Владимир литвин: «чтобы снять напряжение после заседаний в верховной раде, я парился в бане и 45 минут спал на доске, утыканной медными гвоздями»
С Владимиром Литвином мы встретились на его государственной даче в Конче-Заспе. Сначала подались к речке Козинка, где Владимиру Михайловичу думается «особенно хорошо». На обратном пути, проходя мимо стеклянной будки, он кивнул: «Здесь раньше был пост охраны, а теперь его нет». «Не обидно?» — спросила я. «Нет, — ответил он. — — Я же понимаю: все преходяще». В таком философском настроении мы и направились в библиотеку Владимира Литвина. Помещение поражало богатым интерьером в классическом стиле. Дорогая мебель. Обилие книг и картин. На одном из диванов — огромная роскошная шкура.
«После того как у меня оставили на столе дорогие часы, я попросил посетителей входить в кабинет без папок и портфелей»
- Вы убили зверя, Владимир Михайлович?
- Нет, не я. Не умею и не хочу убивать. Насмотрелся в детстве, как забивают скот. Это ужасно… Перед тем как свинью ведут колоть, ее кормят. Потом, чтобы не спугнуть, ласкают, чешут за ухом. Но она чувствует что-то, упирается. Не хочет выходить из хлева. Ее выталкивают, валят на землю, переворачивают, берут за заднюю ногу, дергают и вставляют шило или нож в сердце. Можно после такого зрелища убить хоть одно существо?
- Так эта шкура — взятка?
- Не взятка. Подарок. Подарков было много, поскольку я очень долго был «вождем». В последние годы даже отмечал в налоговой декларации: подарки на такую-то сумму. Я, в принципе, мог прожить и без презентов. Тем более что прекрасно осознавал: они принесены не мне, а креслу. Креслу председателя Верховной Рады или креслу главы президентской администрации.
- Поэтому и погнали очередных посетителей, которые как-то пытались оставить в вашем кабинете дорогие наручные часы?
- Не совсем так. Ко мне пришли на прием двое. Они сегодня очень активные политики. После их ухода на столе остался аккуратный пакетик. Я попросил секретаря догнать посетителей и вернуть его им. Эти люди потом убеждали меня, что хотели от чистого сердца подарить мне очень хорошие швейцарские часы «Vacheron Constantin» (стоимость часов этой марки может достигать десятков тысяч долларов. — Авт. ). Но после этого случая я ввел правило, чтобы люди заходили в мой кабинет без папок и портфелей, а нужные бумаги брали с собой. Даже табличка такая в приемной была: «Просим оставлять папки и портфели». Это был принцип. Я не хотел, чтобы говорили: «Литвин стоит такую-то сумму»…
- В общем, рыцарь без страха и упрека…
- Ну не такой уж я положительный персонаж.
- Уж не в плагиате ли задумали признаться, Владимир Михайлович? Слышала этот скандал… Это правда, что учебник «История Украины» — не совсем ваш труд?
- Но учебник — это ведь не научное исследование, а сумма результатов научных поисков. На каждой странице у меня есть ссылки на имена и мнения ученых, в том числе и на тех, кто меня пытается обвинить в плагиате. Дается список литературы, который был использован и рекомендуется студентам. Здесь все нюансы соблюдены. Тем не менее меня обвинили в плагиате, не приведя ни одного доказательства этому! Мазнули, знаете, так, походя. Причем учебник был издан в начале 2003 года. Больше трех лет им никто не интересовался. Вспомнили о нем только после того, как я стал вице-президентом Национальной академии наук Украины. Вы хотите узнать почему? Сейчас за Академию наук идет борьба. Поэтому политические заказы я дальше комментировать не буду. И даже не вижу предмета для научной дискуссии. Тем более что некоторые из моих критиков в разговоре с другими признавались: «Да, мы получили заказ. Мы его выполнили».
«Я был расхитителем социалистической собственности»
В библиотеку, где хозяин нас принимает, входит молодая женщина в белом переднике. У нее в руках поднос с угощением: ароматный кофе, изысканные рулетики, шоколадные конфеты «Шедевр» и «Коровка»…
- Владимир Михайлович, у вас много прислуги?
