Кевин Костнер: «Я работал водителем грузовика, туристическим гидом, а однажды ушел в плавание на рыболовецком судне»
В этом году 66-летний Кевин Костнер отмечает 40-летие начала своей карьеры в кинематографе. В 1981-м он снялся в фильме «Дикий пляж», о котором все немедленно забыли. А вспомнили только тогда, когда Костнер стал звездой номер один. Произошло это в конце 80-х. Один за другим вышли несколько фильмов, о которых громко заговорили и зрители, и критики — «Сильверадо», «Неприкасаемые», «Дархэмский бык», «Поле его мечты», «Месть».
В 1990 году Костнер рискнул снять как режиссер и продюсер вестерн «Танцующий с волками». Картина произвела фурор и принесла ему два «Оскара» — за лучший фильм и лучшую режиссуру. Таких режиссеров в истории кино всего шестеро — получивших премию Американской киноакадемии за дебютную ленту.
Невероятной популярностью у зрителей пользовались затем фильмы «Телохранитель» и «Робин Гуд: Принц воров». А потом картины с Костнером проваливались в прокате одна за другой. Другой бы уже бросил это занятие, но только не Кевин. Он продолжал сниматься и снимал сам. В 2018 году вышел сериал «Йеллоустоун», который заставил СМИ заговорить о возвращении знаменитого актера. В прошлом году большим успехом пользовался фильм «Позволь ему уйти» (известен также под названием «Кровные узы»). Это сильная картина, снятая как смесь двух жанров — вестерна и триллера.
О своей карьере, о семье, взглядах на жизнь, пандемии и многом другом Кевин Костнер откровенно рассказал в интервью американскому изданию AARP. С юбиляром беседовала известная журналистка и писательница Эллисон Глок. Разговор проходил по видеосвязи.
«У нас с женой трое детей. А еще собака»
— Добрый день, Кевин! Спасибо, что нашли время для меня.
— Добрый день, Эллисон! Времени действительно всегда не хватает. А это что за звонок? Ничего себе! Это стационарный телефон. Сто лет не слышал, как он звонит. Я даже забыл, что он у нас есть… Все в порядке, жена сняла трубку, можем продолжать.
— Вы сказали, что придерживаетесь строгого карантина…
— Да, пандемия вынудила нас уединиться в нашем доме в Санта-Барбаре. Вот и живем здесь — моя супруга Кристин (третья жена Костнера Кристин Баумгартнер, живут в браке с 2004 года. — Ред.), наши дети и я. Надеюсь, нам не будет мешать постоянный шум. Думаю, вы понимаете. У нас трое детей — Кэйдену 14, Хэйесу 12 и Грейс 11. А еще собака. Ну вы, вероятно, уже слышите ее лай.
— И как вам работается в такой обстановке?
— Замечательно. Я человек семейный. И мне нравится непредсказуемая суматоха, которая царит вокруг. Кстати, предлагаю с самого начала отбросить все формальности. Успех любого интервью, любой беседы зависит от того, насколько откровенны собеседники. Мне не нравится пустая болтовня. Люблю честность. Люблю докапываться во всем до сути. Только в этом случае имеет смысл что-либо начинать.
«Я мечтал стать бейсболистом. Но родители отправили меня изучать маркетинг и финансы»
— Такое редко встретишь в Голливуде или в шоу-бизнесе!
— А я ведь не считаю себя частью шоу-бизнеса. Скорее, являюсь выходцем из рабочего класса. Мои родители были самыми простыми людьми. Я рос на окраине Лос-Анджелеса. Мама работала в системе здравоохранения, отец был коммунальщиком. А еще он судил бейсбольные матчи. И привил мне любовь к этой игре. Я мечтал стать бейсболистом. Но родители решили, что я должен получить настоящую профессию и отправили меня в университет изучать маркетинг и финансы. Я рано женился — на подруге детства Синди Сильве. Работал на нескольких работах сразу, чтобы оплачивать жилье для нас, содержать семью. Еще в университете увлекся актерством, посещал там театральную студию. Но сразу сделать это своей профессией у меня не было возможности.
Кем я только ни работал — водителем грузовика, туристическим гидом, однажды ушел в плавание на рыболовецком судне. Это бесценный жизненный опыт, который помогает мне чувствовать разницу между фейком и правдой, между притворством и настоящим характером, видимостью и реальностью.
