Юрий Яценко: "В районной больнице медначальник приказал оперировать меня без наркоза"
30 апреля «ФАКТЫ» опубликовали интервью с отцом и адвокатом львовского студента Юрия Яценко, которого в мае прошлого года вместе с товарищем Богданом Яричевским задержала в Курской области российская полиция. Парней пытались силой склонить к сотрудничеству с ФСБ, однако ребятам хватило духа не сломаться. Через несколько месяцев Богдана депортировали в Украину, а против Юрия сфабриковали уголовное дело. Только недавно состоялся суд, приговоривший его к двум годам лишения свободы по сфальсифицированному обвинению в хранении 41 грамма охотничьего пороха. И вот на днях областной суд Белгорода уменьшил меру наказания до срока, который Яценко уже провел в российских застенках. Парень вернулся домой.
— Я неоднократно закупал в России электронную технику и продавал ее в Украине, таким образом зарабатывал на разнице цен, — говорит Юрий Яценко. — В обернувшуюся арестом поездку взял с собой Богдана Яричевского. Мы легально пересекли границу, заполнили все необходимые в таких случаях бумаги. Остановились на ночлег в гостинице, а наутро к нам нагрянули сотрудники уголовного розыска. Потребовали поехать с ними в райотдел для проверки. В тот день кроме полицейских нас допрашивал сотрудник ФСБ, причем грубо, с угрозами. Он требовал заявить, что мы присланы «Правым сектором» или СБУ для проведения терактов. Нас били, не давали еды, не позволяли связаться с родственниками, пропускали мимо ушей требования предоставить адвоката, сообщить в посольство Украины. фээсбэшник уверял: «Тюрьма вас все равно сломает, и вы скажете все, что нам нужно». Но он ошибался. Выдержать год кошмара мне помогло то, что я не позволял себе терять присутствие духа, сохранил нормальный психологический настрой. В тюрьме я видел людей, которые впадали в депрессию, скисали, и это лишало их сил бороться за себя…
Поначалу мы были уверены, что вскоре вернемся домой. Ведь после жесткой беседы с контрразведчиком нас повезли в суд, постановивший выдворить меня и Богдана из России в течение десяти дней. Однако это решение не выполнялось.
*Юрий Яценко сфотографировался со своим отцом Сергеем Юрьевичем. Парень был в футболке с портретом политического заключенного гражданина Украины Станислава Клиха, который до сих пор находится в российской тюрьме (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
— Что было самым тяжелым за год, проведенный за решеткой?
— Пытки. Меня вывезли в лес и страшно истязали. Это произошло вскоре после нашего с Богданом задержания. Нас тогда поместили в спецучреждение для иностранцев. Двадцать второго мая туда явился сотрудник ФСБ, вывел меня за ворота, и я увидел двух спецназовцев в масках. Они сковали руки наручниками, затолкали меня в машину. Вскоре я почувствовал, как немеют пальцы — к ним стала плохо поступать кровь. Меня привезли в лес, натянули на голову мешок и обмотали его скотчем. Применили пытку, которая называется «ласточка»: подвесили на какой-то предмет за руки, скованные за спиной. Затем начали избивать. Лупили руками и ногами в живот, по гениталиям, почкам, печени. Били по голове пакетом с песком. Выносить истязания было очень тяжело. Я не видел, куда нанесут очередной удар, и не мог к нему хоть как-то подготовиться. От меня требовали «во всем признаться», то есть оклеветать себя. В руки мне вкладывали пистолет, спрашивали, понимаю ли я, что это за предмет, приставляли его к моему виску. Угрожали застрелить, если буду упорствовать, мол, на мне столько синяков, что оставлять в живых нет смысла. Меня душили, и в какой-то момент я потерял сознание. Это было самым желанным тогда — лишиться чувств. Но вскоре я пришел в себя, и страдания продолжились. Понимал, что до бесконечности упорствовать не смогу. Но примерно после трех часов издевательств забрезжил лучик надежды — между собой мучители стали говорить, что скоро в спецучреждении для иностранцев начнется вечерняя поверка (она там записывается на видео), поэтому пора везти меня обратно. Они пообещали продолжить пытки на следующий день, сказали, что будут бить и Богдана.
Чтобы этот ужас не повторился, я решился на отчаянный шаг: бритвой разрезал себе вены на руках и живот. На месяц задержанным полагаются шесть лезвий для безопасной бритвы, одним из них я и воспользовался. От большой кровопотери едва держался на ногах, штаны и рубашка были полностью залиты кровью. Охрана под руки вывела меня из камеры, и я немедленно стал в месте, которое находится под прицелом видеокамеры (чтобы ко мне не применили силу), и заявил, что не позволю зашить раны, пока мне не дадут возможность связаться с родными и украинским посольством, обратиться к адвокату. Когда мне пообещали выполнить требования, согласился ехать в районную больницу. Там слышал, как какой-то медицинский начальник дал команду проводить мне операцию без наркоза. Поверьте, во время оказания врачебной помощи я переживал большую боль, чем когда резал себя лезвием. Просил соединить мне сосуды на руках, однако этого не сделали: мне ответили, что в больнице нет сосудистого хирурга. В результате одна рука три месяца оставалась неподвижной. Собственно, она побаливает до сих пор.
