Будущий маршал филипп голиков, возглавлявший в начале сороковых годов главное разведывательное управление красной армии, принимал роды у своей жены, когда она рожала шестого ребенка
Маршала Советского Союза Филиппа Ивановича Голикова историки ругают и хвалят одновременно. Ругают за то, что накануне войны, будучи во главе главного разведывательного ведомства страны, он якобы не докладывал руководству страны о неопровержимых фактах подготовки нападения Германии на СССР. Но тут же сами авторы обвинения делают оговорку: Сталин не желал об этом слышать и не верил ни одному разведдонесению. А хвалят маршала за то, что во многом благодаря стараниям Филиппа Ивановича, в августе 1941 года возглавившего советскую военную миссию в США, уже через два месяца был подписан с Америкой договор о ленд-лизе и в тяжелейшее время Советский Союз получил в помощь тысячи танков и пушек, миллионы тонн стали и взрывчатки. Но мало кто знает, что буквально за несколько месяцев до назначения на высокую должность Филипп Голиков был уволен из армии и его ожидал арест. Для осуществления этого не хватило лишь одной подписи.
«Родить еще одну девочку мои родители поклялись у гробика умершей пятилетней дочки»
-- В нашей семье всегда было особо трепетное отношение к детям, можно сказать, культ ребенка, -- рассказывает дочь маршала Советского Союза Филиппа Голикова Нина Голикова. -- Даже когда я уже вышла замуж и родила ребенка, папа настаивал на том, чтобы мы жили все вместе в одной квартире. На возражения моего супруга он возмущенно отвечал: «Я хочу, приходя домой, видеть своих внуков. Как это так: приду с работы, а дома будет тихо». Думаю, что на такое отношение моих родителей к внукам и детям в какой-то степени повлияла трагедия, которую им пришлось пережить в молодости. К 31 году моя мама уже шесть раз рожала! Но только трое из рожденных детей выжили.
Первые два мальчика умерли в голодные годы после гражданской войны. Но родители мечтали иметь не меньше троих детей. И мама рожает еще трижды. На свет появились два моих старших брата и сестра. В пять лет девочка тяжело заболела и умерла. За несколько дней до смерти в 1925 году сестричка, будто бы чувствуя приближение конца, едва слышно прошептала слабеющим голоском: «Бедная мамочка, у тебя остаются одни хулиганчики». Когда девочку похоронили, над ее гробиком папа и мама поклялись родить еще одну девочку. А мое рождение произошло при весьма необычных обстоятельствах.
В то время -- а это был 1931 год -- мы жили в Самаре. И вот буквально накануне маминых родов папа получает приказ о переводе в Саратов. Отец предложил маме родить в Самаре, а после этого приехать к нему на новое место назначения. Но мама отказалась: она боялась отправляться в дальнюю дорогу с младенцем на руках и еще двумя малолетними детьми, боялась снова потерять долгожданного ребенка. Так и случилось: в роддом мама не поехала, и родители приняли решение рожать дома. Когда пришел срок, папа сам принял роды у мамы. Все прошло без осложнений -- ребенок родился здоровым, мама тоже чувствовала себя превосходно. Так на свет появилась я.
Что удивительно, спустя почти двадцать пять лет, в 1954 году, когда папа был командующим отдельной механизированной армией, дислоцировавшейся в Румынии, он написал мне письмо. К тому времени я училась в университете на филологическом факультете. Папа писал, дескать, хорошо бы тебе, дочка, посетить то место, где ты родилась. Он сообщил адрес в Самаре, где они раньше жили, и я поехала туда. Дом нашла быстро. В нашей квартире на первом этаже давно уже жили другие люди, не подозревавшие, что когда-то здесь обитала семья теперь уже известного военачальника. Жильцы очень удивились, впустили меня в дом, показали ту самую комнату, где папа принимал роды и на свет появилась я. Жильцы квартиры были настолько растеряны моим появлением, что, когда я осматривала комнату, женщина спросила: «Неужели вы все помните?» «Нет, -- ответила я, -- меня увезли отсюда в двухнедельном возрасте… »
«От простуды нас с братьями отец лечил кагором»
-- Решение рожать дома было авантюрой или Филипп Иванович полагался на какие-то свои знания?
-- Папа никогда не сделал бы такой шаг, если б не был уверен в своих силах. Дело в том, что его отец, мой дед, был земским лекарем. Это был уникальный человек, обладавший разносторонними знаниями. Он лечил грипп, воспаление легких, тяжелые вирусные заболевания, умел рвать зубы, принимать роды, залечивать переломы. Папа рассказывал, что ни одному больному, каким бы сложным заболеванием он ни страдал, дед не отказывал. При этом не брал платы с пациентов, а довольствовался зарплатой, получаемой в земстве. Мама рассказала мне такую историю. Как-то дедушка пришел домой и увидел в кладовой сотню яиц. Хоть у них было свое подсобное хозяйство, но столько яиц куры не могли снести. Дедушка спросил у супруги, откуда столько добра. Оказалось, какой-то пациент так отблагодарил его. Дедушка разозлился, что жена приняла подарок, и пригрозил ей: если такое повторится -- выгонит из дому.