- Есть одна женщина, она нам иногда помогает. Но постоянной прислуги нет. Жена не захотела никого пускать в дом. Мы сами готовим еду, стираем, пылесосим. Правда, я пылесос сто лет в руки не брал. Разве что когда комары доведут до белого каления и надо их шлангом всосать. В общем, стараемся делать все сами. Правда, иногда эксплуатирую охрану, чтобы выгладили мне костюм. Согласно закону, охрана осталась у меня еще на год.
- А потом?
- Потом на свободу с чистой совестью! (Смеется. )
- Конфеты «Коровка», которыми вы нас потчуете, они из вашего детства?
- Нет, в детстве я таких конфет не ел. В село на Житомирщине, где мы жили, мама из города привозила подушечки. Были такие раньше карамельки, слипавшиеся в кульке из газеты. Мама нам выделяла часть подушечек, а остальные прятала. Но я их всегда находил…
Иногда вспоминаю, как в детстве наешься подушечек, купишь бутылку душистого сладкого лимонада. Такого нет сейчас. Выйдешь на улицу гордый с бутылкой — сразу сбегаются дети и начинают просить этот лимонад. И ты показываешь пальцем на бутылке: вот столько ты можешь отпить… Ну а «Коровку» я узнал в студенческой юности. Чудесные конфеты. Вкусные и простые.
- Без мамы, без папы голодали, небось, в студенческие годы?
- Когда учился на истфаке Киевского университета, был очень самостоятельным. Шесть раз ездил в стройотрядах на целину. У меня была повышенная стипендия плюс заработки летние. Мог даже себе позволить такси. От красного корпуса до выставки (район ВДНХ Украины, где находится студгородок университета. — Авт. ) проезд был один рубль. А когда деньги заканчивались, подрабатывал на заводе художественного стекла: доставал из печи стаканы и фужеры и ставил их на конвейер. После смены брал необточенные рюмки и фужеры домой. Половина общежития ими пользовалась. Но пили из них очень осторожно, поскольку можно было легко порезаться. Так что я был расхитителем социалистической собственности! (Смеется. )
- Не каждый политик в этом признается, Владимир Михайлович.
- А еще я мясо воровал! Мы с приятелем Андреем на мясокомбинате разгружали туши. Он высокий такой, здоровый был. После работы Андрей вешал на себя замороженную тушу, я набрасывал сверху на него бушлат, и так мы шли через проходную, садились в троллейбус и ехали в студенческое общежитие. Но в троллейбусе ведь тепло, и мясо начинало размораживаться и капать. Натекала целая лужица. И однажды какая-то пожилая женщина смотрела-смотрела на Андрея, а потом не выдержала и сказала: «Вы так молоды, юноша! А так уже опустились!.. » (Смеется. )
«Когда ЦК закрыли, я нигде не мог устроиться»
- Говорят, именно ваша неизбалованность и практическая смекалка понравились будущему тестю. Он, кажется, был партийным чиновником?
- Да, Кость Иванович Паникарский работал в Киеве первым секретарем и Печерского, и Ленинского райкома партии. С его дочкой Таней мы познакомились в общежитии истфака на дне рождения нашего общего знакомого аспиранта. Танины родители жили очень скромно, несмотря на высокое положение Константина Ивановича. И дочку воспитывали в спартанском духе. Чувствовалось: они хотели, чтобы ей попался серьезный неизбалованный человек, который бы не позарился на должность отца. Я в то время уже преподавал в университете на историческом факультете. И, видимо, их впечатлил (улыбается). Но когда после года знакомства попросил отпустить Таню со мной в село к моим родителям, будущий тесть воспротивился: «А в качестве кого Татьяна туда поедет?» Мне тут же пришла в голову идея. И я написал заявление: «Просим дать добро на наше бракосочетание». Тесть наложил резолюцию: «Согласен». Так мы поженились (смеется). Это заявление и сейчас хранится у нас как семейная реликвия.
Когда Таня доучивалась, писала диплом, мы уже ждали первенца, дочку Алену. Тогда у нас была гостинка: комната — 16 метров, кухня — 4, санузел — метра полтора. Там, возле метро «Комсомольская» (сейчас «Черниговская». — Авт. ), на улице Милютенко мы прожили 10 лет. А в 1989 году после рождения сына Ваньки получили трехкомнатную квартиру в центре Киева на бульваре Леси Украинки. Я тогда работал в ЦК Компартии Украины. Вы можете себе представить: после 16 метров целых 50! Жена ходила с коляской по этим комнатам и рыдала от счастья.
