Когда с наступлением зимы эпидемия пошла на спад, власти ввели запоздалый «локдаун»: как в Киеве в XVIII веке боролись с чумой
Монастырь при Софийском соборе потерял свыше ста монахов и певчих
Киевляне слышали об угрозе с Дуная, однако должной бдительности не проявили. И в конце августа 1770 года страшная болезнь достигла киевского берега Днепра. Как полагают, ее привез с собой некий купец, вернувшийся издалека в свой дом на Подоле. Признаки чумы опознали не сразу, а когда уже не осталось сомнений, было поздно: моровое поветрие охватило город. Заболевших переправляли в лазареты, где трудно было выздороветь в страшной тесноте и духоте. Здоровых по возможности старались изолировать, выселяя их на лодках в карантинную зону — шалаши на Трухановом острове.
Тем временем городское начальство (войт и другие чиновники магистрата) разбежалось по загородным имениям. Они поступили дальновидно, и не только из медицинских соображений. Настал момент, когда строгие карантинные меры вывели из терпения горожан, даже перед лицом эпидемии. По рассказу современника: «собрался народ перед магистратом и стал мятежничать; ему не нравились меры предосторожности, особенно, что посылают здоровых на остров». Но толку от этого протеста было немного. Ведь магистрат, занимавший тогда ратушу на нынешней Контрактовой площади, бездействовал. Тем не менее в царской администрации нашлись здравомыслящие люди, которые связались с Петербургом. Из Святейшего Синода прибыло распоряжение духовенству отдаленного Кирилловского монастыря предоставить горожанам под карантин свои помещения. И вовремя, поскольку на Днепре из-за холодов прекращалось судоходство, так что Труханов остров мог быть надолго отрезан от города.
В городе трудились умелые врачи, такие как Иван Полетика, Сила Митрофанов, Даниил Самойлович, но их усилий было недостаточно. Вспышки чумы продолжались. Никто не знал, что с ними будет завтра. Жестоко пострадал монастырь при Софийском соборе, потерявший свыше ста монахов и певчих. С другой стороны, в расположенном на расстоянии нескольких сотен метров Михайловском монастыре никто не заболел. Это объясняли бдительностью монастырской братии: как только началась эпидемия, монастырь наглухо закрылся на компактной территории за каменной стеной, не допуская контактов с внешним миром. Благодаря собственным колодцам и запасу провизии Михайловской обители удалось благополучно пережить опасный период.
Началась зима 1770—1771 годов, с наступлением морозов эпидемия пошла на спад. Но, как случалось и в наши дни при нашествии COVID-19, именно в этот период власть практиковала самые жесткие ограничения, которые следовало бы предпринять намного раньше. В украинские земли по личному распоряжению императрицы Екатерины II прибыл российский десант под командой гвардии майора Шипова. Добравшись до Киева, ретивый майор прибегнул к своеобразному локдауну. Он устроил жесткие кордоны для всех проезжих, задерживая их и при малейшем подозрении отбирая багаж для сжигания. Однако решительные меры запоздали. Чума распространилась далеко за пределы Киева, пострадала от нее и Москва…
Универсальная панацея — водка с чесноком
Приходится отметить, что в трагических обстоятельствах власти далеко не всегда вели себя адекватно. Доктор медицины Иоганн Лерхе, активный участник борьбы с киевской эпидемией, оставил подробные дневниковые записи и, в частности, отметил: «Бестолковые распоряжения различных начальников были главною помехою для медиков при исполнении ими своих обязанностей и сильно вредили мерам, предпринимаемым для общей пользы». Действительно, высокопоставленные администраторы подчас поддавались панике и, пытаясь снять с себя ответственность, принимали сомнительные решения, которые только усугубляли нелегкую обстановку.
О степени растерянности тогдашнего киевского губернатора Федора Глебова свидетельствует такой эпизод, пересказанный доктором Лерхе. Один из находившихся в Киеве в то время военнопленных турецких офицеров заявил губернатору, что знает надежное средство одолеть чуму. Суеверный Глебов предоставил ему возможность действовать, и офицер потребовал вывесить на колокольнях подольских церквей шесты с записками на своем языке, которые сам же и составил. Записки, как выяснилось, содержали призыв к пророку Мухаммеду, чтобы он на сей раз помиловал христиан ради освобождения турецких пленников. Православные священники были возмущены, количество больных отнюдь не уменьшалось, а единственный практический результат сводился к тому, что предприимчивый турок исчез неведомо куда.