Но вернемся к папе. Он с 14 лет работал вместе с дедушкой, помогал ему, обучался лекарскому делу. Постепенно овладел практически всеми навыками своего отца, а когда стал постарше, иногда и подменял его. Папа как-то признался мне, что мечтал получить медицинское образование и продолжить семейную династию. Дедушка действительно передал папе основательные знания. Помню, однажды мой сынишка пожаловался на боли внизу живота. Вызвали доктора, который после осмотра сделал заключение, что что-то не в порядке с печенью. Через какое-то время пришел с работы папа (он тогда уже возглавлял Главное политическое управление Советской Армии), естественно, узнал, что заболел внук. Осмотрев его, он с уверенностью поставил диагноз аппендицит. Несмотря на наши возражения, он отвез внука в больницу, где ему сделали операцию. Причем буквально в последний момент. Так что благодаря ему мой сын был спасен.
А о себе и братьях я вспоминаю такую деталь: от простуды отец лечил нас натуральным кагором. По столовой ложке три раза в день! Если бы не революция и гражданская война (отец в восемнадцать лет вступил добровольцем в Красную Армию), вполне возможно, что папа осуществил бы свою мечту и стал врачом.
-- В одной из биографий маршала Голикова я нашел интересную деталь -- Филипп Иванович был противником всяческих подарков и даже конфликтовал из-за этого с сослуживцами.
-- Да, это было. Наверное, папа был в деда такой бескорыстный. Он принимал подарки только в день рождения. А в то время среди военных и чиновников было принято вручать друг другу презенты по случаю каких-то визитов или общественных праздничных дат. Папа этого не понимал и все подарки, которые ему все-таки вручали, сдавал государству. Естественно, подчиненные должны были брать пример с начальства. Это очень не нравилось многим офицерам, а еще в большей степени их женам. Ведь жили все тогда довольно скромно и рады были любой мелочи. Оттого на отца и косились.
Помню случай, который произошел в Румынии, где папа командовал армией. К ним приехала делегация китайских военных. Не обошлось без подношений. Пока папа был занят гостями, к нему в приемную занесли огромное количество подарков. Его адъютант, не мудрствуя лукаво, погрузил все эти дары в машину и привез к нам домой. Как мы радовались подаркам! Чего там только не было: вазы из китайского фарфора, всевозможные изделия из мрамора, шелка, картины! Мне больше всего запомнились костяные шары, вырезанные один внутри другого. Я никак не могла понять, как такое можно сделать. И тут приехал папа. Увидев все эти вещи, он очень рассердился, тут же вызвал адъютанта и приказал все вернуть назад. Наши уговоры не возымели действия. Мы лишь смогли уговорить папу оставить маленькую коробочку китайского чая. Тогда это было дефицитом. Вечером во время чаепития мы подшучивали над папой, мол, мама тебя все-таки одолела.
-- Работа Филиппа Ивановича предполагала многочисленные поездки. Хоть оттуда он привозил домой подарки?
-- Конечно, привозил. Никогда не забуду, как папа приехал из США, где в августе 1941-го возглавлял советскую военную миссию. Нас удивило, что он привез огромное количество детских вещей, какие-то женские кофточки, блузочки. Все было подобрано со вкусом и подходило по размеру. Мы такого от папы не ожидали, ведь он никогда не ходил с нами в магазин, не покупал нам и маме вещей. Мама не сдержалась: «Как же ты умудрился все это купить?» И тут папа виноватым голосом рассказал, что все это добро покупал не он. Более того, даже не знал, что везет своим детям и жене. Как оказалось, уже перед самым отъездом сотрудницы советского посольства предложили помочь ему в выборе подарков. Они взяли доллары, которые ему выдали на командировку, попросили фотографию жены и детей, поинтересовались размерами, возрастом, ростом и отправились по магазинам. После чего вручили папе аккуратно упакованные пакеты. С тем он и прилетел домой. Помню, нам тогда больше всего запомнились детские кожаные куртки и джинсы -- вещи, о которых советский человек в то время мог только мечтать. Папа был очень доволен, что подарки нам понравились. Ведь, несмотря на занятость, он все-таки старался уделять нам внимание.