- Слышала, после 1991 года, когда Компартии не стало, вы подались в сторожа…
- Было. Когда ЦК закрыли, я сначала не мог нигде устроиться. Потом ректор университета подписал приказ, и меня зачислили на должность доцента. И вот в 1992-1994 годах, будучи доцентом, а потом докторантом университета, я подрабатывал охранником на частной фирме, потом писал политические обзоры, еще «грачевал» на своем «жигуленке». Правда, на вокзалы и в аэропорт не совался: там свои кланы. В лучшем случае могли порезать резину… Часто подвозил пьяные компании. Знал: или заплатят хорошо, или не заплатят вообще…
- То есть в том же 1994 году, «грачуя» и подрабатывая сторожем, вы стали сотрудником Администрации Президента, а через пять лет возглавили ее? Интересные повороты судьбы. Ваша жена как-то использовала открывшиеся в связи с этим возможности?
- Использовала: стала опекать детские дома на Житомирщине, откуда я родом. И сейчас опекает.
- Кем она работает?
- Экономистом в страховой компании. Я счастлив, что нас свела судьба. Таня очень похожа на своего отца. Он передал ей свои самые лучшие качества: ум, силу, мудрость, человечность. К сожалению, Константин Иванович рано ушел из жизни. У него была лейкемия. Я думаю, так дала о себе знать работа в Чернобыле, куда его командировали, как и многих других руководителей столицы. Тесть 1935 года рождения. А умер в 2002 году 21 ноября. В тот день, когда Верховная Рада рассматривала вопрос о назначении премьер-министром Украины Виктора Януковича. Представьте, каково мне было вести заседание в Верховной Раде, ведь я знал, что умер близкий человек…
Он тяжело уходил. Не мог спать, с трудом дышал. Ночь проводил сидя на стуле. Но был настолько сильным, что каждый день описывал происходящее с ним. Дневник Константина Ивановича просто разрывает душу. Он завещал похоронить его в селе Емчиха в Киевской области возле могилы матери. Хотя, будучи депутатом Верховного Совета Украины, членом ЦК Компартии Украины, мог быть погребен на Байковом кладбище в Киеве. В память о тесте я строю в Емчихе церковь. Мы с женой приложили все усилия, чтобы школа, которую отстраивал в селе Константин Иванович, не была закрыта…
- Владимир Михайлович, чем вы гордитесь больше всего в жизни?
- Своими детьми. Да, сын и дочь — это моя гордость. Ивану — 17 лет, Алене 24 года. Сейчас сожалею, что у нас с женой мало детей, надо было родить троих, а то и четверых. Семья должна быть большой. Но в те годы мы этого не понимали…
- Вы пытались помочь детям устроиться в жизни?
- После того как Алена с мужем Димой закончили Институт международных отношений по специальности «международное право», я предлагал им свою помощь в трудоустройстве на дипломатическом поприще. Ведь, будучи спикером, мог посодействовать. Но дочка сказала: «Папа! Ты же не всегда будешь начальником. А мне нужно строить жизнь независимо от твоей должности». Сейчас, когда я не во власти, я счастлив, что она не послушалась меня и пошла своим путем. Они с мужем, а также со своими однокурсниками создали юридическую компанию.
Иван пошел по стопам сестры. Заявил, что тоже будет юристом. Учится на первом курсе того же института, который заканчивала Алена. На фирме дочери у Вани уже есть своя комнатка, куда он приходит поработать.
- Ваше имя часто звучит в деле Гонгадзе. Но вы практически не реагируете на периодически звучащие обвинения…
- Вы знаете, политический и отчасти психологический закон гласит: первая обнародованная информация воспринимается как истина. Все остальное — оправдания. Поэтому, что бы я сейчас ни говорил, хоть тысячу раз буду прав, мои слова воспримут как оправдание. Скажите, пожалуйста, какие мотивы были у Кучмы или Литвина так реагировать на журналиста, который, насколько мне помнится, был не самым яростным критиком президента, а обо мне вообще ничего не говорил?
- Вас вызывали в прокуратуру?
