«пока я вталкивала шпильку в сердце, исколола себе все ногти и пальцы. Почувствовала страшную боль, но не смертельную. Тогда я взяла другую шпильку… »
Сотрудники НКВД схватили медсестру Украинской повстанческой армии — 27-летнюю Нину Андрущенко по прозвищу Синичка, — когда она направлялась в село за медикаментами. На допросах девушку жестоко избивали, требуя показать убежища повстанцев.
Боясь не выдержать мук, Синичка решила покончить с собой. В кармане кофты у нее нашлись две металлические скрепки от индивидуальных медицинских пакетов. Чтобы умереть наверняка, если не от травмы, так от заражения крови, выпачкала их грязью, которой в камере было достаточно. И одну за другой… вогнала острые шпильки себе в сердце! Однако план не удался. Металлические скрепки, пульсирующие вместе с сердцем, не помешали Нине пережить сталинские лагеря и ссылку на поселение в Норильск, родить двоих детей, стать бабушкой и даже прабабушкой. Медики называют пожилую тернопольчанку женщиной-феноменом.
«Как тяжко сидеть в укрытии, когда наверху, в хате, большевики бьют хозяйку, требуя показать, где вход в убежище!»
Нине Андрущенко исполнилось 22 года, когда началась война. К тому времени она успела закончить шесть классов школы в селе Великие Дедеркалы. Нина пела в церковном хоре, была участницей драматического кружка. Билеты на представления самодеятельных артистов были платными. На вырученные деньги молодежь нанимала инструкторов, которые проводили в селе курсы кройки и шитья, кулинарии и даже Красного Креста. Любознательная Нина посещала все занятия.
Осенью 1941 года в селе начала действовать Организация украинских националистов. Нина вступила в ячейку, стала работать связной между несколькими селами. А потом пригодились ее медицинские познания: в 1943-м девушку взяли в лагерь повстанцев «Юг»».
- В глухом лесу были построены несколько бараков: штаб, часовенка, больница, кухня, склад, — вспоминает Нина Ильинична. (В последнее время у пожилой женщины стало хуже со слухом. Чтобы не заставлять собеседника кричать ей в ухо, женщина продиктовала свои «бендеровские» воспоминания дочери, а та напечатала их на машинке. ) — В лагере царила военная дисциплина: рано подъем, зарядка, молитва, завтрак, военные занятия. Все называли друг друга по кличкам. Командиром был Крук, заместителем — Крапива. Меня называли Синичкой. Повстанцы ездили на акции — нападали на немецкие патрули, автоколонны. Я обязательно выезжала вместе с ними, потому что в таких случаях всегда было много раненых. Приходилось и оперировать. Один раз мы двое суток добирались до раненого Шмеля, который лежал в келье монашеского кладбища в Почаеве. Ему пришлось ампутировать руку.
Когда немцы разгромили лагерь и подожгли лес, мы с пятнадцатью тяжелоранеными стали прятаться по хуторам. Среди повстанцев началась эпидемия сыпного тифа. Подходили советские партизаны. При немцах раненые лежали по хатам, а при советской власти пришлось прятаться по убежищам: в домах под кроватями, под печками, в летних кухнях, погребах, хлевах. Но как тяжко сидеть в укрытии, когда наверху, в хате, большевики бьют хозяйку: «Покажи, где вход в убежище!» А мы всемером сидим, прижавшись друг к другу и затаив дыхание. И так несколько часов подряд…
Вскоре заболела тифом и я — с лихорадкой, бредом. Не помню, как оказалась в хате у незнакомых людей. Как-то пришли советские партизаны, принялись переворачивать меня с боку на бок — не ранена ли. Но хозяин сказал, что я его дочка и припугнул незваных гостей тифом. Они быстро ретировались! Выздоровев, я снова присоединилась к повстанцам. В это время из Великих Дедеркал пришла печальная новость: от тифа скончался мой младший 12-летний брат, который был у нас связным.
Когда закончилась война, большевики принялись за «чистку» — устраивали на нас облавы. Сельские люди стали бояться принимать повстанцев у себя. В каждом селе стояли гарнизоны, начались массовые аресты. Село Малая Яловица сожгли дотла — за то, что там разместилось подразделение УПА. Нам приходилось прятаться по убежищам в лесу. Хорошо сделанное укрытие найти было невозможно, если только не укажет предатель. Было очень трудно с медикаментами. Как-то раз, уже весной 1946 года, мы впятером пошли в село Стежок к одной девушке, у которой хранились лекарства для повстанцев. Я зашла в дом, ребята отправились дальше, предупредив, чтобы я одна не выходила. Через несколько минут в сенях послышался стук. Мы думали, это повстанцы. Открыли — а там большевики! На меня кинулись, заломили руки за спину. Вывернули карманы, но там были только деньги и кусок сургуча. На улице послышалась стрельба — это наши ребята пришли за мной. Начался бой…
На следующий день рано утром нас повезли в Шумск. На подводе, кроме меня, находились и двое моих товарищей: один убитый, другой раненый. В райцентре в дежурную часть НКВД привели девушку, которая, поглядев на меня, сразу сказала: «Это же Синичка, которая три года была в подполье!» Предательница!