Однажды моя четырехлетняя дочка Вера нарисовала рисунок, где изобразила деда и сделала подпись: «Мой ДЕДО». Папу это очень растрогало. В уголочке этого же листочка он мне написал: «Нина, обязательно сохрани» -- и поставил подпись: «Вера. 4 года 38 дней. »
«Ворошилов был единственным, кто не подписал санкцию на арест Филиппа Голикова»
-- Филиппа Ивановича постигла участь многих наших выдающихся полководцев -- в 1938 году он был уволен из Красной Армии…
-- Более того, он едва не разделил участь Константина Рокоссовского, который был арестован в 1940-м, провел в застенках несколько месяцев и освобожден накануне войны. Сначала папа был освобожден от занимаемой должности и уволен из армии. Это был тяжелейший удар, тем более что в семье подрастали трое детей, а он был единственным кормильцем. На работу устроиться не мог, жить стало сложнее, но родители как-то выкручивались, и на детях это сильно не отражалось. Только время от времени я замечала, как из дома исчезали мамины вещи: то какая-то хорошая кофта, то меховая шубка, подаренная папой.
Но о страшной беде, которая в тот момент нависла над нашей семьей, мы узнали только спустя годы. Как оказалось, после увольнения папу готовились арестовать по какому-то нелепому обвинению. Все документы и бумаги были уже готовы, необходимые подписи собраны. Последнее слово оставалось за наркомом обороны Климентом Ворошиловым. Когда ему принесли на утверждение санкцию на арест Филиппа Голикова, Климент Ефремович отказался ставить свою подпись. Он сказал: «Я не знаю ТАКОГО командира дивизии. » Ворошилов знал другого Филиппа Голикова -- знающего и толкового командира, блестяще командовавшего 61-й дивизией. Еще в 1934 году как нарком Ворошилов инспектировал дивизию и остался доволен и частью, и ее командиром. Добрая память Климента Ворошилова спасла нашу семью от трагедии. А вскоре папу неожиданно снова призвали на высокую должность -- по инициативе начальника генерального штаба маршала Семена Тимошенко он был назначен командовать Винницкой армейской группой войск. А позже Тимошенко выдвинул папу на должность руководителя Главного разведывательного управления. Как признавался отец, все эти назначения для него были полной неожиданностью.
Чем я особенно горжусь, так это тем, что в 1948-1949 годах мои родители собирали у нас на даче жен репрессированных военачальников. А ведь за такое запросто можно было угодить на Лубянку. За общение с родственниками врага народа можно было самому заработать такое клеймо. Тем не менее родители делали для этих людей все, что было в их силах. Знаю, что дочери одной из таких женщин папа помог поступить в институт. Девочка окончила школу с серебряной медалью, а в институт ее отказывались принимать как дочь врага народа, хотя она должна была поступать по собеседованию. Папа встретился с ректором института, и тот согласился допустить ее к экзаменационному конкурсу, что было довольно рискованно, пообещал позаботиться. Девочка поступила.
-- После столь неожиданного заступничества Ворошилова между ним и Филиппом Ивановичем сохранялись дружеские отношения?
-- Дружбы как таковой не было. Хоть папа и Ворошилов оба были людьми военными, но их пути не пересекались. Тем не менее уважительное отношение к отцу Климент Ефремович сохранял всегда. Никогда не забуду эпизод, связанный с юбилеем Ворошилова, кажется, было его 75-летие. Дело происходило в пятидесятые годы. В то время мы жили в большом доме на улице Грановского в Москве, и нашими соседями были семьи маршалов Конева, Буденного, Тимошенко, дипломата Вышинского (главного сталинского прокурора. -- Авт. ). Какое-то время, до избрания на пост секретаря ЦК КПСС, жил там Никита Хрущев. В одном подъезде с нами жил и Климент Ефремович. В день юбилея двери подъезда не закрывались -- огромное количество людей хотели поздравить уважаемого маршала. И вот под вечер, когда все уже стихло, в нашем доме раздался звонок. Трубку взял папа. Звонил Ворошилов. Разговор был короткий, после чего папа начал надевать парадный мундир. Когда мама поинтересовалась, куда он собирается, отец ответил: «Ворошилов попросил зайти. Говорит, что он устал от официоза и хочет по-дружески посидеть с кем-то за чашкой чая, помянуть старое. Вот он меня и приглашает». Ворошилов и папа просидели довольно долго -- папа вернулся домой к полуночи.
«Никита Хрущев распевал украинские песни, сидя в пижаме на лестнице в парадном»
-- Соседство с такими именитыми военачальниками как-то отражалось на жизни вашей семьи?
-- Мы никогда особо не ощущали, что рядом с нами живет, к примеру, Буденный. Каждая семья жила своей жизнью. В гости друг к другу почти никто не ходил. Многие пересекались, в основном, по работе. К тому же все знали, что за домом следят и разговоры могут прослушиваться. Поэтому, даже если и встречались, разговоры вели на очень нейтральные темы.