Даже в этих условиях врачи старались спасти как можно больше людей, настойчиво пропагандируя различные способы обеззараживания. Известно, что во всех дворах тогда горели костры из чистых дров специально для того, чтобы все входившие и выходившие окуривали себя дымом. В домах поступали таким образом: клали на сковороду раскаленный кирпич и поливали его уксусом. Уксус же использовали для обтирания тела, помимо умывания водой. Для более тщательного окуривания одежды применяли порошок по следующему рецепту: на одну часть серы и селитры две части ладана или смолы-живицы. В качестве антисептика употребляли также камфору (ее называли тогда «конфора»), хотя это средство, в ту пору дефицитное, непросто было раздобыть. Состоятельные люди «конфору в платках и за пазухою носили», а раствором камфары в водке обтирали лицо и голову.
В рацион питания по совету медиков многие включали свеклу, кислую капусту, гречневую кашу. Как потогонное средство пили воду с уксусом. Впрочем, согласно свидетельству писаря Киевского магистрата Данилы Слюсарского, благополучно пережившего эпидемию, самой популярной была классическая панацея: «Идучи на двор, выпивали по чарке горелки и закушивали хлебом самим, а иные с чесноком».
Мародеры становились основными разносчиками заразы
Как это ни печально, весомой причиной быстрого и широкого распространения моровой язвы в Киеве оказалась обычная человеческая жадность. Для предохранения от заразы вещи, побывавшие в руках у больных, необходимо было сжигать. Но обыватели, которые отнюдь не прониклись еще понятиями санитарии и профилактики, просто не понимали, почему это они должны уничтожать свое добро. Они спешили вывезти из города зараженные пожитки, а вместе с ними и зловещие бациллы.
Особенно вопиющие случаи наблюдались на тесном и многолюдном Подоле. Тамошние жители смекнули, что в случае выявления в том или ином доме больных чумой имущество может быть сожжено. Дабы избежать этого, они пускались на гибельные ухищрения. Доктор Лерхе записал в дневнике: «На Подоле с каждым днем становилось хуже; между тем жители, видя, что домы оцепляют, а умерших от язвы вывозят, стали утаивать больных; мертвых же тайно погребали на дворе и в садах, или ночью от 10 до 20 трупов выбрасывали на улицу пред чужими дворами, дабы тем скрыть заразу в собственном доме…»
Солдаты гарнизона наравне с горожанами растаскивали, где что плохо лежало, не понимая, что тем самым рискуют своими и чужими жизнями. Мало того, даже помощник коменданта города майор Раевский, выполнявший спустя рукава свои обязанности по борьбе с эпидемией, тайно мародерничал по брошенным домам, набивая сундуки чужим добром. Его преступление было обнаружено, однако для Раевского дело кончилось только строгим выговором и сожжением отобранного имущества. А между тем злоупотребления привели к тяжким последствиям: весной 1771 года в Киеве возобновились случаи заражения чумой.
Есть сведения, что в результате эпидемии Киев недосчитался четырех тысяч жителей. Иными словами, при тогдашнем населении примерно в 20 тысяч чуть ли не каждый пятый горожанин оказался жертвой мора.
Масштаб бедствия был столь велик, что для чумных госпиталей не хватало обычных медицинских помещений. Для этой цели пришлось использовать даже Кловский дворец на Липках — помещение, принадлежавшее Киево-Печерской лавре и предназначенное для приема высочайших особ (теперь в нем разместился Верховный Суд Украины).
Проснется ли чума через 250 лет?
Умерших от чумы хоронили где попало. Когда моровая язва несколько ослабела, врачи предложили меры борьбы с последствиями стихийных захоронений: «Свежие могилы везде, особенно на дворах и в садах, покрывать высоким слоем земли; домы, в коих хозяева вымерли, сжечь, прочие же очищать, окуривать».
Имелось ли в городе в ту пору специальное кладбище для зачумленных? Насколько известно, конкретное решение об этом не было принято. Но уже в наше время периодически выдвигаются настойчивые версии, будто в том или ином месте происходили массовые погребения жертв моровой язвы. И так уж совпадает, что в точности в этих местах застройщики собираются возводить крупные здания к недовольству окрестных жителей. На этом основании удалось, между прочим, избежать строительства массивного дома в тылу Александровской больницы, рядом со сквером на улице Академика Богомольца. Активисты, протестовавшие против этого проекта, уверяли, что именно там хоронили умерших от чумы в Кловском дворце и что работы на этом месте грозят страшной опасностью…
Едва ли можно всерьез допустить, что где-то в киевской земле дремлет подобная биологическая бомба. Однако при попустительстве властей строительному беспределу не грех воспользоваться даже таким аргументом.
Читайте также: Сто лет назад в Киеве от холеры умирал каждый третий заболевший: как в старину боролись с эпидемиями
На фото в заголовке: Киев. Гравюра XVIII века
2301Читайте нас в Facebook
