«осколок снаряда, которым меня ранило 50 лет назад в охваченном восстанием будапеште, остался в руке до сих пор»
«В бензовоз, который я вел, попало восемь пуль»
Михаил Серега в 1956 году был одним из тысяч советских солдат, участвовавших в подавлении Венгерского восстания. Политработники втолковывали им официальную версию Москвы: в Будапеште подняли мятеж контрреволюционеры, недобитые фашисты. Ведь после Второй мировой войны прошло всего 11 лет, а Венгрия участвовала в ней на стороне гитлеровской Германии.
- Я мог погибнуть уже в первые сутки пребывания на венгерской территории, — рассказывает Михаил Федорович Серега. — Вел бензовоз, и возле какого-то села начали стрелять из автоматов. Насчитал в машине восемь пробоин! Не дай Бог, хотя бы одна пуля пробила цистерну с несколькими тоннами горючего! О последствиях и думать не хочется. Спасло то, что цистерна была сделана по принципу матрешки: емкость, в которую залит огнеопасный груз, заключена в бак, между ними — воздушная прослойка. Это чтобы горючее не нагревалось на солнце до опасных температур. Оказалось, и при обстреле такая конструкция может спасти от пожара и взрыва.
О том, что наша часть 33-й бронетанковой дивизии, стоявшая под Одессой, направляется в Венгрию, нам не сообщили. Погрузились в эшелон — и к границе. Помнится, ударили первые морозы, замерзли лужи, мы были в телогрейках, шапках-ушанках. После выгрузки танки, бронетранспортеры, автомобили выстроили по четыре в ряд в гигантскую колонну. Ни до того, ни после я такого скопления техники не видел. Несмотря на ночное время, мы форсированным маршем двинулись по полям к Будапешту. Оказавшиеся на пути нежилые постройки и деревья сносили танками. Бывало, на мостах глохли машины. Их без раздумий сбрасывали в воду. Надо было как можно быстрее добраться до венгерской столицы. Остановились лишь однажды, когда по нам начали стрелять и мой бензовоз изрешетили пулями. Танкисты в ответ дали залп из орудий, на этом все и закончилось.
В Будапешт входили ранним утром. Наше подразделение разместили на окраине города на территории танкового училища. Командиры предупредили, что мы должны все время быть начеку: из любого окна, подворотни, парадного могут открыть огонь, бросить гранату или бутылку с горючей смесью. Особенно страшно было попасть в засаду, находясь в бронетранспортере. Они тогда были открытыми, без крыши, ведь предназначались для войны на открытой местности, а не для уличных боев. Представьте: едет по городу бронетранспортер, в нем, кроме экипажа, 10-15 бойцов. Из окна или с крыши в них летит бутылка с горючей смесью. За считанные секунды солдаты превращаются в факелы! Недаром эти бронетранспортеры прозвали железными гробами. Мы ездили на них выполнять задания: очищать от повстанцев дома, а то и целые улицы. Старались почем зря в людей не стрелять. Вот, например, такой случай: навстречу танкам выбежала молоденькая девушка, обвязанная гранатами, да как закричит по-русски: «Хочу умереть, как Зоя Космодемьянская!» Можно было застрелить, да и дело с концом. Но ребята шутками и прибаутками уговорили ее отдать гранаты.
