«со временем никита хрущев становился все более жестким, и его, разоблачившего культ личности, мы стали называть -- культик»
-- В 1953 году, после смерти Сталина, меня вызвали в КГБ мои бывшие начальники, -- рассказывает Александр Федоренко, -- и сообщили, что принято решение о строительстве новых государственных дач. Вы из Ялты, сказали мне, все там знаете, поедете туда комендантом, начальником строительства. Я тогда был старшим лейтенантом в действующем резерве КГБ. Не стал возражать, мол, у меня квартира в Москве, мебель купил… Дал согласие на переезд. И уже на следующий день был на месте, между Ливадией и Нижней Ореандой, где и планировалось строительство новых госдач…
«У Никиты каждый день был какой-то праздник»
-- О строительстве дач в Форосе речи не было? Ведь Горбачеву почему-то не подошли прежние госдачи.
-- Действительно. Хотя все они пустовали и в любую секунду там можно было принять любое количество гостей. Так нет же, Горбачев начал строить новую в Форосе, где ни кола ни двора, где оползни. Туда ведь Никиту Сергеевича привозили, но он отказался: нет, товарищи, тут нет ни воды, ни коммуникаций, ни электричества, из-за дачи нести такие колоссальные затраты безрассудно!
-- Как проводил свой отпуск Никита Хрущев?
-- У Никиты почти каждый день был какой-то праздник. Или день рождения, или просто так гости приходили. Два-три раза в неделю собирался узкий круг людей. Мы, обслуживающий персонал, повара, сидели на кухоньке, немножко выпивали и Никиту на чем свет ругали!
-- А было за что?
-- Вначале Хрущев был более мягким человеком, а со временем, после разгрома антипартийной группы, стал жестче. Мы, коменданты, его, разоблачившего культ личности, стали между собой называть Культик! Он отобрал льготы у руководителей, отобрал машины. До того дошло, например, что Ворошилову пришлось просить у меня машину: «Товарищ комендант, дай мне свою «Победу». -- «Что за разговоры, конечно!» А Ворошилов продолжает: «Я поеду на Ай-Петри, там сразу отпущу машину, а возвращусь пешком». И действительно, водитель отвез Ворошилова с охраной на Ай-Петри и вскоре вернулся. Прошло время, и Ворошилов пришел прямо на вторую дачу! Его охранники ногами еле передвигают, а Ворошилову хоть бы что…
В то же время Никита приглашал к себе на дачу Шолохова. Помню, сидит Шолохов один на пляже, беленький такой, щупленький, в трусах. Даже плавок у него не было. Думаю: это ж надо, в таком человечке такая огромная силища!
-- А как Хрущев и его гости добирались на госдачу? Тогда ведь, кажется, еще не было нынешней хорошей трассы на Ялту.
-- Они приезжали из Симферополя на машине в Алушту, а там садились на пограничные катера, которые прямиком мчались к причальному мостику на даче.
Как-то Хрущев приехал на отдых вместе с несколькими членами Политбюро. Когда все вышли из катера, Никита Сергеевич, вместо того, чтобы идти к дому, отправился на пляж, в конце которого находилась калитка -- проход на Ливадийский пляж. Оказалось, он неспроста пошел туда. Там собралось много народу. Из сообщений в печати люди знали, что Никита Сергеевич собирается на отдых в Крым. И вот он решил с ними пообщаться. Поговорил с людьми, может, поддатый был, и пошел обратно.
А однажды прямо на пляж, где отдыхал Хрущев, проникли мужчина и женщина, якобы для того, чтобы о чем-то попросить… Хрущев был возмущен, тут же позвонил начальнику КГБ и потребовал срочно разобраться, сделать выводы, наказать виновных!
Или вот такой случай. Звонит как-то дежурный, который на воротах дачи стоял, и говорит мне: у ворот собрались 50 человек -- жаловаться пришли. Звоню в комендатуру: что делать? Отвечают: ты начальник, сам и решай! Я позвонил в автопарк, чтобы прислали автобус. Вахтер вышел к этим жалобщикам и сказал: мол, так и так, Никита Сергеевич на охоте, за Алуштой. Ждать его бесполезно, садитесь в автобус. В общем, увезли этих людей, автобус вернулся, а через два часа все снова собрались у ворот.