Актером я решил стать не ради славы или денег. Я чувствовал, что это мое настоящее призвание. Но даже в самом начале карьеры не боялся спорить с режиссерами и сценаристами, когда слышал фальшь. Иногда мне это дорого обходилось. Меня испытывали множеством различных способов на прочность. Но даже в самые критические моменты я знал, что должен прислушиваться к себе и не бояться того, чем все может обернуться. И еще — я всегда примерял на себя реакцию зрителей. Это важно. Не бывает только хороших и только плохих людей. В каждом человеке есть и то, и другое. И есть непременно зона тени. Именно она интересна более всего. Мы никогда не знаем, как поведем себя в той или иной ситуации. И когда люди смотрят фильм или читают книгу, они подсознательно ставят себя на место персонажей. Фильм удался только в том случае, если он зацепил зрителей.
— Как это понять — зацепил или нет?
— Это произошло, если зритель начинает думать: «Я легко мог оказаться в такой же ситуации». Или: «Если бы я был на его месте, что бы я сделал?»
«Я тот, кто борется за выживание. Не себя одного, а всей семьи»
— Мне кажется, что пандемия заставила нас взглянуть на все вокруг иначе. То, что вчера еще казалось важным, сегодня, в условиях пандемии, выглядит бессмысленным, пустым. Как по-вашему, какой главный урок мы должны извлечь из этого непростого периода времени?
— Правительство обязано быть готовым к подобным вещам. Ожидание таких глобальных проблем является ключевым для настоящего лидера. Звучит, возможно, слишком упрощенно, но это так. Мы, простые граждане, ожидаем того, что наши власти знают, что делать в любой ситуации. И те, кто идет во власть, должны понимать, что подлинное лидерство не имеет ничего общего с эгоизмом, с карьерным ростом. Если ты пошел на государственную службу, ты не можешь ставить личные интересы выше общественных. Если же ты так поступаешь, это неправильно. Поэтому меня очень беспокоит то, как наши власти вели себя во время пандемии. От них исходил неправильный месседж. Государство обязано заботиться о своих гражданах, попавших в беду. Это не обсуждается. Так должно быть.
— Это можно сравнить с родительскими обязанностями?
— Безусловно. Я поднимаюсь раньше всех в доме. Пытаюсь заглянуть в будущее, в магический хрустальный шар, которого не существует. Но я все равно пытаюсь. Для чего? Потому что беспокоюсь о моей семье. Я отвечаю за каждого из моих близких. Каждое утро прохожусь по воображаемому списку. Что, если это случится? Что, если это не получится? Я не паникер, не пытаюсь корчить из себя провидца. Если хотите, я тот, кто борется за выживание. Не себя одного, а всей семьи. Поэтому я пытаюсь понять, предвидеть, что может пойти не так, и как это отразится на моей семье, моих детях, моих родственниках и друзьях. Иногда вам кажется, что вы можете защитить своих близких от той или иной беды, но это иллюзия.
— Что же тогда делать?
— Трезво оценивать ситуацию. Есть множество проблем, которые можно решить с помощью обычного здравого смысла. И только около 20% проблем не имеют решения. Но 80% решаемы. И это уже хорошо. А если их не удалось решить, значит, вы просто оказались не в состоянии это сделать. И вот это ваша проблема.
«За отцовство не вручают медалей. Наградой являются сами дети»
— У вас семеро детей. Трое от вашей первой жены Синди Сильвы, один ребенок от бывшей подруги Бриджет Руни и трое от нынешней жены Кристин Баумгартнер. Чему вы хотите научить ваших детей больше всего?
— Хочу, чтобы дети знали — я всегда буду для них источником заботы, опорой. Я тот, кто множество раз переходил реку, на берегу которой они оказались впервые. И я могу показать им подводные камни, которые опасны и которые надежны. За отцовство не вручают медалей и знаков. Наградой являются сами дети. Но именно они могут оказаться теми, кто первым прямо скажем вам, что вы не сделали в жизни. И это правильно. Если они это поняли, есть надежда, что ваши дети не повторят ваши ошибки, не попадут в те же ловушки, что вы сами. Быть родителем непросто. Хотя бы по той причине, что приходится говорить «нет» тем, кому вы всегда хотите сказать «да». Мне хочется увидеть, какими станут мои дети. Мне плевать, чем они будут заниматься, но мне важно знать, какими людьми они вырастут.
