Пойманным жуликам крестьяне намазывали головы дегтем, а в лавре их… Распинали на деревьях при входе в церковь
На рубеже 1860-1870-х годов Киев превратился в настоящую «сахарную столицу» империи. К этому времени он уже был центром всего православного паломничества, отчего его почтительно именовали «вторым Иерусалимом на Днепре». Но за свои промышленные успехи город расплатился некогда безупречной репутацией. Раньше киевлян считали людьми набожными и благонравными. Теперь стали говорить: «В Киеве только стены святы, да жители святотаты» или «В Киеве даже кирпич не краснеет». Дело в том, что, догоняя другие большие города по богатству и численности населения, Киев умудрился обогнать их в криминальном отношении и был близок к тому, чтобы стать еще и третьей «воровской столицей» империи. Воров расплодилось видимо-невидимо. И никто из них не сидел без дела.
Анатолий МАКАРОВ специально для «ФАКТОВ»
«Не оставляйте без присмотра ни верхней одежды своей, ни торбочек с хлебом насущным»
Богомольцы прибывали в город толпами, какие-то деньги у них всегда были, и никто, обходя святыни, не думал держаться за кошелек. В первых «Киевских народных календарях» специально для богомольцев, наряду с обычными перечнями гостиниц и магазинов, помещались подробные сообщения о киевских жуликах и местах их промысла.
Известный священник Петр Орловский напутствовал приезжих такими трогательными словами: «Денежки свои носите как можно поосторожней. Киев хотя и святой город, но в нем довольно мошенников, воров, которые слишком падки до чужого добра и слишком ловки для того, чтобы опорожнить карман неосторожного поклонника даже в то время, когда он в храме Божием стоит на коленях с воздетыми к небу руками, или кладет земной поклон, или прикладывается к святым мощам и святым образам. При входе в святые храмы киевские да и в самих храмах никогда не оставляйте без тщательного присмотра ни верхней одежды своей, ни котомок с бельем, ни торбочек с хлебом насущным. Мошенники такой падкий народ, что не побрезгует ничем, даже изношенною шапкою, если вы ее где-либо оставите. Не только на всякой киевской улице, но весьма часто и на церковных погостах к простакам-богомольцам подходят хитрые мелкопромышленники с услугами по сходной цене продать разные золотые и серебряные вещи. Советую вам не покупать у них ничего».
От расплодившихся мошенников страдало и население Киева. И поначалу никто не мог понять, почему жулья на улицах стало так много и где оно училось так ловко чистить карманы. Говорили, будто в Киеве орудует какой-то особый клан, обладающий особой организацией. Этот миф попал даже в официальный отчет генерала А. Д. Кривцова. «В Киеве, — писал он, — беспрепятственно случаются воровства, производящиеся, по-видимому, образовавшейся шайкой под руководством какого-нибудь довольно опытного мошенника».
Со временем слухи о воровстве разрослись, пошли разговоры о конспиративных квартирах и каких-то школах для начинающих карманников. «Общество жуликов-мазуриков, — утверждал в 1869 году журналист Мизецкий, — имеет свои собрания и школы. Собрания их бывают в трактирах и питейных домах, на постоялых дворах, куда они собираются ночевать; при полицейских частях, куда мазуриков, сделавшихся известными полиции, собирают на ночь, запирая в сибирках с целью предупреждения и пресечения преступлений. Кроме того, они имеют свидания в квартирах и разных оврагах и трущобах, коими так богат наш город. И при этих собраниях побывавшие в высшей школе — тюрьме — преподают новичкам теоретические и практические наставления о возможно удачном совершении разных преступлений, занимая друг друга рассказами из практики осторожных знаменитостей или же эпизодами из своей собственной преступной деятельности. Такая школа живо действует на праздные молодые умы и, как видно на практике, приносит большие плоды».
На протяжении нескольких десятилетий киевские репортеры искали эти воровские школы с таким же упорством, с каким в наше время ищут чудовище из озера Лох-Несс. Разумеется, эта шумиха кончилась ничем. Никто этих школ не видел. Даже в сенсационной заметке «Ужасный факт», напечатанной в «Киевлянине» почти через 30 лет после статьи Мизецкого, речь шла не о специальной школе, а заурядной шайке некой Агафьи Маринской, построенной по принципу воровской семьи, где дети перенимали опыт взрослых.