-- А Никита Хрущев выходил к ним, разговаривал?
-- Нет, конечно. Да никто ему и не говорил о подобном. Отдыхает человек, чего ты идешь к нему? У тебя совесть есть?
«Из Югославии, где Хрущев гостил у Тито, он привез диких фазанов»
-- Вообще, Хрущев неугомонный был, не мог сидеть на месте, -- продолжает Александр Илларионович. -- Решил он поехать в гости к Тито. Раз-два, кнопку нажал, в машину сел -- и полетел в Югославию. Дня три он там с ним пьянствовал. И охотился. Вдруг звонок: «Прилетаем в Симферополь через два часа, через час будем в Ялте, везем сто диких фазанов, зашитых в корзинки. Приготовьте для них место». Хорошо, что на даче была металлическая беседка для вьющегося винограда. Мы ее сеткой-рабицей накрыли, сделали калитку. Только закончили все, как машина подъезжает. Из нее выходит Тито, из второй машины -- его жена Илонка с женщиной, сопровождавшей ее.
Так мы начали разводить на даче фазанов. Чего только не делали для них, инкубатор специальный соорудили, но они в неволе не плодились. Даже кур-несушек пытались использовать, на фазаньи яйца сажали. Все бесполезно…
Как-то мы с врачом Никиты Сергеевича (потом, кстати, он был врачом у Вышинского) стоим на веранде, он фазанами любуется. Я и говорю медику: «Слушай, ты же все время рядом с Никитой Сергеевичем находишься, скажи ему, что он неправильно ударение ставит на таком-то слове». Врач отвечает: тебе нужно, ты и скажи! Говорю ему, мол, у меня другие обязанности -- обеспечивать его безопасность. Тогда-то врач и рассказал, что имел неосторожность сделать замечание Хрущеву, что он не так слово выговаривает. Никита Сергеевич грозно посмотрел на доктора: «А-ну повтори! Я тебе сейчас коленкой под зад как дам! Ты пролетишь Москву и сядешь за Москвой! Далеко-далеко. Понял?!» С тех пор делать замечания он не отваживался.
Да и у меня самого был один эпизод, когда я позволил себе возразить Хрущеву. Никита Сергеевич попросил меня подготовить вторую дачу для передачи Совету Министров. Я не сдержался и сказал: «Никита Сергеевич, этого делать нельзя!» Ведь мы столько сил на это положили, работа была налажена, отопление, связь, водоснабжение -- все находилось в одних руках. «Ну и что?» -- говорит он. «Как что?! -- отвечаю, -- хозяйства-то разные! Это -- КГБ, а то -- Совет Министров!» Никита Сергеевич у меня спрашивает: «А советская власть у нас одна?» «Советская власть у нас одна, -- отвечаю ему миролюбиво. -- А ведомства -- разные. Причем КГБ иногда сильнее советской власти». Смотрю, глаза у него во-от такие круглые стали! И молчит. Сколько минут мы смотрели друг на друга, не помню… Он пошел к себе, я -- к себе. А в голове одно вертится: зачем мне надо было это говорить?
Снимаю трубку и звоню Аджубею: «Алексей Иванович, я попался! Никита Сергеевич решил отдать вторую дачу Совету Министров. А я сказал, что делать этого не надо». «Ты правильно сделал, -- говорит Аджубей. -- Завтра утром выходи, когда мы будем прогуливаться с Никитой Сергеевичем. Положись на меня». Назавтра все делаю, как договорились. Встретились, поздоровались. Аджубей идет слева от Никиты. Я еще левее. «Никита Сергеевич, тут комендант переживает, бедный. Мне его жалко, он попал впросак. А вообще, мне кажется, он правильно сделал, -- говорит Аджубей. -- Вы поймите, как это, самим все построить, выстрадать, освоить и вдруг кому-то отдать?» Никита молчит. Аджубей снова к нему обращается: «Может, он поступил не так. Но все-таки напрямую к вам обратился». Хрущев так ни слова и не проронил. Тем не менее после этого я еще лет пять прослужил.