Читайте также: Быть отцом — мучение! Это тяжелее, чем все, что я делал во время «Игры престолов», — Кит Харингтон
— Что побудило вас снять фильм «Кровные узы», этот почти готический вестерн, действие которого происходит в 1951 году? Вы играете в нем скорбящего отца, который осознанно впутывается в большие неприятности.
— Мне эта история показалась честной. Иногда мужчинам приходится следовать за их женщинами. Так и мой персонаж. Он знает, что его жена права, но он точно знает, куда все это их приведет. Этот вестерн основан не на чьей-то персональной истории. Подобные вещи происходили с разными людьми уже тысячи раз. Этим он отличается от других вестернов, в которых я снялся ранее. «Сильверадо» не был историческим фильмом. Это просто отличное развлечение. «Уайатт Эрп» — другое дело. Это биографический фильм о знаменитом шерифе. «Открытый простор» — экранизация романа о конфликте, которому очень много лет. Это конфликт из-за земли, которую кто-то пытается прибрать к рукам. Формально все эти картины — вестерны, но они все разные, поэтому я не повторяюсь.
— Этот фильм изучает, как мне кажется, тему жертв, которые родители порой приносят, чтобы защитить своих детей. У вас с вашими родителями были хорошие отношения?
— Отец был весьма строг. Мама научила меня верить в то, что многое в жизни возможно. Нужно только приложить усилия. В детстве я был мечтателем, фантазером. Томом Сойером и Геком Финном одновременно. Вдруг сейчас вспомнил одну историю. Мне было шесть или семь лет тогда. Мы зашли с отцом в магазин. И там было печенье. Домашнее печенье в красивой яркой упаковке. Я и раньше на него заглядывался. И тут я заметил, что одна из упаковок надорвана. Можно было вытащить пару печений незаметно. Я так и сделал. Был уверен, что никто ничего не заметил. Мы направились к выходу, и вдруг у самых дверей отец остановился и сказал: «Думаю, тебе стоит вернуть печенье. Почему ты его взял?» «Я был голоден», — ответил я. Тогда отец произнес: «Оно не твое. Знаешь, как точно и правильно называется то, что ты сделал? Кража. Ты украл печенье». Отец очень доходчиво сформулировал для меня следующее — мы можем оправдать для себя любой свой поступок. Но если дать ему точное название, это поможет принимать в жизни правильные решения.
Читайте также: Мой старший сын Кэмерон был наркоманом, и это привело его в тюрьму, — Майкл Дуглас
— Говорят, вы работаете над каким-то крупным кинопроектом. Это правда?
— Да, пытаюсь затолкать камень на вершину холма. Как Сизиф. Это будет эпопея из четырех фильмов. Все повторяется. Кажется, что ты все уже знаешь. Знаешь, как снимать, где найти деньги, но оказывается, что ты ошибаешься. Но я все равно надеюсь, что мне удастся реализовать этот проект. Я давно носил его в кармане. Мне хочется снять нечто такое, что люди будут помнить очень долго. Содержание раскрывать не буду. Это поэтическая эпопея. И вместе с тем жестокая. Люди в ней поступают в соответствии с худшими своими инстинктами. Это то, что мне всегда нравилось в историях о Диком Западе. И здесь не будет только черного и белого. Как в жизни, о чем я уже сегодня говорил.
«В детстве я играл и пел в церкви»
— Вы ведь не только актер и режиссер. У вас есть кантри-группа Modern West. Не так давно вы записали альбом Tales From Yellowstone, навеянный, как я понимаю, сериалом «Йеллоустоун»…
— Музыка была моей первой любовью. В детстве я играл и пел в церкви. Мне было чуть больше 20, когда я стал членом группы Roving Boy. Это была моя первая группа. Но все поломал мой неудачный дебют в кино. Рецензии были ужасными. И я испугался, что меня будут называть либо актером-неудачником, который пытается спасти репутацию, играя в группе, либо музыкантом, который сунулся еще и в кино. И я отступил тогда. До сих пор ругаю себя за это.
— Что или кто заставил вас вернуться к музыке?