«Дознанием обнаружено, что Маринская разными способами вербовала беспризорных детей, преимущественно девочек, приучала их к воровским приемам и затем посылала на промысел. Днем дети по наущению своей преступной воспитательницы совершали кражи, похищая при этом все, что попадало им под руки. Вечером Маринская посылала девочек на другие низкие промыслы… Маринская обращалась с ними жестоко, била и наказывала их за малейшие проступки. Все деньги Маринская немедленно отбирала… В притоне ее, находившемся на Цыганском переулке, в доме Ь 11, пока обнаружено пять девочек и два мальчика, которых Маринская так ужасно эксплуатировала».
Новички промышляли на гуляньях в Царском саду
Обычная воровская шайка (»партия») состояла всего из нескольких человек, и каждый четко знал свое дело. Во главе стоял «маз» или «купец» (опытный и ловкий карманник). Он делал самую сложную работу — «запускал грабли» (руки) в «шкертики» (карманы) и «выначивал» (вынимал) из них «шмелей» (кошельки), «канареек» (часы), «лаханки» (портсигары) или «сдирал кожу» (вытаскивал бумажник). Подручные «маза» (»затырщики») в это время «мяли бока» (устраивали давку), чтобы отвлечь внимание «граков» (жертв) и всякой «мухорты» (возможных свидетелей). «Затырщики», которые принимали и прятали добычу (»перетыривали товар»), выходили на дело в широких плащах с внутренними карманами и назывались «мышеловами». Новички (»жулики» или «шестерки») стояли на «стреме» (в дозоре) и в случае появления «чертовой роты» (чинов полиции) или «клюев» (сыщиков) негромко говорили: «Стрема!», «Мокро!» или «Двадцать шесть!» При такой организации «торговли» (воровства) говорить о какой-то школе при «партии» просто не приходится. Обучались в процессе самого дела, на практике.
«Шестерки» сколачивали свои «партии», промышлявшие на гуляньях в Царском саду или в людные дни на базарах. Все их искусство заключалось в умении «ухрясть» (убежать) и не «влопаться» (не попасть в руки полиции). Они вырывали из рук кошельки и сумки, срывали часы, браслеты, медальоны, хватали товар с прилавков или булки из корзин торговок. «Торбохваты» догоняли поблизости базара крестьянские повозки и на ходу хватали с них свиты и другую поклажу.
Пойманным «шестеркам» крестьяне намазывали головы дегтем, после чего им приходилось отмываться целую неделю в днепровских водах. В Лавре была своя древняя традиция — жуликов… распинали(!) на деревьях при входе в церковь для назидания молящихся. Вот и вся наука, которую проходили на своем веку киевские «мазурики». Слухи же о подпольных школах пошли из газет, которые нередко писали не только о легальных курсах для нищих-попрошаек Лондона и Парижа, но и о подпольных училищах воров, обеспечивающих своим выпускникам безбедное будущее.
Наши «мазы» тоже на жизнь не жаловались. Так, при задержании 6 мая 1887 года во дворе Михайловского монастыря трех церковных карманников выяснилось, что «все они занимали в различных гостиницах довольно комфортабельные номера». Самый виртуозный и самый богатый из них Павел Калмыков был наделен талантом авантюриста. «Еще в своем родном городе Воронеже, — писала газета «Киевлянин», — он обратил на себя внимание полиции, был арестован, сидел в «кутузке», но благодаря своей находчивости бежал оттуда: в одно прекрасное утро, когда в арестантскую вошел дежурный, узник с ловкостью акробата перепрыгнул через порог, запер дверь на ключ и, посоветовав не скучать своему освободителю, сам скрылся. После этого он посетил многие города и «дела» вел успешно. В Киеве Калмыков проживал по документам почетного гражданина Семена Трунова. Но это не первый его псевдоним — их было немало, и каждый раз, когда обстоятельства заставляли переменить имя, Калмыков не долго думал над этим: он отправлялся в одну из контор для найма прислуги, нанимал там лакея, брал у него документ и затем с этим документом скрывался».
Этот оборотистый «маз» никаких курсов и школ не заканчивал и действовал по наитию, ориентируясь лишь на свою сноровку. И таких самородков в Киеве было предостаточно. Не потому, конечно, что воздух города был пропитан флюидами преступности. Просто он был богат удобными для воровства местами. Благодаря любви киевлян к шумным гуляньям, церковным шествиям и торжественным богослужениям на улицах, в парках и на площадях чаще, чем где бы то ни было, собирались огромные толпы людей, имеющих при себе деньги. Общение с наивными богомольцами и праздными людьми на Контрактах и на гуляньях в Царском саду, очевидно, и было той школой, которой многим обязаны сотни и тысячи больших и мелких жуликов, наводнявших наш город во второй половине XIX столетия.
