«По 1000 гробов для росармии делают каждый месяц наши пленные в Должанске»: защитник Мариуполя о 10 месяцах в плену
— Можно сказать, что жизнь мне спасла застежка бронежилета — вражеский осколок попал прямо в эту застежку, и хотя все равно я получил серьезное ранение, но жизненно важные органы остались целыми, — рассказал «ФАКТАМ» бывший боец территориальной обороны Мариуля 64-летний Анатолий Волошин. — Ранило меня в Мариуполе во время обороны города. Здесь следует сказать, что, как только рано утром 24 февраля 2022 года раздались взрывы, я подумал, что, наверное, враг прорвал оборону и наступает на Мариуполь. Сыну Евгению (он в то время был преподавателем пения в Мариупольском колледже искусств) я сказал: «Пойду посмотрю, что происходит». На самом деле помчался в военкомат, чтобы узнать, примут ли в солдаты, потому что мне тогда уже было 62 года. Записали в терроборону. Я вернулся домой, чтобы взять некоторые вещи. Евгений еще спал. Я его разбудил, сказал, что иду защищать Мариуполь. Но, как потом оказалось, он спросонья не понял моих слов. Когда через год я вернулся из плена, Евгений объяснил: «Я не понял, что ты мне тогда сказал. И снова заснул». Из-за вражеских обстрелов мобильная связь в Мариуполе пропала, поэтому мы с сыном не имели возможности созвониться. Так что я не знал, что с Евгением, а он и другие мои дети не знали, что со мной. У меня три сына и дочь. Почти год им не было известно, жив ли я.
«Пришлось идти босиком по полу, усыпанному битым стеклом»
— Теперь я знаю, что в первые дни большой войны Евгений пошел в нашу евангельскую церковь, переживал ужасы осады Мариуполя вместе с другими верующими, — продолжает Анатолий Волошин. — Вырваться из города, который безжалостно уничтожали российские оккупанты, Евгению удалось 15 марта. А меня ранило осколком за день до этого.
— Как это произошло?
— Над капотом машины, в которой я ехал с водителем, взорвался какой-то боеприпас (снаряд или мина).
— Вы потеряли сознание?
— Нет, не потерял. Ощущал очень сильную боль сбоку в груди, потому что сломались ребра. Рука не болела, наверное, из-за того, что осколок перебил нерв. После взрыва я вывалился через окно автомобиля, сполз на землю. Несмотря на стрессовую ситуацию, пытался рационально думать: «Если дышу, чувствую боль, значит, сердце в порядке, аорта и другие сосуды не разорвало. Значит, Господь дает мне время еще пожить в этом мире».
— Наверное, на вас был крестик. Он уцелел?
— Да, уцелел. Но главное, даже не это, а то, что Бог у меня в сердце, — в 1994 году я пришел к вере. Стал пастором.
Меня, раненого, ребята доставили в больницу, которая находилась возле бассейна «Нептун». Вместе с застежкой от бронежилета и одеждой осколок вошел в подреберье. В тот же день меня прооперировали. А на следующий день возле окна нашей палаты (она была на первом этаже) прилетел то ли снаряд, то ли ракета. Взрывной волной выбило окна, меня (я лежал в постели) засыпало стеклом. В палату забежала медсестра: «Ребята, перенести мы вас не сможем. Должны как-то сами спуститься в подвал, потому что идет интенсивный обстрел». На мне были катетеры, какие-то трубки, но пришлось подниматься и идти, несмотря на боль. Я был только в нижнем белье и накинул на себя одеяло. Обуви у меня не было. Пришлось идти босиком по полу, усыпанному стеклом. В подвале мы просидели до утра. Потом нас отвезли на «Азовсталь», в подземный госпиталь, который мы называли «Железяка».
«На Пасху мы лакомились праздничной едой: каждому дали по ложке сахара и маленькому кусочку хлеба»
— Враг сбрасывал на «Азовсталь» огромное количество очень мощных авиационных бомб, запускал по нам ракеты с моря, с кораблей, стрелял из пушек, минометов, танков. Из-за мощных взрывов наш бункер «Железяка» ходил ходуном — его как будто на волнах подбрасывало. Не только на улице, но и в нашем подземелье висели тучи пыли.
Пищу и воду получали по минимуму. Когда меня привезли на «Азовсталь», там было около 100 раненых. Каждый день нас становилось все больше. Со временем уже негде было всех размещать, поэтому клали на полу. Мне пришлось уступить место раненому, которому оно было нужнее. Я тогда двое суток спал, сидя на стуле.