- Меня ранило на второй или третий день пребывания в охваченном восстанием Будапеште, — продолжает Михаил Серега. — Наша группа из 15 человек (меня назначили командиром, поскольку к тому времени отслужил в армии почти три года) направилась на очередное задание. Выехали на бронетранспортере за поворот, а там пушка, вокруг какие-то люди в штатском. Мелькнула мысль: «Засада. Если «артиллеристы» не промахнутся, БТР станет братской могилой». Командую: «Все бегом в парадное!» Выскочил последним, поэтому не успел добежать до укрытия. Прогремел орудийный выстрел, несколько осколков попало в меня. Вскоре подоспел наш танк, смял пушку. Мне сделали перевязку и отвезли в госпиталь. Пролежал там две недели. Самый большой осколок угодил в ногу, ее разнесло, стала толстая, как бревно. Помню, после операции меня лечили от сепсиса примочками с водой, содержащей серебро. Шрам на ноге был шириной с палец. В течение 30 лет он периодически воспалялся. Избавиться от этого удалось только во времена перестройки, когда по телевизору шли сеансы Анатолия Кашпировского. Я относился к этому просто как к зрелищу, но, к своему немалому удивлению, обнаружил: рубец стал узеньким, шириной со спичку, а воспаление прошло. А вот осколок, оставшийся в руке, чувствую до сих пор. Он мешает носить часы. Если провести по руке магнитом, ощущаю, как осколок шевелится. Но я не жалуюсь на судьбу, ведь остался жив. А в нашей части погибло более 60 человек, земля им пухом. (Всего в Будапеште, согласно официальным данным, полегло 640 советских бойцов и 2652 повстанца, ранены, соответственно, 1251 и 19226 человек. — Авт. ) Город наша армия занимала дважды. Я был участником второй операции.
Сотрудников госбезопасности вычисляли по одинаковым желтым ботинкам
В первый раз советские дивизии вошли в столицу Венгрии уже на второй день восстания. События развивались так: 23 октября в городе начались выступления студентов в знак протеста против расстрела рабочих из польского города Гданьска, требовавших повышения зарплаты. Молодежь намеревалась попасть в здание радиоцентра Будапешта, чтобы потребовать проведения демократических преобразований. Радиоцентр охраняли подразделения госбезопасности. Студентов это не остановило, они пошли на штурм. Погибло несколько человек с обеих сторон. В это время другая группа молодежи снесла памятник Сталину, на пьедестале остались только сапоги статуи. К утру на улицах Будапешта появились советские танки и бронетранспортеры. Поначалу бойцам даже не раздали снаряды: надеялись, что повстанцы угомонятся, увидев боевую технику. Просчитались: танки обстреливали из засад, обливали бензином и поджигали. В бронетранспортеры бросали гранаты и бутылки с «коктейлем Молотова». Многим из участников восстания не исполнилось и 20 лет, среди них были даже 12-13-летние. Ожесточенные стычки длились несколько дней по всему городу. В результате госпитали не успевали принимать раненых, а похоронные команды — предавать земле тела убитых. Хоронили советских солдат в братских могилах на территориях наших военных госпиталей.
Руководство Венгрии лихорадочно искало выход и согласилось на уступку народу: главой правительства стал популярный в стране политик Имре Надь. Он был коммунистом, но ратовал за преобразование социалистической системы. Надь попросил Хрущева вывести советские войска, аргументируя это так: будет лучше, если венгры сами наведут порядок. Никита Сергеевич решил дать новому лидеру Венгрии шанс, ведь перед этим в Польше он поступил аналогично: предоставил бывшему опальному коммунисту Гомулке самому разобраться с недовольными, и тот с задачей справился. Но ситуация в Будапеште начала выходить из-под контроля сразу после того, как советские танки покинули город. Толпы народа бросились на захват горкома партии, солдат, охранявших здание, взяли в плен и расстреляли. Началась охота за представителями власти. Сотрудников госбезопасности вычисляли по одинаковым желтым ботинкам, которые те получали на вещевом складе ведомства. Офицеров спецслужб вешали на деревьях за ноги…
Хрущев распорядился вновь ввести войска в Будапешт. Но на этот раз существовала реальная опасность того, что бои начнутся уже на подступах к городу: вокруг него была мощная система противовоздушной обороны. Венгерские солдаты могли направить сотни зенитных орудий на советские танки. Как в таких условиях занять город с наименьшими потерями? КГБ провел для этого спецоперацию. 3 ноября в Будапешт прилетела военная делегация во главе с заместителем начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР генералом армии Михаилом Малининым, целью которой якобы были переговоры о выводе советских дивизий, дислоцировавшихся в Венгрии на постоянной основе. Переговоры с венгерскими генералами проходили в здании парламента, но вечером они продолжились в доме офицеров на территории одного из советских военных городков. Там председатель КГБ СССР Иван Серов и его офицеры арестовали руководителей венгерской армии во главе с министром обороны. Адъютанта, поджидавшего в машине министра, «уговорили» передать зенитчикам приказ не открывать огонь по советской бронетехнике.