Я долго думал, почему он решил угодить Совету Министров и отдать дачу. А потом понял, что ему просто было неудобно. Наши с Советом Министров дачи разделял забор, в котором была калитка. Однажды Никита собрал всю свою семью, и мы пошли на совминовскую дачу в Нижнюю Ореанду. Там был дикий пляж -- ни мостиков, ни лежаков, ни тентов! «А это что?» -- спросил Никита у проходившего мимо человека и показал на «сооружение» -- четыре кола, на которые натянута грязная парусина. Да тут, говорят ему, Ульбрихт (лидер компартии ГДР. -- Авт. ) ходит в туалет…
«Фурцева ходила в простеньком ситцевом платьице, а ее муж был одет с иголочки»
-- Однажды у Хрущева было торжество, и машина привезла для него два ящика импортного вина, -- рассказывает Александр Федоренко. -- Мы их распечатали, и официантки поставили несколько бутылок в столовой. Когда Никита вернулся с пляжа и увидел эти бутылки, очень удивился. «Откуда бутылки?» -- спросил Хрущев. Знал, что со спецбазы такие не могли привезти. Позвали начальника охраны полковника Литовченко. Прямо в столовой он начал его «кромсать»: «Немедленно собери бутылки и отправь туда, откуда их привезли!» Не любил Никита Сергеевич подачки.
-- А подарки ему дарили?
-- Конечно. Секретарь компартии Польши подарил ему столовый набор из серебра. Янош Кадар (секретарь компартии Венгрии. -- Авт. ) прислал Хрущеву несколько ящиков с венгерским сухим вином. Но почему-то это вино так на складе и осталось. Когда Никита уехал, мы по бутылочке за обедом в течение месяца его пили. Он предпочитал более крепкие напитки.
За десять лет, что я был комендантом, мимо меня прошло столько людей: Сталин, Хрущев, Ворошилов, Микоян, Щербицкий, Брежнев, Фурцева, Жуков, Косыгин. Это были личности! Например, Фурцева -- простая, умная, доброжелательная женщина. Помню, зовет ее как-то Никита, а она быстренько губки накрасила и бегом. Я ей говорю: не спешите. Но она иначе не могла, очень подвижная была -- в волейбол, баскетбол, футбол играла, на лодке каталась. Что хочешь умела! Она, помню, с дочерью отдыхала. А муж ее был послом в Югославии. Иногда приезжал к ней в Крым. Он респектабельный, с иголочки одетый, а она -- в ситцевом платьице, в тапочках на босу ногу. И семья Хрущевых в одежде не выделялась, очень простые люди были. И дети их тоже.
-- Как относились к обслуживающему персоналу младшие члены семьи?
-- Один раз ко мне прибегают слесари: «Александр Илларионович, Никитка, топором рубит скамейки в парке». Это старший внук Хрущева, сын Аджубея, лет семь-восемь ему тогда было. Я иду туда: «Здравствуй, Никитка!» Он -- мне: «Здравствуй!» На ты со мной говорит. «Что ты делаешь», -- спрашиваю. -- «Что, не видишь? Рублю!» -- «Зачем скамейки рубить? Они сделаны для того, чтобы твой отец, мать, бабушка, дедушка, братики сидели!» -- «А ты для чего? -- переспрашивает пацан. -- Я рублю, а ты будешь ремонтировать!» «Ясно, -- отвечаю ему, -- но хочу сказать тебе, как мужчина мужчине: я никому -- ни отцу, ни матери, ни дедушке -- не пожалуюсь. Ты представляешь, как они к этому отнесутся?» Он замолчал, а потом говорит: «Ладно, я подумаю»… Больше не шкодничал. Вот видел его по телевизору, интервью давал.
-- А он правду о деде говорит?
-- О нем, между прочим, все родные говорят правду: ничего не скрывают, не восхваляют. Как и Светлана о Сталине. В принципе, все передачи о Хрущеве соответствуют действительности. Другое дело, какие в них выводы делают. Например, зачем об этом башмаке постоянно вспоминать? Стучал он им или не стучал, оказывается, никто точно не знает. Все шито белыми нитками. Только бы опорочить строй, в котором мы родились, выросли, выучились, детей воспитали.
289Читайте нас в Facebook
