Леонид кравчук: «с 1990 года я сплю с пистолетом. Он лежит у меня в тумбочке, заряженный, все как положено. Мало ли что! »
«Когда в толпе женщина мне чуть не оторвала палец, я это назвал «вывих народной любви»
- Что-то я не заметила вашей охраны, Леонид Макарович. Или вы народа не боитесь? Вот и легендарный шерстяной вишневый жилет, под которым вы в годы президентства прятали бронежилет, давно не надевали…
- Я не слишком озабочен проблемой собственной безопасности. И людей, действительно, не боюсь. Всегда охотно с ними общаюсь. А специально изготовленный легкий бронежилет надевал в годы президентства только по требованию охраны. И то не всегда, смотря куда мы ехали.
- Так он пригодился или нет? Это, как в анекдоте, жена укоряет мужа: «Вот ты купил мне газовый баллончик, а я ни разу им не воспользовалась!»
- Слава Богу, не пригодился. (Смеется. ) Эксцессов никаких не было. Хотя ходил по улицам, где собиралось до 200-300 тысяч людей, а таким количеством управлять просто невозможно. Были, конечно, и какие-то крики негодования, кто-то там обзывал, но редко.
- Помнится, вам даже палец чуть не оторвали…
- Было! Это случилось в Виннице, когда я баллотировался в президенты. Масса народа. Ажиотаж. Люди хватали за руки, пытались притронуться. Я тоже подавал им руки. А толпа ж несет. И вдруг какая-то женская рука схватила меня за большой палец правой руки, и я почувствовал такую боль, что даже перехватило дыхание. Я остановился, взял вот этот палец, зажал между колен и рванул его. А он — хруп! — и встал на место. Никакой злости, конечно, на эту женщину не было. Я это назвал вывих любви, «вывих народной любви».
- Когда тебя рвут на части, когда тебя хочет народ, наверное, это самое сладкое ощущение?
- Думаю, да. Но я всегда понимал, что так не бывает, чтобы политика постоянно возносили. Сегодня это может быть самая большая любовь, а завтра — такая же ненависть. Я готов ко всему. Да чего далеко ходить! Была такая организация Союз советских офицеров, она и сейчас еще есть. Они приняли на своем заседании решение выкрасть меня и вывезти из Украины. Была задача принудить меня отказаться от своей подписи под Беловежскими соглашениями. Правда, те люди не понимали простой вещи: мы — единственное государство, которое пришло к независимости через референдум, и нельзя денонсировать соглашение решением Верховной Рады.
- Когда об этом стало известно, были приняты какие-то дополнительные меры безопасности?
- Мне дали дополнительную охрану. Кроме того, с 1990 года и по сей день я сплю с пистолетом. Он всегда лежит у меня в тумбочке. Заряженный, все как положено. Мало ли что! Но чтобы я на нем акцентировал внимание, абсолютно!.. Он лежит как сувенир, который может пригодиться, а может, и нет.
- Вы меня пугаете, господин президент… И как же с этим ощущением опасности вы живете?
- Очень просто. Я не зацикливаюсь на этом.
«Покровителей никогда и ни в чем не имел»
- А как жена относится к такому «сувениру», находящемуся в супружеской спальне?
- Уходит спать в другую комнату.
- Еще бы! Какой уж тут сон, когда в тумбочке заряженный пистолет? Кстати, скажите, почему бывшая первая леди страны ни разу не дала журналистам интервью? Это была ваша воля?
- Ни в коем случае! Это было ее решение. Наоборот, меня просили и сейчас просят журналисты: «Леонид Макарович, ну уговорите жену на интервью!» Но моя Антонина Михайловна — ни в какую. Говорит: «Это — не мое дело». Она никогда не выставляла себя напоказ. Никогда. Мы с женой вместе почти пятьдесят лет. Учились в одной группе экономического факультета Киевского университета, после окончания уехали на целину. А возвратившись с целины, в 1957 году поженились.
- Вы никогда не говорили о своих покровителях. Но такая блестящая карьера без протекции невозможна.
