ей говорили: «Светка, ты же нормальный человек, почему ты за Украину?» Она отвечала: «Ну, я нормальный человек. Поэтому за Украину».
Удивительно то, что, несмотря на разницу в политических взглядах, человеческие отношения между коллегами, соседями остаются. А нам ведь возвращать не только территорию, а в первую очередь людей. Самое важное — люди в Крыму. И любая возможность не жечь мосты очень важна. Благодаря таким людям, как моя мама, крымчане более критически относятся к нынешней действительности, пересматривают свои взгляды.
— Есть то, о чем вы сожалеете сейчас?
— Я до сих пор тяжело переживаю то, что мало общалась с дедушкой по маминой линии. Он бывший военный, потом работал в строительстве инспектором по безопасности. Человек советского воспитания и пророссийских взглядов. Майдан не поддерживал категорически. Но, когда Виссарион отправлялся на Майдан, а до этого туда ездила и я со своими студентами из Крымского гуманитарного университета, он сделал очень важный шаг. Достал свою белую каску строителя и сказал Виссе: «Возьми с собой, чтобы она тебя защищала».
Дедушка умер внезапно. В 2015 году. Оторвался тромб. Из-за угрозы преследования я не смогла присутствовать на похоронах. Жалею о том, как мало я звонила и рассказывала о себе. Ведь, несмотря на разницу в политических взглядах, мы все равно оставались семьей.
«Вдоволь наревелась от счастья»
— Летом 2014 года все СМИ обошло ваше свадебное фото, где вы в восхитительном белом платье и фате вместе с мужем в вышиванке развернули украинский флаг у посольства России в Киеве.
— До этого с этим флагом мы ездили и на Майдан. А там, у посольства, Виссарион снова четко показал, что он поддерживает Украину, ее борьбу за свободу и не откажется от своих взглядов. Это было очень символично.
— Виссариону не пришлось сражаться с кем-то еще за ваше сердце?
— У него не может быть конкурентов. Этот человек — целая Вселенная. Его невозможно ни с кем сравнить. Многие вот хвастают миллионом алых роз, бриллиантами… Это точно не про нас. Мы люди другой системы координат. Тут другая единица измерения. Например, та, что человек для того, чтобы тебя увидеть, проезжал три тысячи километров из Беслана в Крым туда и обратно…
— Как вы назвали свою малышку? Сколько ей лет?
— Алана-Богдана. Двойное украино-осетинское имя. Ей уже почти три.
— Я знаю, что родственники политзаключенных могут вам позвонить и в два, и в три часа ночи и вы или муж всегда возьмете трубку.
— Защита прав человека — это часть нашей религии. Поэтому относимся к этому спокойно. Ведь если звонят так поздно, значит, что-то случилось. Возможно, поступила информация о пытках или накануне незаконно задержали кого-то в Крыму и только сейчас люди разыскали телефон Крымской правозащитной группы.
— Что и кто вам помогает выносить неимоверное напряжение на работе? Ведь, расследуя нарушение прав человека российскими оккупантами в Крыму, вы ежедневно встречаетесь с изломанными человеческими судьбами.
— Друзья. Мой муж. Муж-единомышленник, да еще и ломающий все мифы про гендерные роли в украинско-кавказской семье, это счастье. Он очень помогает и в работе, и с ребенком. Умеет все. Раньше шутил: «Единственное, что не могу делать, так это кормить грудью». (Улыбается.)
— Самый счастливый момент вашей жизни?
— Если, кроме рождения ребенка, это когда в 2019 году спускались с трапа самолета политзаключенные Володя Балух, Евгений Панов, Олег Сенцов и другие. Вдоволь наревелась от счастья.
За всех ребят, которыми мы как правозащитники занимались, тогда было радостно. Особенно за Володю Балуха. Мы с мужем с ним дружили. И увидеть Володю — особая радость… К их освобождению были в огромной мере причастны и блестящие московские адвокаты Дмитрий и Ольга Динзе. Сейчас Дмитрий Динзе присоединился к защите журналиста «Радио Свобода» Владислава Есипенко, арестованного в марте в Крыму.
О его судьбе и судьбах других узников, а также о том, что нужно сделать, чтобы защитить людей, оставшихся в оккупации, я буду говорить на международном саммите по деоккупации Крыма «Крымская платформа». Он начнется 23 августа в Киеве. На саммит меня делегировала Экспертная сеть «Крымской платформы», где я являюсь координатором группы по правам человека международного гуманитарного права.
— Заметила, что одни политузниками восхищаются, других их слава раздражает: «Не такие уж они и герои!» Выискивается какая-то грязь, выплескиваются подробности личных тем… Почему люди стремятся обесценить чужой трагический опыт заключения в тюрьме?
— Наверное, от зависти, обиды, внутренних проблем. Понимания, что они такой жестокий опыт выдержать не смогли бы… В каждом случае по-разному. Но мы, правозащитники, и не утверждаем, что все политзаключенные святые. (Хотя среди них есть героические люди, которые продолжали борьбу и в тюрьме.) Но и не оцениваем личные качества, не обсуждаем личную жизнь и поступки заключенных. Нам главное их спасти.
Прежде всего они жертвы российского режима, какие бы они ни были. Достоинство любого человека, даже если кто-то не считает его совершенным, нужно уважать. Он не должен подвергаться унижению и пыткам. К сожалению, многие даже не представляют, в каких античеловеческих условиях содержатся украинские узники. Это ежедневная борьба, чтобы выжить и остаться человеком.
Из досье «ФАКТОВ»Крымская правозащитная группа (КПГ) Crimean Human Rights Group создана ялтинскими правозащитниками Ольгой Скрипник и Виссарионом Асеевым. Группа отслеживает и документирует нарушения прав человека и военные преступления в Крыму. Занимается защитой прав политзаключенных.
Информация обзоров КПГ была использована при подготовке ряда резолюций ПАСЕ и ООН, при подготовке обращений в Международный суд справедливости ООН (кейсы по дискриминации украинцев и крымских татар) и Международный уголовный суд (незаконный призыв крымчан в вооруженные силы РФ). Обзорами КПГ руководствуются в своей работе посольства более 15 стран в Украине. Мониторинговая миссия ООН в Украине, ОБСЕ, а также правоохранительные органы Украины также используют информацию обзоров. Последние — в рамках уголовных производств.
Читайте также: «Владислав, это что за х… ня происходит? Ты что, поверил в свое бессмертие?» — в Крыму мучают украинского журналиста
Фото из семейного альбома
2571Читайте нас в Facebook