А вот дети обожали наблюдать за легендарными маршалами. Я знаю, что мальчишки особенно любили маршалов Тимошенко и Буденного. Они знали, кто на какой машине приезжал домой. Завидев автомобиль Семена Михайловича, мальчики выстраивались в шеренгу и приветствовали его по стойке смирно. Надо сказать, что маршал очень уважительно относился к детям и подыгрывал им. Какой бы усталый ни был, как бы себя ни чувствовал, он всегда чинно обходил строй ребятишек, отдавал честь и командовал «вольно». Дети были в восторге. Так же вел себя и маршал Тимошенко. А вот кого мы недолюбливали, так это Андрея Вышинского. Удивительно, но у него в карманах пальто или плаща всегда были конфеты. Каждый раз, выходя из дому, он угощал нас сладостями. Но улыбался при этом как-то натянуто и неестественно. Мы это чувствовали.
-- А какие отношения складывались с Хрущевым?
-- Никаких. Его недолюбливали многие жильцы нашего дома. Он жил в квартире на последнем, пятом этаже. Хрущев настолько неуважительно относился к окружающим, что мог выйти в пижаме в парадное, сесть на ступеньки и распевать (если это можно было назвать пением) украинские песни. Петь он мог долго -- полчаса--час. В эти минуты охрана никого постороннего в подъезд не пускала.
Даже когда он отсюда переехал, то «отголоски его славы» еще какое-то время на давали покоя жильцам дома. Дело в том, что когда он был избран секретарем ЦК, переехал в дом на Староконюшенном переулке. Там остался жить и после снятия его с поста. Но журналисты, в том числе иностранные, почему-то решили, что, лишившись высокого поста, Никита Серегеевич снова переехал в свою старую квартиру в доме на улице Грановского. Несколько дней толпа журналистов осаждала подъезд нашего дома, ожидая появления бывшего секретаря ЦК. Это было настоящей головной болью для всех жильцов: спокойно зайти в дом было невозможно. И первым не выдержал Семен Михайлович Буденный. Он вышел и парой горячих словечек отослал всех журналистов на Староконюшенный.
«Прогуливаясь по Львову, мы обязательно подходили к памятнику Адаму Мицкевичу»
-- Насколько известно, какое-то время Филипп Иванович командовал воинскими соединениями на Украине, жил в Киеве, Виннице, Львове…
-- Необычно то, что в Киевском Особом Военном округе в 1936 году он занимал одновременно две должности -- командира 8-й отдельной мехбригады и командира 45-го механизированного корпуса. Поэтому и жил он то на хуторе Грушки, где находился штаб бригады, то на улице Короленко (сейчас улица Владимирская. -- Авт. ). На Короленко у нас была большая квартира. В Киеве мне особенно запомнились Владимирская горка и памятник Богдану Хмельницкому. Именно эти достопримечательности отложились в моей детской памяти, хотя с мамой мы побывали практически во всех примечательных уголках Киева. Ну а родители, если выпадала свободная минутка, обязательно посещали Оперный театр. Папа был большим театралом. И позже в Виннице и Львове родители в первую очередь посещали театр. А вот во Львове, прогуливаясь всей семьей по городу, мы обязательно подходили к памятнику Адаму Мицкевичу.
-- Какая вещь, оставшаяся после смерти отца, вам наиболее дорога?
-- Бесценной реликвией, оставшейся после смерти отца, стала для меня его записная книжечка, которую он, будучи с миссией в США, вел тайно (людям его уровня и положения запрещалось вести какие-либо дневники). Туда он записывал любые свои наблюдения: и впечатления о людях в гостинице и ресторане, и рекомендации Сталина о ведении переговоров. Причем Сталина он обозначал «Т. С. » -- товарищ Сталин. Делая эти записи, папа очень рисковал. Попади книжечка в руки иностранной разведки, враги получили бы ценнейшую информацию, а папа поплатился бы головой. Узнай об этом наши спецслужбы, его обвинили бы в шпионаже в пользу иностранной разведки. Сейчас готовится расшифрованное издание этих уникальных записей с комментариями историка.
Так уж случилось, что даже мои старшие братья не знали, что записная книжка досталась мне -- я забрала ее тайком. Кто-то из знакомых просил папино ружье, кто-то одежду, работники музея -- бинокль, мундир. А для меня самым ценным был этот блокнотик. Интересно, что всем этим записям типа «… в 7. 00 вылетели на Обердин (полигон). Смотрели 37 мм и 75 мм (зенитки). Получили документацию. Выполнили рекомендацию Т. С… » предшествовали слова Бетховена: «Музыка должна вызывать огонь в мужественной душе».
Читайте нас в Facebook