- Карьера мне далась легко. Она шла без усилий, как будто кто-то свыше вел меня. А покровителей у меня никогда и ни в чем не было. Да и откуда? Отец погиб на фронте. Мы жили в селе, родственники тоже из села, никаких постов не занимали. Я первый человек из села Большой Житин Ровенской области, который поступил в Киевский госуниверситет. И мать, простая женщина, всегда с гордостью говорила: «Мой сын учится в ирситете… »
У меня была такая же жизнь, как у тысяч других. В 1946 году мы с мамой пережили голод. Помню, как мама посылала каждый день меня на поле, просила выковырять из колоска зернышко и принести, чтобы узнать: созрело оно или нет? И вот я приносил это зернышко, и мы его рассматривали: нет, еще зеленое, молочко с него течет… И когда пшеница созрела, мы ножницами срезали несколько колосков, очистили их и сварили суп. Вкус этого супа я помню до сих пор.
Бедность, лишения — после войны это был жизненный сценарий целого поколения.
Какая тут протекция? Когда я приехал на работу с женой в Черновцы преподавать в финансовом техникуме, нам дали в женском общежитии крошечную комнатушку. На все общежитие — один женский туалет. И вот я вставал утром и ходил на площадь, где был городской туалет. Кое-как там умывался, а потом шел на работу. Так что было всякое. Поэтому постоянно говорю своим домашним: «Не привыкайте к легкой жизни! Трудитесь. В жизни всякое случается. У человека можно отобрать все — богатство, дом, работу, власть. Но если у него есть голова, любимая профессия, опыт, этого никто не отберет. И это поможет ему выстоять».
- Мама дожила до вашего президентства, до вашего триумфа?
- К сожалению, нет. Я забирал ее в Киев. Она не смогла здесь жить, тосковала за сельской жизнью, просилась домой, в Ровенскую область. Умерла она летом 1980 года. Утром вышла кормить цыплят пшеном, и с ней случился тяжелейший инсульт. Я тогда был заведующим отделом ЦК, сразу всех подключил. Примчалась «скорая», были лучшие врачи. Я тут же выехал из Киева в село к маме. Но пока доехал, она уже умерла, так и не придя в себя. Я не успел с ней попрощаться… А знаете, что моя мама сказала отчиму напоследок? «Деньги в подушке»!.. И вот это меня потрясло больше всего… Вы понимаете, я же ей деньги посылал, чтобы она ничего для себя не жалела… А она их не тратила, складывала в подушку. Это было какое-то невозможное материнское самопожертвование: получать деньги от детей и складывать их — для них же…
«Внебрачных детей у меня нет»
- Вас можно сбить с ног нелицеприятными слухами о вашей персоне?
- Никогда. Если политик имеет вес, слухи и инсинуации неизбежны. И к этому нужно быть готовым. Что только обо мне не говорили! Что у меня какой-то родственник якобы сидит в зоне, в Якутии, или что я вывез из Украины на самолете, в дипломате, 30 миллионов долларов, чтобы спрятать где-то там за границей. Когда я поинтересовался, сколько это весит, мне сказали, что в дипломате это провезти невозможно. Ведь если купюры по 100 долларов, то 30 миллионов долларов потянут на 700 килограммов веса. А если по 50, то на 1400 килограммов!
Естественно, ни один из слухов не подтвердился. В этих ситуациях главное — вести себя достойно и не оправдываться. Ведь если оправдываешься, значит, виноват.
- За время всех предвыборных баталий в Украине я не припомню ни одного более или менее громкого скандала, связанного с обвинениями политика в адюльтере. Политтехнологи не прибегают к сексуальным разоблачениям, чтобы скомпрометировать противника. Как вы думаете, почему? Наш народ не столь щепетильно относится к измене? Или кража чужой жены не задевает так чувства избирателей, как кража, скажем, их собственных сбережений?
- Вы частично ответили на свой вопрос. И потом, любвеобильность политика — вещь неоднозначная. Может как «похоронить» политика, так и добавить ему голосов и симпатий. Кстати, Франсуа Миттерана, с которым я был в свое время знаком, французы не разлюбили после того, как он признался всей нации, что у него вторая семья.
- А как у вас складываются отношения с женщинами, Леонид Макарович?
- Когда меня спрашивают об этом, я отвечаю: они ко мне относятся хорошо, я к ним — очень хорошо. С уважением. (Смеется. ) Я понимаю, к чему вы клоните. Внебрачных детей у меня нет!..
«Чем я злее, тем тише говорю»
- Что вас больше всего раздражает и что приводит в умиротворенное состояние?