— Моя вторая жена случайно обнаружила старые записи — наши песни. И она спросила: «Почему ты больше этим не занимаешься?» Я ушел от ответа. Промямлил что-то вроде «нет, нет». После этого еще на протяжении двух лет морозился и не говорил с женой на эту тему. Она не выдержала однажды и сказала: «Ты ведешь себя, как ребенок, который не любит овощи, а его заставляют их есть. Я задам тебе один вопрос. Ты был счастлив, когда записывал эти песни?» «Да», — ответил я. «Как ты думаешь, люди, перед которыми вы выступали, тоже были счастливы?» — продолжала она. «Да», — сказал я. Она посмотрела прямо мне в глаза и спросила: «Так что плохого в том, если ты снова попробуешь?»
И я позвонил двум парням из той моей первой группы. Прошло, между прочим, около 25 лет, как мы разбежались. И я сказал им: «Подумываю о том, что хочу снова играть музыку с вами». И мы собрались. И вот уже 16 лет играем вместе. Объездили полмира. Но это их заслуга, не моя. Я играю на гитаре весьма посредственно. В детстве я учился играть на пианино, но бросил ради бейсбола. Мама тогда сказала мне, что я когда-нибудь пожалею об этом. И она была права.
— Недавно вы с группой выпустили песню The Sun Will Rise Again («Солнце снова взойдет». — Ред.)…
— Мы записали ее около двух лет назад во время концерта в Вентуре. Тогда в Калифорнии были эти ужасные лесные пожары, за ними начались наводнения. В Санта-Барбаре многие погибли — на город обрушились оползни. И песня была о надежде, которая должна оставаться с нами в самые тяжелые времена. Сегодня во время пандемии коронавируса тяжелые времена переживает весь мир…
— Чем отличается выступление певца, музыканта от выступления актера?
— Выступление перед живой аудиторией дает мне чувство некой взаимной связи с залом. Мне есть, чем поделиться с людьми, и я сразу ощущаю их реакцию. Мне это нравится. Но тут не должно быть позерства. Я не пытаюсь очаровать публику. Нарциссизмом не страдаю. Чужая музыка мне часто нравится больше, чем моя (смеется). Но это заставляет меня стремиться играть лучше.
— Вы пишите музыку и слова к песням. Пишите сценарии. А стихи пробовали писать? Или художественную прозу?
— Пробовал, но мне мои стихи не показались хорошими. Уверен, что у меня никогда не возникнет желание поделиться ими с кем-нибудь. Что касается прозы, то я выступил соавтором иллюстрированного романа. Там 800 страниц, если не ошибаюсь.
«Люблю нырять с аквалангом. Мне нравится обследовать затонувшие старинные корабли»
— Если бы у вас была возможность поселиться где угодно, какое место вы бы выбрали?
— Мне нравится дом, который мы создали вместе с женой. Но все же я бы, возможно, захотел обосноваться на Бора-Бора. Если помечтать, то мне нравится идея жить на Карибах или в Полинезии. Я люблю нырять с аквалангом. Особенно мне нравится обследовать затонувшие старинные корабли. В такие минуты я представляю себе, что испытывали люди, когда их корабль начинал тонуть. О чем они думали? О чем жалели?
— Кто знает вас лучше всего?
— Моя жена.
— В чем бы вам хотелось преуспеть больше, чем удалось?
— В том, чтобы поступать правильно.
— Мне кажется, вы многое сделали в вашей жизни правильно.
— Возможно, но точно есть вещи, в которых мне это не удалось. И меня это мучает (смеется). Я планировал вторую половину моей карьеры сниматься только в шедеврах, которые останутся в памяти, войдут в историю. Существует убеждение, что с возрастом при условии успешной карьеры многие вещи будут даваться нам легче и легче. Но это не так. Ничего подобного. Все столь же сложно, как и 40 лет назад. А мне хочется делать то, соответствует моим желаниям. То, что доставляет удовольствие.
— Но вы продолжаете сниматься в кино…
— Да. Мне кажется, что просмотр фильма можно сравнить с продвижением на ощупь. И хорошо, когда потом говоришь себе — я рад, что посмотрел эту картину. Это небольшое удовлетворение, которое способно скрасить нам тяжелый день. И я хочу быть частью этого удовлетворения. Очень хочу, всем сердцем…
Перевод Игоря КОЗЛОВА, «ФАКТЫ» (оригинал Allison Glock/AARP)
Читайте также: «Я повел пятую жену на кладбище»: Николас Кейдж откровенно рассказал о личной жизни
Фото AARP
Читайте нас в Facebook