— Вам дали возможность связаться с родными, посольством?
— Да, я смог позвонить отцу, мне предоставили адвоката. Сразу же после того, как я оказался в больнице, приехал генеральный консул Украины Геннадий Брескаленко, в прессе вышли публикации о нас с Богданом. И все равно я опасался новых визитов фээсбэшников, поэтому каждый раз, когда открывалась дверь камеры, прикладывал себе к горлу лезвие, предупреждая, что, если меня тронут, перережу артерии. Предпочитал иметь бритву при себе постоянно. Однажды во время обыска, проводившегося с помощью металлоискателя, пришлось спрятать лезвие во рту.
После трех месяцев заключения судебные приставы привезли нас с Богданом на границу. Мы уж думали, что сейчас передадут нашим, но после нескольких часов ожидания вернули обратно. Богдана вскоре все же отпустили, а против меня возбудили уголовное дело на основании показаний таксиста, которого я прежде в глаза не видел. Он опознал меня по фотоснимкам, которые ему показали в ФСБ, заявил, что за год до этого я оставил ему на хранение сумку. В ней якобы лежали запрещенные предметы. Мне инкриминировали контрабанду взрывчатых веществ, а за это полагается до семи лет заключения.
Поскольку я стал подследственным, меня перевели в СИЗО Курска. Администрация была настроена агрессивно. Когда меня вызывали на очередной допрос, надзиратели оглашали в коридоре: «Ведем бандеровца и фашиста, который фосфорными бомбами убивал наших женщин и детей».
— Это влияло на отношение к вам других заключенных?
— Нисколько. В камере ведь быстро разбираются, что представляет собой человек, так что никто наветам не верил. Одни относились к словам охранников равнодушно, других этот «цирк» раздражал.
Камера, в которой я оказался, находилась в удручающем состоянии: прогнившие полы, обшарпанные стены. Борьба с крысами в СИЗО результата не давала, так что здоровенные грызуны носились повсюду в больших количествах. Самым неприятным было то, что когда какое-либо из этих животных погибало, тушку подолгу не убирали, и она начинала источать удушающий смрад.
Хочу сказать вот еще о чем: в спецучреждении для иностранцев многие заражаются чесоткой, эта участь постигла и меня. Врач поставила диагноз, но приступить к лечению не успела, поскольку меня отправили в СИЗО в Курск. Там медик отказалась признать у меня эту болезнь (сказала, что зуд вызван стрессом), и я мучился от чесотки целых три месяца, пока мои настойчивые требования о врачебной помощи наконец не были приняты во внимание.
После месяца заключения в Курске меня перевели в СИЗО Белгорода, где сразу упекли в камеру-одиночку и продержали в ней три месяца. Это было страшное испытание — никакого общения с внешним миром. С ума сойти можно. Я всячески старался сохранить душевное равновесие. Для этого молился, задавал сам себе различные вопросы и отвечал на них, вел в дневнике записи неполитического характера. Моя одиночная камера находилась в спецблоке, где содержались преступники, получившие пожизненный срок, и злостные нарушители дисциплины.
В белгородском СИЗО шокировал визит заместителя начальника областного управления Федеральной службы наказаний. Он явился со свитой, страшно матерился, со злостью выпалил мне: «Вас, бандеровцев, нужно убивать. Приедет Кадыров, и вам будет «аллах акбар». А представителю администрации заявил: «Даю вам разрешение применять к нему физическое насилие».
— У вас был с собой оберег?
— Одна монахиня передала мне передачу — крестик и четки. Крестик администрация не пропустила, так как металлические предметы передавать запрещено. А вот деревянные четки я получил. Они стали моим оберегом, были у меня в руках и во время суда.
Мой первый адвокат пошел на сотрудничество с ФСБ. Я понял это, когда фээсбэшникам стали известны сведения, которые я писал ему на листочке. Тогда нашли другого защитника Петра Заикина. Он добился того, чтобы были сняты самые тяжкие статьи обвинения. Осталось только хранение 41 грамма охотничьего пороха. Он якобы оказался в сумке, которая была у таксиста. Когда дело наконец дошло до суда и этот таксист увидел меня не на фото, а вживую, он честно сказал, что прежде со мной не встречался. Получается, после этих его слов меня должны были отпустить, поскольку никаких доказательств не было. Но на судью это заявление действия не возымело. Я получил два года заключения.
— Адвокат обжаловал приговор в областном суде Белгорода, — вступает в разговор отец Юрия Сергей Юрьевич. — У нас еще была надежда на амнистию по случаю 70-летия Победы, однако сын под нее не подпал. Я присутствовал на рассмотрении областным судом апелляции. В тот день там слушалось много апелляций. Судьи рассматривали каждую минут по пятнадцать. Все подряд получали отказы. Запомнилось, как председательствующий сказал свидетельнице по одному из дел: «Вы парикмахер? Значит, марихуану ровно подстричь сможете?» Он и с нашим адвокатом говорил невежливо, то и дело перебивал его. По Юриному делу приговор не отменили, а лишь сократили срок заключения. Теперь защитник будет добиваться, чтобы российский суд оправдал моего сына.
10740Читайте нас у Facebook