Знаток местного криминального мира вор-профессионал В. Абашин в своем очерке «Живущие легким хлебом в Киеве. Рассказ арестанта» пишет о воровских сообществах, чем-то напоминающих ремесленные цеха с их четким распределением ролей и обязанностей. Уже в те годы не последнее место в этих сообществах отводилось представителям власти. «На промысел, — писал Абашин, — воры-карманники ходят партиями — в киевские монастыри и во все места, где собираются приезжие и приходящие в Киев на богомолье. Высмотрев, где жертва кладет свой кошелек с деньгами, они сдавливают ее, а более ловкий пристраивается к карману и двумя пальцами начинает ловить рыбку в мутной воде. Очистив кошелек, кладет его обратно в карман жертвы. Странник, пощупав карман и ощущая там кошелек, спокойно продолжает молиться. К карманщикам иногда попадает добыча в 100 и более рублей, которые делятся на три или четыре души. Да кроме того, всегда третья часть этого заработка отходит на сыщиков и прогнанных из полицейской службы двух хожалых Ю. и Г. , которые ежедневно посещают монастыри и, стоя в дверях иногда целые всенощные, отбирают лепту у карманщиков. В противном случае грозят помешать им усердно молиться чужим карманам. Если попадаются в карманах ценные вещи или часы, то таковые тут же продаются сыщикам за бесценок, так что вещь, стоящая десятки рублей, сбывается за 2-3 рубля».
Барышники брали за свои услуги половину стоимости товара
С развитием воровского промысла появляются и крупные блакатари (тайные скупщики краденых вещей, которых в России называли еще барышниками или маклаками). На их плечах стоял весь воровской мир Киева. Своих связей с уголовниками блакатари не афишировали, храня вид людей набожных — скромных постников и церковных дарителей. Их магазины и лавки также имели нарочито бедный и малопривлекательный вид. Постороннему было трудно понять, чем здесь торгуют и как вообще могут существовать подобные заведения. Зато люди сведующие сразу видели, что выложенный на прилавке ничтожный и никому не нужный товар — всего лишь ширма для важных, иногда и многотысячных сделок.
Сдать дорогую вещь в ломбард вор не отваживался, зная, что ее уже ищет там полиция. Продать ее с рук было тоже рискованно, поэтому все ворованные золото, серебро, меха и другие предметы роскоши неприметно стекались к блакатарям, которые имели свою сеть сбыта в самых отдаленных городах империи и даже за границей. В их лавках бесследно растворялись и краденые драгоценности, и военные палатки из интендантских складов, и сотни пудов казенного железа. «В ход, — писал лучший знаток криминального мира, бывший киевлянин, а потом питерский журналист Михневич, — пускаются и механика, и химия, и металлургия, и чуть ли не все прикладные знания. Каждая краденая вещь, попав в эту переработку, моментально делается неузнаваемой во множестве хитроумных видоизменений и подделок. Металлические вещи, золотые и серебряные, обращаются в бесформенные слитки, меха распарываются и перекрашиваются, платье перекраивается. Нет предмета, достаточно громоздкого, который бы не разложился в этой воровской лаборатории и не исчез бесследно».
Скупщики оценивали вещи честно, но брали за свои услуги половину их настоящей цены. Они были первыми организаторами киевского черного рынка, и уже в 1860-х годах из их числа выдвинулось несколько крупных дельцов, контролировавших сбыт краденых ценностей. Об одном из них, сквирском мещанине Никите Каце, газета «Киевлянин» писала так: «Этот человек, бывший бедным, ныне приобрел состояние посредством барышничества, занимаясь перепродажею всякого рода платья, а особенно покупкою золота и серебра на лом, на что он даже исходатайствовал себе право, по которому без некого Каца и сами золотых дел мастера не могут сплавлять золота и серебра, а должны покупать уже в слитках у Каца. Поэтому все барышники, находясь с ним в связи, покупают золото и серебро на лом и продают ему. Сам же Кац, пользуясь этим правом, принимает золото и серебро от каждого лица, приносящего ему, даже из-под полы, за бесценок, и тотчас разбивает и сплавляет, чем изглаживает всякий след вещи, вора и мошенника… »
Многие блакатари, порвав с прошлым, становились крупными предпринимателями, домовладельцами и, в конце концов, вписывались в круг «первых людей города». Негласный союз воров, сыщиков и барышников действовал в Киеве вполне успешно. Провалы случались редко, и в этих условиях взрастали истинные мастера воровского дела, принесшие Киеву громкую славу города жуликов и пройдох. Недаром он — единственный в мире город, центр которого украшает памятник вору-карманнику Паниковскому.
299Читайте нас в Facebook