- Посадили меня в камеру-одиночку, начали следствие, — продолжает Нина Ильинична. — Это были страшные дни. На допросах меня били, издевались. Требовали признаний. На очную ставку приводили людей, которых я видела первый раз в жизни. Потом припугнули, что повезут меня по селам, чтобы я показывала, где были убежища, агитировала повстанцев сдаваться НКВД. Оказавшись в безвыходном положении, я решила, что лучше умереть. Но не знала, как это сделать. Попробовала удушиться — не получилось. Тогда я вспомнила, что к внутреннему карману моей кофты были прицеплены две шпильки от индивидуальных медицинских пакетов (такие шпильки похожи на английские булавки. — Авт. ) Взяла одну, головку сняла, а разогнуть не смогла — она на сгибе сломалась. Я не знала, куда ее вводить, чтобы наверняка умереть. Если бы в камере было посветлее, то я постаралась бы попасть в вену. А так решила — надо целиться в сердце. Приподняла левую грудь и стала толкать шпильку. Проткнула кожу и мышцу, а сердце толчками возвращало шпильку назад! Пока ее запихнула, исколола себе пальцы и ногти. Почувствовала в груди боль страшную, но… не смертельную! Я подумала, что шпилька оказалась короткой и до сердца не достала. Тогда я взяла другую. Как-то удачно получилось ее разогнуть. Засунула вторую — боль сделалась невыносимой. В горле давило, грудь разносило от муки. Я уже не могла ни сидеть, ни стоять на коленях. Подумала: умираю. Пришел за мной дежурный — вызывать на допрос, я встала и упала. Медсестра сказала, что у меня тиф и нужно положить в больницу. Но тогда пришлось бы специально для меня выделять охранников, поэтому меня просто перевели в общую камеру. Там сокамерницы ухаживали за мной, плакали. Все думали, что я умру — а я выжила. Смачивала платок в холодной воде и клала на сердце. Вот и все лечение.
Судили меня в июне 1946 года. Одну. На суде говорили: «Ты много бендеровцев вылечила?» Я отвечала, что не считала своих пациентов.
Нину-Синичку осудили на десять лет лишения свободы: пять лет лагерей и пять — поселения с лишением гражданских прав. Отбывать наказание отправили на Таймыр, в Норильск.
«Мама всю жизнь боялась, что может умереть в любой момент»
- Бабушка у нас — человек скрытный, — рассказывает внук Нины Ильиничны Виталий Андриюк. — Лишь в 90-х годах, когда к нам домой пришли журналисты, я вдруг узнал, что она, оказывается, состояла в повстанческой армии! А ведь раньше об этом не говорила ни слова.
- Даже о том, что у мамы в сердце находятся две металлические шпильки, она рассказала врачам лишь спустя десять лет после попытки самоубийства, — соглашается с сыном Надежда Андриюк, дочь Нины Ильиничны. Хотя для нее-то приключения маминой молодости не прошли даром. И в школе на дочку «бендеровки» поглядывали косо, и позже в получении квартиры отказали по этой же причине. — Тогда, в 1946-м, тюремные врачи не заметили у арестантки ранок под грудью и действительно посчитали, что у нее тиф. В сибирском лагере мама, несмотря на периодически возникающие острые сердечные боли, трудилась на общих условиях — на стройке, таская на морозе тяжелые цементные блоки. И лишь на поселении в Норильске, выйдя замуж за репрессированного земляка и готовясь стать матерью, она решилась открыть врачам правду. Беременность протекала тяжело, у нее все время болело сердце — а ей очень хотелось сохранить ребенка. Медики ахнули! Вначале ей не поверили. Потом сделали рентген и убедились, что пациентка говорит правду.
Норильское научное общество врачей, заинтересовавшись феноменом, провело полное обследование организма необычной пациентки. Оказалось, что все ее внутренние органы находятся в полном порядке. Но вот сердце… По результатам рентгенологического исследования, «одна игла длиной 5,8 сантиметра просматривается в правом и частично в левом желудочках и синхронно двигается с каждым сокращением сердца. Вторая игла располагается в мягких тканях левой половины передней грудной стенки и смещается кверху при вздохе». Для медиков это было невероятным!
Роды у Нины Андрущенко были тяжелыми, но дочка родилась здоровой и крепенькой. А спустя шесть лет, несмотря на строжайшие запреты врачей, в семье появился еще и сынишка. После этого врачи отправили «непослушную» мать в Москву на обследование. Столичные «эскулапы» также сделали рентгеновские снимки, поахали, повздыхали. Сначала они предложили женщине операцию, но потом передумали. Судя по примерам из медицинской практики, извлечение инородных предметов из сердца чревато многими неприятными последствиями: кровотечением, воспалением, другими возможными осложнениями. Поэтому лучше не рисковать. Седой профессор на прощание обнял пациентку: «Дорогая, вы с этим прожили уже пятнадцать лет. Живите и дальше, сколько Бог даст».
Бог не обидел Нину Ильиничну, как бы вознаграждая ее за перенесенные муки. Она успела поднять на ноги детей, вынянчить внуков.
- Мама боялась, что может умереть в любой момент. Поэтому очень переживала, что мы рано осиротеем, старалась как можно быстрее научить всему, что знала и умела сама, — говорит Надежда Андриюк. — Но судьба сложилась так, что первым, двадцать четыре года назад, умер наш отец, всю жизнь отличавшийся отменным здоровьем. А мама, слава Богу, жива и поныне. Сейчас ей 86 лет. Сердце у нее болит по-прежнему. Как-то она призналась, что жалеет о том своем поступке. Он ведь не принес ей ничего, кроме лишних хлопот.
Читайте нас в Facebook