— Чем освещали подземелье?
— Работал генератор. Россияне, наверное, обнаружили его местонахождение с помощью тепловизоров (во время работы генератор нагревался). По крайней мере они несколько раз попадали именно туда, где он находился в подвале. Бомба пробила плиту над ним, но генератор все же уцелел, так что свет у нас был.
В подземном госпитале врачи проводили операции. Операционную обустроили рядом со столовой (их разделяла стенка). Эта стенка упала, когда авиационная бомба попала в столовую. После этого операции пришлось делать прямо в помещении, где находились раненые. Во время проведения операций электроплиты, чайники не включали, чтобы хватило электроэнергии для медицинского оборудования. Впоследствии мы научились кипятить воду для чая, поджигая жидкий антисептик для рук. Возможность заварить чай мы очень ценили, потому что постоянно хотелось попить горячего.
— В том подвале было очень холодно?
— Нет, иногда даже душно, потому что там находилось много людей, а вентиляция не работала.
После того как россияне разбомбили столовую, питание еще больше ухудшилось: на пятерых выдавали две консервные банки сайры в день. А в мае мы уже и этого не имели, получали по половинке пластикового стаканчика той или иной пищи. Хлеба почти не было. На Пасху мы лакомились праздничной едой: каждый получил по ложке сахара и маленькому кусочку хлеба. За два месяца я потерял 22 килограмма. И до этого был стройным — весил 78 килограммов. А во время эпопеи на «Азовстали» стал очень стройным (улыбается).
— Россияне штурмовали «Азовсталь»?
— Они все время штурмовали. Но непосредственно на «Азовсталь» заходить боялись.
— Какое настроение царило среди раненых?
— Представьте, большой подвал, в нем сотни людей и почти все они переживают боль. Какая в таких условиях может быть психологическая атмосфера? Если честно, чужая боль никого почти не трогала, все внимание — собственной боли.
— Сил на сочувствие не оставалось?
— Можно и так сказать. Но я был ходячим больным, поэтому помогал лежачим, готовил для них чай. К счастью, рана у меня не гнила (несмотря на то, что в помещении было много пыли), заживала хорошо. Перевязки делали через 3−4 дня, а иногда — 6 дней, потому что бинтов не хватало.
— Где в подземном госпитале был обустроен туалет?
— Слово «туалет» там было неуместным, потому что его заменяли ведра. Если по большой надобности, туалет — это ведро за дверью (металлической, массивной). А по малой — это ведра вдоль стены. Ведь подняться по лестнице вверх многим из нас было очень сложно. Ребятам, выполнявшим работу санитаров, приходилось выносить ведра на улицу, рискуя жизнью. Они, без преувеличения, — герои.
— Как хлопцы отнеслись к приказу сдаться в плен?
— Большинство восприняло это как выход для всех, кто находился на «Азовстали». Но некоторые парни говорили: «Я лучше себя убью, чем сдамся». Я объяснял: плен дает шанс выжить, шанс на то, что нас обменяют.
«Один из зэков сидел в колонии по уголовной статье за то, что потоптал российский флаг»
— Как вели себя оккупанты сразу после вашей сдачи в плен?
— Нас выводили через позиции донецких сепаратистов. Они орали: «Вы пошли воевать против своих!» Что у этих зомбированных в головах? Я им не свой.
На автобусах нас привезли в печально известную колонию в Еленовке. Там нам приказали раздеться догола, провели обыск. Ребят, у которых были татуировки, очень сильно избивали. В Еленовке я впервые за два с половиной месяца помыл голову: начался дождь, с крыши барака текла вода и я с огромным удовольствием воспользовался этим. В нашем бараке разместилось 450 пленных. Места не хватало, поэтому спали на полу, под койками.
Что касается бойцов полка «Азов» (их было около 900 человек), то их держали отдельно от остальных пленных защитников Мариуполя.
Читайте также: «Били током, подвешивали за руки, обливали кипятком»: жуткая история боевой медсестры, полгода находившейся в плену у россиян
— К вам тогда приходили представители Международного комитета Красного Креста?
