Владимир горбулин: «женщина может быть умнее мужчины. Еще как может! И это трагедия для ее мужа, а не для общества»
Охарактеризовать Владимира Горбулина вполне можно словами его кумира Уинстона Черчилля: «Это загадка внутри секрета, окутанного тайной». «Засекреченным» Владимир Павлович стал еще в молодости, когда его, увлеченного русской литературой и мечтой стать студентом московского Института международных отношений обстоятельства вынудили остаться в Днепропетровске. И Владимир Горбулин поступил в местный университет на «закрытый» физико-технический факультет. После него он попал в не менее секретное КБ «Южное», которому отдал 15 лет своей жизни, участвуя в разработке стратегических ракет и космических аппаратов. Затем была работа в ЦК Компартии Украины, но опять же на особом посту -- начальника оборонного отдела. С тайнами были связаны и последующие должности Владимира Павловича: руководителя Национального космического агентства, секретаря Совета национальной безопасности и обороны, председателя Госкомиссии по вопросам оборонного-промышленного комплекса и, наконец, главы Национального центра евроатлантической интеграции. Причем зачастую эти тайны не были сопряжены с какими-то новейшими техническими разработками, а являлись всего лишь следствием специфики украинской политической кухни, в которой слишком много «острых блюд».
«Иногда у меня складывается впечатление, что наша Верховная Рада -- это цветник, в котором одни нарциссы… »
-- Владимир Павлович, говорят, сейчас подают фирменный салат под названием «парламентский кризис»…
-- В нем нет необходимых ингредиентов, поэтому, мне кажется, парламентским кризисом происходящее в Верховной Раде назвать нельзя. Почему я так считаю? Потому что ни большинство, ни оппозиция четко и однозначно не могут объяснить всем, за что идет эта… Война? Нет! Ожесточенная политическая борьба. И думаю, мы не скоро дождемся объяснений от оппозиции, почему она против внесения в Конституцию тех изменений, которые еще два года назад декларировала. Кто же признается, что двух с половиной лет (с 2004 по 2006 год) не хватит для того, чтобы окончательно обеспечить себе победу на выборах в 2006 году?
Впрочем, в любых ситуациях меня не покидает уверенность, что можно найти компромиссное решение с минимальными потерями. Правда, в парламенте, к сожалению, нет людей, которые хоть немножко знали бы метод динамического программирования, один из принципов которого, перефразировав, можно сформулировать так: не всегда к желаемому результату приводит прямая. Более извилистый путь может быть эффективней. Если вдруг наши политики в потемках его и найдут, то им надо бы еще не опоздать с прививкой.
-- От чего?
-- От нарциссизма. Потому что иногда после парламентских заседаний у меня складывается впечатление, что наша Верховная Рада -- это цветник, в котором одни нарциссы!..
-- Владимир Павлович, а разве их не было в других созывах? Какой, по-вашему, Верховной Раде досталось больше проблем?..
-- Очень трудно вот так взять и выделить один период в политической жизни страны. Мне кажется, самыми тяжелыми были 1995-96 годы. Тогда отсутствовал баланс между исполнительной и законодательной властями. Мы жили по старой Конституции. Привести парламент к необходимости принятия новой в 96-м году удалось лишь тактически. Многие положения Основного Закона отстоять не смогли. Но я считал, что принятие Конституции всех обрадовало, ведь это колоссальный шаг вперед. Затем был сделан прорыв на внешнеполитическом фронте -- подписан Большой договор с Россией, Хартия об особом сотрудничестве с НАТО. Все говорило о хороших перспективах для создания сильной платформы…
«Удержать власть, сделать ее разумной и понятной всем в сто раз тяжелее, чем захватить власть»
-- Это эволюционный путь, а сейчас в моде, говорят, опять революции…
-- Я революций не признаю! Потому что, как правило, их результатами пользуются те, кто никакого отношения к победе не имел. Никакого. Даже достойного участия не принимал. Это свойственно всем революциям в мире.
-- И последней, в Грузии?
-- Давайте еще поживем и увидим. Удержать власть, сделать ее разумной и всем понятной в сто раз труднее, чем захватить ее. Тем более таким, я бы не сказал, что чисто демократическим путем, как в Грузии.
В этой связи я часто вспоминаю восторженные оценки Запада по поводу демократической передачи власти в нашей стране в 1994 году, хотя это был, конечно, неожиданный вариант для Леонида Макаровича Кравчука. Но надо отдать ему должное, он не очень это скрывает.
В 1996 году я сопровождал Леонида Кучму во время его визита в США. В эту поездку он пригласил и Леонида Макаровича. Там у Президента состоялась встреча с конгрессменами и сенаторами, во время которой Леонид Данилович сказал: «Я хотел бы вам представить первого Президента Украины… » В зале воцарилась тишина, просто сцена из «Ревизора». Американцы настолько привыкли к нашим советским тоталитарным замашкам, что обычный с точки зрения демократов шаг их приятнейшим образом поразил. Не удивил, а поразил! Я бы очень хотел, чтобы мы и впредь были способны удивлять мир только приятно.
«Политику надо уметь падать»
-- Владимир Павлович, что для политика важнее: идти все время вверх или удерживать занятые позиции?
-- Ни то, ни другое. Политику надо уметь падать. Тогда появляется способность смотреть на себя не самовлюбленным, а критичным взглядом. В каком-то смысле падение моментально излечивает от нарциссизма -- распространенной болезни украинской элиты. Хотя, собственно, в Украине еще нет элиты. Просто у нас успех стал единственным ее критерием.
… Я как-то пытался восстановить последние 12 лет своей жизни… Мне они показались интересными, иногда смешными.
