Народный артист украины степан олексенко: «в меня была влюблена наталья ужвий. И в знак своего расположения… Щипала»
Актерская судьба рискованна и непредсказуема, как лотерея: можно получить сразу все, а можно остаться ни с чем. Послужной список Степана Олексенко безупречен в своей стабильности -- 40 ролей в кино и почти 40 лет на сцене Национального украинского драматического им. И. Франко. И вдруг Киев облетела весть: Степан Степанович репетирует «Милого лжеца» в… Русском драматическом театре имени Леси Украинки.
«Представ перед приемной комиссией, понял: я тут никому не нужен»
-- Степан Степанович, откройте секрет: как вы, актер Театра имени И. Франко, попали на сцену, можно сказать, прямых конкурентов -- Русского драматического театра имени Леси Украинки?
-- Михаил Юрьевич Резникович уже несколько лет говорит, что я ему нравлюсь как артист и он хотел бы видеть меня в одном из спектаклей театра. А весной позвонил и предложил сыграть в пьесе «Милый лжец». «Ого!» -- только и сказал я. И согласился. Ставит спектакль Юрий Аксенов (он, как и Резникович, ученик Товстоногова), а репетируем мы вдвоем с Таней Назаровой. Когда-то я видел в «Милом лжеце» Анатолия Кторова и Ангелину Степанову во МХАТе. Он -- чопорный, крахмальный, она -- тонкая, строгая. Спектакль, даже с такими гениальными актерами, был очень длинным, утомительным, да и конфликта и юмора, как мне показалось, в нем было маловато. Мы же налегаем именно на это, все-таки Бернард Шоу -- самый большой насмешник в мире.
-- Ваша семья имела какое-нибудь отношение к театру?
-- Никакого. Отец всю жизнь проработал по партийно-хозяйственной линии, зато мама -- творческий человек от природы. Она нигде не училась музыке, но прекрасно играла на фортепиано. Написала два романа, и это при том, что нас у нее было шестеро пацанов. Как она справлялась, ума не приложу! Меня же с детства называли артистом за то, что я любил переодеваться и что-то изображать. В школе занимался в драматическом кружке, потом играл в народном театре. И хоть прекрасно рисовал, понимал -- поступать буду только в театральный!
-- И поступили…
-- … в Киевский театральный институт имени И. К. Карпенко-Карого. Правда, поступал дважды. В первый раз как-то не успели меня в первый день прослушать (очень уж наплыв был большой), когда же на второй день, наконец, предстал пред очи комиссии, понял: я тут никому не нужен. Курс тогда набирали очень хорошие преподаватели -- Карасев и Верхацкий. Но когда я зашел, Верхацкий… уже спал, Карасев стоял ко мне спиной и смотрел в окно. Я что-то промямлил, но никто меня не слушал. И слава Богу, что так получилось!
-- ?!
-- На следующий год я поступил на курс к гениальному педагогу -- Леониду Олейнику! Да и за мастерство на экзамене я получил 5 с плюсом. У нас был потрясающий актерско-режиссерский курс, где учились Сергей Данченко, Владимир Опанасенко, Толя Дядюра, с которыми я дружил.
«Однажды я нечаянно воткнул себе в колено шпагу. Слава Богу, обошлось»
-- Насколько я знаю, ваши студенческие годы ознаменовались еще одним важным событием.
-- Я снялся в «Гамлете».
-- И как же вам, украинскому актеру, это удалось?
-- Думаю, все решил случай. А материализовался он в лице Инны Мочаловой, которая работала в актерском отделе «Ленфильма», а потом стала ассистентом по актерам у Козинцева. В поисках новых лиц она ездила по стране и однажды пришла к нам в институт. В перерыве между лекциями на лестнице увидела меня и спросила: «Молодой человек, вы не хотите сняться у Козинцева?» А я понятия не имел, кто это такой! Так ей об этом и сказал, она пояснила: «Он -- режиссер-постановщик фильмов «Юность Максима», «Выборгская сторона. А сейчас собирается экранизировать «Гамлета», и вы могли бы сыграть Лаэрта или Фортинбраса». А я и «Гамлета» еще не читал. Ну, не читал! На первом курсе ведь дело было… В общем, договорились мы с ней встретиться на следующий день возле памятника Ленину, но я, конечно, не пошел. Звонит Инна Григорьевна, со скандалом: «Степан, в чем дело?!» Спустя какое-то время меня вызвали на пробы. Попробовался и уехал.
-- Надеялись?