- Приглашали. Официально мне ничего не предъявили. Я очень хочу, чтобы истина в деле Гонгадзе была установлена. Чтобы нашли людей, руководивших майором, которого сегодня сделали героем. И которого периодически привозят в Украину, чтобы подбросить дрова скандала в костер. То, что тогда он работал под прикрытием, на команду, и то, что они готовили провокацию, это, как у нас говорят, «и коню понятно». К сожалению, борьба за власть приобретает самые ужасные, порой омерзительные формы.
- Что вы имеете в виду?
- К примеру, будучи главой президентской Администрации, я наблюдал, как политики, ратовавшие за справедливость, клянчили у Кучмы должности. Их спрашивали: «А как же ваши принципы? Вы же боретесь за справедливость?» Они отвечали: «Та то ерунда! Не обращайте внимания!» Еще не пришло время обо всем рассказать.
- Но вы собираетесь?
- Пусть свое слово скажет Леонид Данилович Кучма. Я подтвержу.
- Какой вы смелый, Владимир Михайлович!.. Можно еще вопрос? А за кого вы голосовали в первом и третьем турах президентских выборов в 2004 году?
- Не хотел бы об этом говорить. Это не имеет значения.
- И все-таки…
- Скажем так: я ошибся.
- Ошиблись в первом или в третьем туре?
- Вы знаете, меня всегда интересует результат. Я ошибся в результате. Вот и все.
- Вы не опасаетесь, что нас могут прослушивать?
- Нет. Я уже привык ко всему. Я навсегда запомнил слова опытного Геннадия Иосифовича Удовенко, работавшего в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке: «Слушают, слушали и будут слушать». Надо просто жить. Ведь, если постоянно думать, что сказать, можно сойти с ума. Кстати, когда я был спикером, мне подарили специальное устройство, которое блокирует работу «жучков», если таковые в кабинете имеются. (Из книжного шкафа достает черный чемоданчик, напоминающий «дипломат», и демонстрирует его содержимое. — Авт. ) Здесь соответствующие микрофоны и система издает такой шум… Еще у меня в Верховной Раде в кабинете стояла стационарная система. Но я ее не включал, поскольку мне объяснили, что она плохо влияет на здоровье.
- Тяжелая у вас была работа. Как же вы расслаблялись?
- После парламента ехал в баню, где есть бассейн со льдом. Лед был даже летом… Клал на голову лед, потом в баню, под веник. После бани ложился на доску, густо утыканную медными гвоздями. На них и «отдыхал». Минут пять-семь искал удобную позу. Потом просто отключался и спал ровно сорок пять минут. Но когда просыпался, то было ощущение такое, что вроде бы спал одну минуту. Поднимали с гвоздей рывком, чтобы я не поранился. Спина после этого напоминала кирзовый сапог — вся в пупырышках. Зато чувствовал себя полностью отдохнувшим. Еще я хожу в бассейн, играю в футбол.
- Что-то вы мало едите. Мы вот уже с фотокорреспондентом все конфеты съели…
- Стараюсь ограничивать себя в еде. И только по выходным позволяю пищевой «разврат»: ем разные вкусности, приготовленные женой. Вообще, люблю простую здоровую пищу. Помидоры, огурцы, сало, свежую рыбу, кровянку, картошку в любых видах. Мамины фирменные деруны с запеченным внутри творогом. Когда приезжаю к родителям на Житомирщину, к дерунам еще ставят «калгановку» — самогон многократной перегонки, настоянный на калгане (многолетнее растение семейства имбирных. — Авт. ). В нем где-то 70 градусов. После него так хорошо! А у сестры муж замечательно поет. И я ему говорю: «Славик, давай!» Его долго просить не надо. И он начинает: «Стояла сосна, сосна стояла. Палала сосна, сосна палала… » (Поет негромким, но довольно приятным голосом. — Авт. )
- Владимир Михайлович, вы собираетесь возвращаться в политику?
- Это зависит от многих обстоятельств. Но, безусловно, хотелось бы быть востребованным.
- Нет усталости, внутреннего опустошения?
- Нет. Хотя мне уже пятьдесят. Знаете, когда играю в футбол, смотрю иногда на других игроков, которые моложе, и думаю: «Я еще их перебегаю». Так и в политике. Есть силы еще бегать. Как говорится, «ви не дивуться, що ми худу у кашлящм!.. » (Смеется. )
843Читайте нас в Facebook