-- Почему?
-- А какой-то трагизм все время просматривается! В 1990-м я пришел из ЦК в Совет Министров, тогда еще его председателем был Виталий Андреевич Масол. Предложил ему забрать отдел оборонной промышленности из ЦК в Совмин. На тот момент все уже рушилось, нужно было спасать три четверти союзных предприятий (именно столько было сосредоточено в Украине), работающих на «оборонку». Он со мной согласился. Пока я уговаривал его заместителей, Виталия Андреевича после студенческой голодовки на майдане Незалежности отправили в отставку. Потом в Совмине появился Витольд Павлович Фокин -- я до него добрался, уговорил. Мне выделили кабинет в Совмине. Я пришел туда 1 января 91-го, а к 24 августа отдел оборонной промышленности, машиностроения и связи уже работал. Но мне этот отдел не дали в управление. Потом я приложил руку к тому, чтобы появился Комитет по оборонной промышленности -- мне его опять не предложили.
В 1992 году назначили директором Национального космического агентства. Ничего не было, кроме одного кабинета! Сейчас это одна из наиболее организованных государственных структур в Украине. После этого -- Совет национальной безопасности и обороны, которым тоже до меня никто не занимался. Впоследствии он превратился в объект беспощадной критики: иногда -- справедливой, зачастую -- нет. В 99-м году мне предложили уйти с поста секретаря СНБО. В 2000 году организовал Государственную комиссию по оборонной промышленности, возглавлял ее. Потом начались трения с министрами. Ведь я не был членом Кабмина, а они не хотели, чтобы им советовал «чужак». Теперь вот Национальный центр евроинтеграции… И ему достается. Впрочем, это даже приятно. Значит, твоя работа идет замечательно. Когда тебя не замечают, когда никто не трогает, не критикует, тогда можно уходить на покой.
-- Какой свой пост считаете самым удачным?
-- Секретаря СНБО. Тогда мы впервые начали системно анализировать и прогнозировать все внешние и внутренние угрозы. Вырабатывать предложения по их устранению, объяснять причины появления… Мне кажется, получалось неплохо. Но не исключаю, что некоторые заявления и оценки, которые мне приходилось тогда делать, были слишком резкими. Тогда я этого не понимал, думал, что правильно поступаю. Теперь мне кажется, что следовало бы чаще проявлять чувство такта. Может быть, я в то время в какой-то степени болел тем, чем сегодня болеют наши парламентарии?..
-- Но этого не чувствовали ваши американские коллеги из тамошних мозговых трестов?
-- У меня действительно со многими американскими аналитиками сложились добрые, хорошие отношения. В первую очередь, с Энтони Лейдом, помощником президента по национальной безопасности в администрации Клинтона. Лейд ушел в 96-м году. Это была потеря для Украины. Он понимал, что происходит у нас. Мы тесно работали со Строубом Тэлботом, Стивеном Пайфером, Карлосом Паскуалем. Это одни из первых людей, с которыми я познакомился еще во время первого визита Президента в Соединенные Штаты. Был в прекрасных отношениях с помощником Клинтона Бергером Самуэлем, Полой Добрянской. В 1996 году нашел общий язык с директором ЦРУ Джеймсом Вулси. Он -- физик-ядерщик, я ракетчик. Так что было что обсудить.
-- И к какому выводу вы пришли после тесного с ними общения?
-- Вы знаете, они очень тонко чувствуют фальшь.
-- А вы не обратили внимания на количество женщин, которые работают у них в структурах госдепартамента и совета нацбезопасности?
-- Знаете, почему у нас в органах власти очень мало женщин? Потому что у нас уродливая психология! Мы считаем, что женщина не может быть умнее мужчины. Еще как может! Но это трагедия отдельно взятого мужчины, который является мужем такой женщины, а не общества.
«Случались моменты, когда становилось сложно дышать»
-- Ваш кумир в политике не женщина ли случайно?
-- Нет. Я испытываю глубокое уважение к де Голлю, который умел подняться над собой и псевдоинтересами своей страны. Увлечен Черчиллем. Это настолько интересная, богатая, масштабная личность… Для моего поколения, конечно, Черчилль был враг номер один. Больше, чем любой американской президент. Но для меня он стал примером политика, который прошел испытание властью. Немногим это удается.
-- Владимир Павлович, вы по-прежнему много читаете?
-- Во время недавней болезни прочел две книги: «Дипломатия и политика» Анатолия Зленко и «Украина -- не Россия» Леонида Кучмы. И пришел к выводу, что пора уже садиться и самому писать.
-- Решили взяться за мемуары?
-- Еще не знаю, будут ли это мемуары. В мемуарах каждый автор начинает себя любить, любоваться собой. Ему трудно свои поступки оценивать так же жестко, как других.
… Недавно прочитал «Алхимик» Пабло Коэльо, которого так хвалили. И вдруг понял, что эту книгу можно было не читать до конца. Можно было остановиться на половине. Дело в том, что там нет сюжета. Там есть глубокое проникновение в суть человеческой души… Подобное я ловил в собственных рассуждениях. Но, естественно, не смог бы передать столь образно, в такой форме, как это сделал Коэльо. Просто иногда со мной происходили непонятные вещи. Не хочу клеветать на свою жизнь, она была у меня не трудной, но и не все гладко было. Случались моменты, когда сложно становилось дышать. И я вдруг начинал понимать, что все исправится и будет так, как я и предполагал. Я не знаю, что на меня находило, но у меня появлялись силы, вера…
-- В то, что рассвет всегда наступает только после самого темного времени суток?
-- Я в это абсолютно верю.
Читайте нас в Facebook