-- Я не рвался сниматься. Во-первых, мне очень нравилось учится, а во-вторых, я только-только женился, и летать на съемки в Ленинград как-то не хотелось. Вскоре пришло письмо от Инны Григорьевны, в котором она писала: «К сожалению, вы еще очень молоды. Но не расстраивайтесь, вы очень понравились Григорию Михайловичу и, возможно, в будущем еще сниметесь в одной из его картин». А я как раз отпустил длинные волосы -- надо было по роли. Пошел, коротко постригся и забыл о «Гамлете». Это было весной… А осенью Инна Григорьевна опять позвонила: «Степа, Григорий Михайлович пересмотрел все пробы (а пробовались тогда и Ивашов, и Шалевич, и даже Демьяненко -- знаменитый Шурик) и решил вернуться к вам». Я опять поехал. Что-то мне там к моим коротким волосам присобачили, сделали новые пробы и -- молчок. Мерзну в Ленинграде день, мерзну второй, спрашиваю: «Что же вы меня домой не отправляете?» Отвечают: «Вас утвердили, будете сниматься!» «Какое, -- говорю, -- сниматься! Мне домой надо!» Молодой был, глупый.
-- Съемки долго длились?
-- Почти три года: снимать начали в 1961 году, а в 64-м состоялась премьера. Была очень длинная экспедиция в Эстонию, в Кейла-Йоа. А как тяжело было физически! Одно фехтование чего стоило: шпаги настоящие, из Эрмитажа, весом семь килограммов и длиной больше метра. Однажды нечаянно я ее себе в колено воткнул, слава Богу, обошлось.
-- Каким вы запомнили Козинцева?
-- Очень интеллигентный человек, энциклопедист, абсолютно неконфликтный. Он не очень умел работать с актерами. Знал, что должно получиться в результате, но не представлял, как этого достичь. По профессии он был художником, как и все они тогда -- Эйзенштейн, Пудовкин. «Степан, -- говорил он мне, -- покажите, как вы будете это делать». Я показывал. «Ужасно!» -- делал вывод режиссер. И я, студент, своим умом доходил до нужного состояния. Козинцев внимательно следил: «Вот… еще… еще… Йонас, снимаем!» Так, методом проб и ошибок, он добивался того, чего хотел.
-- Как вам работалось со знаменитыми партнерами?
-- Тяжелее всего было работать со Смоктуновским. Возможно, потому, что я только начинал сниматься, а он уже был выдвинут на Ленинскую премию за фильм «Девять дней одного года». Но с другими глыбами -- Юрием Толубеевым, Михаилом Названовым -- общаться было настолько легко, что я, играя, забывал о камере, о режиссере. А вот между мной и Иннокентием Михайловичем будто бы стена какая-то стояла. А что творилось у меня в голове! Уже потом я понял, что он как-то влиял на мой мозжечок. Я потом долго не мог от него отделаться: бывало, репетирую и вдруг замечаю, что я не то чтобы копирую Смоктуновского, просто он «сидит» во мне. И знаете, в чем-то мне это помогло. Репетируя «Антигону», я пожаловался ассистенту Эльдару Алексидзе: «Что такое, никак не могу отделаться от Кеши!» И он мне ответил: «Это же хорошо! На его плечах ты вырастешь». Так и случилось. Я перестал ему подражать, но эта актерская манера во мне осталась. Благодаря влиянию Смоктуновского я стал лучше понимать свою профессию, осознавать то, что раньше делал на подсознательном уровне, смог играть разные роли.
А Вертинская-Офелия тогда ведь совсем девочкой была. Школу закончила в 1963 году, как раз в разгар съемок (в «Алых парусах» ей вообще лет 15 было). Интересно: Иннокентию Михайловичу было 42 года, мне -- 22, а Вертинской -- 17…
-- После премьеры вы проснулись знаменитым?
-- Скорее всего, я это ощущал по телеграммам и звонкам с киностудий -- было очень много предложений сниматься! Но я так устал от съемок и так хотел учиться, что отказывался.
-- Сейчас вы об этом не жалеете?
-- Конечно, жалею! Однажды я был одновременно утвержден в четыре картины, ставшие впоследствии знаменитыми: «Офицеры» на роль Ивана Вараввы (ее сыграл Вася Лановой), «Тени исчезают в полдень» на роль Анисима, мужа Марьи (эта роль, ее играл Лев Поляков, по-моему, не получилась), «Руслан и Людмила» -- на роль Руслана и «Визит вежливости» Юлия Райзмана. От первых трех я отказался, а вот к Райзману очень хотел поехать -- еще бы, такой мастер! Но директор театра меня не отпустил, дал телеграмму, что я занят и не могу сниматься. А без его разрешения тогда было никак нельзя… До этого я был утвержден на роль Разумихина в «Преступлении и наказании» у Льва Кулиджанова, но меня тоже не отпустили. К тому же, я не умел организовывать себя на одновременную работу в нескольких местах: ну, как это сниматься сразу в двух фильмах, ездить туда-сюда, да еще и в театре играть? Честно говоря, за славой я никогда не гнался, от многого отказывался. Не нравился сценарий -- не соглашался. В результате снялся в сорока фильмах, а могло бы быть гораздо больше.
«Министр культуры Ростислав Бабийчук ткнул в нас пальцем и сказал: «Вот этих ребят -- в Театр Франко!»