— Еще когда мы сдались в плен, они прошли по автобусам, попросили написать на бумаге номера телефонов родственников. Я написал номер сына Евгения, но, как потом оказалось, ошибся в трех цифрах — посередине номера. Кстати, в Еленовке я имел возможность сам позвонить Евгению — некоторые ребята каким-то чудом сумели незаметно от тюремщиков пронести в колонию телефоны. Однажды я позвонил, услышал в трубке голос, решил, что это ответил сын. Считал, что он знает, где я, поэтому ничего ему не сказал — ради безопасности, ведь россияне могли прослушивать эфир.
— Когда 29 июля они взорвали барак с пленными азовцами, вы еще были в Еленовке?
— Нет, к тому времени меня уже перевели в колонию на Луганщине, в городе Должанске (оккупанты называют его Свердловском).
— Там условия были лучше?
— Да, лучше, хотя нас и разместили в одном корпусе с осужденными по уголовным статьям. Они жили на первом этаже, мы — на втором. Мы с ними почти не пересекались. Некоторые из них относились к нам с ненавистью, но были и проукраинские зэки. Один из них вообще был осужден за то, что потоптал российский флаг. Именно от украинских патриотов среди этих людей мы узнавали новости с фронта. Эти зэки были нашим единственным источником информации, пока нам не установили телевизор. Конечно, включали только российские телеканалы, в том числе шоу Скабеевой. Из ее спичей мы узнавали, что у рашистов ничего не получается на фронте, а цивилизованные страны дают Украине оружие. Вертухаи (они себя называют инспекторами) радовались тому, что мы с искренним интересом смотрим шоу Скабеевой. Почему-то им было невдомек, какова причина нашего интереса.
— Свой день рождения вы отметили в колонии?
— Нет, через три дня после освобождения — 11 марта. В неволе я был десять месяцев. Кстати, в колонии для большинства ребят самый желанный подарок на день рождения — это сигареты: там табак, а также чай — своего рода валюта. Ради возможности получить курево наши пленные работают в мастерских — изготовляют кровати для заключенных и… гробы для российской армии. Регулярно выполняют план — 1000 гробов в месяц. Делают их из ящиков, скорее всего, от ракет для «Градов». Ведь у этих ящиков доски подходящей длины — 2 метра.
Полковник (вероятно, руководитель зоны в Должанске) где-то на второй или третий день после нашего прибытия в колонию зашел к нам и говорит: «Всех вас обменяют, потому что нам нужно своих менять». А потом спросил: «Как вам питание, условия?» Нас удивило, что, когда мы приехали, нас ждали 200 коек с белыми наволочками, простынями, пододеяльниками. В столовой была новая посуда из нержавеющей стали. Так что ребята искренне ответили полковнику: «Спасибо, хорошо». А он нам: «Спасибо, что вы приехали».
— С какой стати он такое сказал?
— Потому что до того колония была закрыта, соответственно, персонал — безработным и его могли угнать на войну. А благодаря нам зоне выделили финансирование, она снова заработала, начала зарабатывать на изготовлении гробов. К тому же там поставили мельницу. Там есть подсобное хозяйство — свиньи, куры.
— Как вам сообщили, что обменяют?
— Началось с того, что в феврале в колонию приехала комиссия. В штаб вызвали определенное количество пленных. Какие-то девушки сфотографировали нас. Эти снимки выложили в Интернет, и только тогда мои дети узнали, что я жив. К нам вышел российский омбудсмен и сообщил, что нас готовят к обмену. Нам сказали, чтобы мы были готовы покинуть колонию на следующий день. Но вышло не так быстро: 78 пленных, в том числе меня, отправили на обмен через две недели.
Я покидал зону со смешанными чувствами: радовался и жалел одновременно. Почему жалел? Потому что ребята оставались без моей поддержки. Я в бараке был самым старшим по возрасту.
— Как 10 месяцев плена отразились на вашем здоровье?
— Благодаря Богу и иммунитету чувствую себя хорошо. Недавно хирург из Института травматологии и ортопедии Куренной Игорь Николаевич сделал мне операцию. До него никто из врачей не брался ее делать. А Игорь Николаевич сразу сказал, что справится.
После операции ко мне приехал друг, с которым мы вместе сидели в Еленовке. Мы с ним пришли к общему мнению, что плен был — как страшный сон. Пережить его помогли прежде всего Господь и юмор.
Напомним, что на днях Украина в рамках обмена пленными с рф вернула домой еще 95 своих защитников. Среди них — пленные из Мариуполя, ЧАЭС, острова Змеиный, из-под Бахмута, а также защитники «Азовстали».
На фото в заголовке пленные защитники Мариуполя (фото из открытых источников)
2272Читайте нас в Facebook