«В Венгрии фронтовые 100 граммов были ни к чему: там вина много, как воды»
- В нашей части были офицеры, в феврале 1945 года освобождавшие Будапешт от фашистов. Они рассказывали, что тогда город был поврежден меньше, чем во время восстания 1956 года, — вспоминает Михаил Серега. — У нас были отличные командиры. Кроме политрука. Мы его недолюбливали, еще находясь в Советском Союзе, а в Венгрии он окончательно упал в наших глазах. Как только пересекли границу, он притворился, что отравился выхлопными газами. Вновь мы его увидели, уже когда обстановка нормализовалась. А вскоре были поражены известием, что политрука наградили орденом. Если не ошибаюсь, это был орден Боевого Красного Знамени.
- А вы получили правительственную награду?
- Кроме ранения не получил ничего. Из госпиталя меня выписали в середине ноября. Тогда в Будапеште еще постреливали, и я продолжил службу.
- В те дни давали традиционные фронтовые 100 граммов?
- Нет, ни к чему было. По крайней мере, в Венгрии. Ведь там вина, как воды, хоть залейся. Даже с местными выпивал, правда, просил, чтобы они первыми стакан осушили. С простыми людьми мы ладили, враждебности между советскими солдатами и венграми не было. Я часто давал им продукты, ведь магазины были начисто разграблены, причем в основном этим занимались обитатели города.
- Но, наверное, были и случаи мародерства среди советских солдат?
- «Экспроприированные» наручные часы, портсигары из серебра, а то и из золота, другие ценные вещи были у многих. Нескольких солдат за мародерство расстреляли: они въехали на танке в ювелирный магазин и набрали товара. За это и поплатились жизнью. Кстати, я тогда нашел ящик с деньгами. Случайно наткнулся на него в подвале танкового училища, где мы были расквартированы. Пальнул очередью из автомата по замку, открыл крышку, а внутри — партбилеты и пачки форинтов. Подумал: «Зачем мне эти деньги? Ничего за них не куплю, а проблем наживу запросто». Вот и решил раздать народу. Засунул пачки за пазуху гимнастерки, вышел на балкон и закричал: «Деренди, деренди!» Это по-венгерски «давай, давай». Прохожие смотрели на меня и не понимали, чего раскричался. А я им денежный дождь устроил!
В Будапеште встретил земляков-киевлян. Дело было так: шла мимо училища симпатичная девушка. Хлопцы начали всякие пошлые шуточки в ее адрес отпускать. А она вдруг развернулась: «Вы что, думаете, венгерские девушки вас не понимают?!» У солдат челюсти от удивления отвисли. Я до того молчал, а тут поинтересовался: «Откуда вы русский язык знаете?» — «Мои дедушка и отец родом из Киева», — ответила она. Фамилия у девушки была Борщ, а звали ее Юдит, я ее Юткой называл. Мы с ней несколько раз встречались, потом она пригласила меня в гости. Ее дедушка захотел со мной поговорить как с земляком. Высокий, худощавый, сохранивший армейскую выправку, он расспрашивал меня о Киеве, рассказывал о себе, как воевал в белой армии и был вынужден покинуть родину. После этой встречи я стал заходить к ним как к добрым знакомым. А уволившись в запас, передал письмо родственнику этой семьи, который жил в Киеве, на улице Саксаганского. Кстати, демобилизовывали солдат нашей части после особой церемонии: выстраивали и вызывали по одному к столику давать подписку о неразглашении. Я почти 30 лет даже родственникам не говорил о том, что участвовал в подавлении Венгерского восстания…
421Читайте нас в Facebook