- Меня невероятно раздражает многословие, пустая крикливая бессодержательная речь. Поэтому я научился в парламенте отключаться. Но когда слово нужное проскакивает, я улавливаю его и включаюсь. А в умиротворение меня приводят мои собачки. Их у меня две — немецкая овчарка Цезарь и бернский зененхаунд Жан. Это горная швейцарская собака-пастух. Мне ее подарили. Я не представляю, чтобы я приехал домой, а они меня не встречали бы. Бегут, машут хвостом, облизывают тебя, радуются невероятно. Ни одна женщина не сравнится с собакой в преданности.
- Но позвольте, Леонид Макарович! Женщина тоже может быть преданна. Не виляя хвостом.
- Может. Но когда виляет, приятнее! (Улыбается. )
- Что вы можете сделать в доме своими руками?
- Дерево посадить, полку прибить, мясо приготовить, вареники очень вкусные. На кухне я творю. И не по рецептам, а по вдохновению, интуиции. За какое блюдо я бы ни брался, делаю его с любовью, с преданностью. Меня в этот момент нельзя отвлекать. Я даже раздражаюсь, когда меня отвлекают.
- Можно утверждать, что на кухне вы ведете себя точно так же, как в политике?
- Что-то в этом утверждении есть. (Хитро прижмурившись. ) Так же нужно чувствовать пропорции и соблюдать температурный режим!
- 10 января вам исполняется 72 года. Выглядите вы отлично, лет на десять моложе. И все же, скажите: у вас есть какие-то переживания, связанные с возрастом? Страх быть неактуальным, страх конкуренции, страх потерять физическую привлекательность?
- Ничего этого нет. За последние 14 лет я только один раз лежал в больнице. У меня до сих пор прекрасная память — я могу страницами цитировать «Капитал» и другие труды, слово в слово. Я слежу за собой — два раза в неделю тренируюсь, каждое утро делаю зарядку, час-полтора в день хожу пешком. Все «системы» у меня работают хорошо (тьфу-тьфу!), а обоняние до сих пор настолько острое, что человек может зайти в кабинет, а я уже за десять метров чувствую, что он вчера выпил.
Очень мощную подпитку дает моя семья, успехи моих детей и внуков. Моему сыну Саше 45 лет, он занимается бизнесом. Внук Андрей закончил Институт международных отношений при Киевском университете. Очень талантливый мальчик. Уже мужчина. Ему 24 года. Он женился на девушке из его же института и недавно стал отцом. Так что я прадед! У меня есть правнучка Леночка. Ей скоро семь месяцев.
Есть младшенькая внучка Маша. Поступила в этом году в тот же институт, где учился Андрюша. Ей 17 лет. Красавица! Высокая, стройная, 174 сантиметра рост. И большая умница. Кстати, в нашей семье все очень деятельные, все работают: моя жена Антонина Михайловна, сын, невестка, внук и его жена. Кроме семимесячной Леночки. Но ей простительно. (Улыбается. )
- И последний вопрос. Никогда не видела вас во гневе. Политик Леонид Кравчук способен рассердиться, стукнуть по столу кулаком, проявить агрессию?
- Я очень требователен. И у меня гнев особого рода, кто меня знает. Чем я злее, тем тише. И если говорю совсем тихо, все знают: прощения не будет. И впоследствии уговорить меня возвратиться к исходному уровню отношений очень тяжело, иногда даже невозможно. Считаю, что политик должен уметь контролировать свои эмоции, сдерживать чувства. Ведь за ним следит весь мир.
- Но сейчас-то за вами никто не следит. Какое у вас сейчас настроение?
- Хорошее. Вышел сегодня на улицу в своем доме в Конче-Заспе. А у меня там на деревьях кормушки. Жена купила очищенных подсолнечных семечек. Я их насыпал для синичек. А для больших птиц приготовил «здор», внутреннее сало. Его нельзя солить, потому что птицы слепнут от соленого сала. Привязываю и вижу, как они летят, садятся. Ну красота неописуемая! А весной, когда выходишь, а эти птицы поют!.. Я сельский человек. И я люблю природу невероятно, люблю животных. Собачки бегают, где-то там кот сидит, сова кричит, зайчик прыгает… Почему вы улыбаетесь?
- Да так… Вот государственный человек, а трогают его те же простые вещи…
- Безусловно!.. Но два часа уже закончились. У вас осталась одна минута (Леонид Кравчук энергично пожал мне руку и пригласил в кабинет другого посетителя. — Авт. ).
796
Читайте нас в Facebook