-- Вы востребованный театральный актер. Можно сказать, что театр компенсировал вам потерянные роли в кино?
-- Конечно! В театре я сыграл ролей сто, а то и больше. И все это не эпизоды, а главные роли. Так что должен был наиграться…
-- Вы всю жизнь преданы одному театру. Как думаете, это судьба?
-- Я ведь должен был идти работать как раз в Театр имени Леси Украинки. Режиссерская коллегия театра, в которую тогда входили Соколов и Розин, нас с супругой (Марина Герасименко, актриса театра имени И. Франко. -- Авт. ) заметила еще на первом курсе, следила за нами, ждала, когда закончим институт. Уже и заявка на нас была… Но получилось так, что министр культуры Ростислав Владимирович Бабийчук в кои-то веки зашел к нам в театральный институт и увидел дипломный спектакль «Назар Стодоля», где я играл Назара, а Марина -- Стеху. Ткнул в нас пальцем и сказал: «Вот этих ребят -- в Театр Франко!»
-- Теперь вы -- один из немногих представителей старшего поколения театра. Как чувствуете себя в этой роли?
-- Ужасно! Всю жизнь чувствовал себя пацаном. Помню, как только пришел в театр из института и у нас по коридорам ходили мэтры! Я же до сих пор хожу в джинсах, кроссовках и корифеем себя не ощущаю. Мы, «войны шальные дети», на долгие годы остались невзрослыми. Понимаю, что много сыграл, много знаю и умею, но все равно молодые ребята называют меня Степой, а не Степаном Степановичем.
-- Кого из великих вы застали?
-- Да многих! Милютенко, Гашинского, Яковченко, Пономаренко, Ужвий. С некоторыми из них мне посчастливилось играть, с Ужвий, например, в «Дяде Ване». Наталья Михайловна, конечно, великолепной актрисой была, а женщина какая интересная! Она до конца жизни оставалась женщиной, не позволяла себе состариться, опуститься, поддерживала себя в хорошей форме -- и творческой, и физической. Помню, ехали мы из Минска в Киев, она стояла в коридоре вагона и делала… экзерсисы. А ведь шел 1967 год, и лет ей было, скажем так, немало. Много интересного знала, а как рассказывала! В буфете, под коньячок, могла вспоминать бесконечно, и не было ощущения, что она мэтресса, а мы -- пацаны, все были на равных. Одно время она, кажется, даже была влюблена в меня и в знак своего расположения… щипала. А как при этом загорались ее изумрудные глаза!
-- Наверное, вы знаете множество актерских баек?
-- Их очень любил рассказывать Николай Яковченко. Звал нас с Яковом Сиротенко: «Степа, Яша, йдiть сюди!», и -- начинал травить. Например, знаменитая история, как они с фронтовой бригадой побывали на Сталинградском фронте. Пригласил их к себе Хрущев, который был тогда членом Реввоенсовета фронта. Выпили раз, выпили второй, и вдруг Яковченко говорит: «Никита Сергеевич, разрешите доложить!» -- «Что такое?» -- «У нашего великого артиста Амвросия Бучмы (а Бучма как раз приболел, и на встрече его не было) завтра день рождения!» Тут же принесли огромную корзину, а в ней -- водка, вино, закуски! Вышли наши артисты от Хрущева, и Гнат Петрович Юра толкает Яковченко локтем: «Что ты мелешь?! У него же только через полгода день рождения».
-- Есть черта, которую вы не можете переступить на сцене?
-- Думаю, в каждом актере есть все, задача режиссера -- разбудить это и вытащить наружу. Я отказывался от ролей дважды, и оба раза -- в кино. Например, в картине Владимира Денисенко «Осяяння» надо было играть какого-то слизняка. Уж лучше играть отрицательные роли. В картине Мащенко «Все побеждает любовь» играл смершиста -- такую подлюку! На премьере в Доме кино Ельченко, который был тогда секретарем по идеологии, сказал мне: «Як можна таке грати?!» А какая роль была у меня в спектакле «Грех» по пьесе В. Винниченко! Сволочь, но умница, психолог. Еще я отказался сниматься у Юрия Герасимовича Ильенко в его «Белой птице с черной отметиной». советский солдат-освободитель, которого предлагали сыграть, показался мне таким негодяем и ничтожеством! Эту роль сыграл Леня Бакштаев…
-- Каково работать в одном театре с женой-актрисой?
-- Мне трудно сравнивать, ведь я ничего другого не знаю. Мы с Мариной вообще всю жизнь вместе, а сколько всего переиграли! Трудно представить, что моя жизнь могла бы сложиться по-другому. Дочь -- теперь она тоже актриса Театра имени И. Франко -- выросла за кулисами, теперь точно так же растет внук. Одно время он очень увлекался театром, все мои роли знал наизусть, подсказывал, как играть: «Степа, ну что ты так падаешь, вроде бы страшное событие произошло. Спокойнее надо». А теперь вот всерьез занялся футболом.
Читайте нас в Facebook
