«В камере было всего 7 градусов тепла, с потолка постоянно капало. Но самым неприятным оказалось испытание голодом: три раза в день я получал горстку риса с отвратительным по запаху соусом»
Два месяца назад в Гонконге был взят под стражу и помещен в тюрьму украинский капитан Юрий Кулемесин, которого обвинили в создании аварийной ситуации — 22 марта 2008 года в Южно-Китайском море столкнулись китайский балкер «Яохай» и буксир «Нефтегаз-67». В результате наше судно затонуло вместе с 18 моряками на борту.
Виновными в этой трагедии судья окружного суда в Гонконге признала капитанов пароходов и еще двух китайских лоцманов, всем четверым вынесены реальные сроки лишения свободы. Однако с решением не согласилась ни одна из сторон, были поданы апелляции. Осужденных выпустили на свободу под залог. На прошлой неделе после полуторамесячного заключения Юрий Кулемесин вернулся в Украину. Журналист «ФАКТОВ» встретилась с капитаном у него дома в Херсоне.
«Заключенные жали мне руку, сочувствовали: дескать, мы хоть знаем, за что сидим, а ты… »
- Юрий Александрович, ваша супруга, узнав, что за три дня до вынесения приговора на вас прямо в зале суда надели наручники, воскликнула: «Ничего не понимаю! Возможно, у китайцев так принято?» Для вас это тоже стало неожиданностью?
— Дело в том, что сразу после гибели «Нефтегаза-67», — рассказывает Юрий Кулемесин, — наш Минтранс обратился к морскому департаменту Гонконга с официальным запросом: какой статус водного пространства, где произошла катастрофа? Это узкий канал или открытая вода? Вопрос ключевой, так как он определяет правила прохождения участка. Нам ответили: место столкновения не является узким каналом или фарватером. И вот после 90 дней слушаний судья начинает зачитывать вердикт с таких слов: «Это канал, очень узкое место». Я понял, что, если так рассматривать произошедшее, нас всех ждет тюрьма. Так что это было не просто неожиданностью. Будто молотком по голове кто стукнул! Тут же слово взял прокурор: «Все, наверное, уже понимают, что будет лишение свободы. Подсудимых необходимо взять под стражу». Из зала суда лифтом нас спустили в подвал, в полицейский участок. Меня, капитана-китайца и двух китайских лоцманов поместили в четырехместную камеру. Все были в шоке, молчали. Ко мне, помню, обратился старший лоцман-китаец: «Думаешь, не переживаю за погибших ребят? Не раз был на месте аварии, положил цветы, постоянно хожу в церковь, молюсь. И сейчас терзаюсь».
— Что вы ответили?
— Что уже ничего не изменишь. В одной камере с китайцами я провел четыре дня. Со старшим лоцманом, отлично владеющим английским, все-таки пытался разобраться в том, что произошло. Китайский капитан в этих разговорах не принимал участия — он слабо знает иностранный.
— Получается, и в камере продолжали спорить?
— Не спорить, нет. Китайцы были по-восточному спокойны, вели себя мирно. Мы с лоцманом хотели понять действия друг друга. Адвокаты капитана «Яохая» в суде ставили вопрос следующим образом: их подзащитный передал управление балкером в руки лоцманов, с них и спрашивайте. А вышло ведь как? Представьте, что вы едете на автомобиле по шоссе и на вашу полосу выезжает другая машина. Вам или идти лоб в лоб, или сворачивать. Тот водитель, находясь уже на вашей полосе, вдруг резко берет как раз в ту сторону, куда вы вынуждены свернуть. И происходит столкновение. Чтобы этого не было, и существуют правила. Мы их соблюдали, этого же ждали и от экипажа «Яохая». Когда эксперты расшифровывали китайский «черный ящик», услышали примерно за минуту до ЧП крик их старшего лоцмана: «Все пропало!» — «Почему ты считал, что все пропало? Почему не добавил ход? Просто стоял и ждал столкновения?» — поинтересовался я у него уже в камере. «У нас и так был самый полный. После команды «руль право на борт» «Яохай» потерял управление». То, что он говорил мне в камере, в суде никогда не скажет. Просто на «Яохае» наше судно поздно заметили. Много времени они потеряли на переговоры с морским департаментом, выясняя, что за судно. Потом только опомнились, но получается, что последние команды отдавали уже в полной панике.
— После приговора вас всех развели по разным камерам?
— По разным тюрьмам: я попал туда, где содержатся иностранцы, лоцманов отправили в другое место, а китайского капитана — в тюрьму для граждан из континентальной части страны.
— Почти полтора месяца в 30-местной камере с уголовниками… Что за люди окружали вас все это время?
— Разные. В тюремной столовой работает телевизор, так что сокамерники сразу меня узнали. Китайская пресса, кстати, очень широко освещала процесс и приговор назвала топорно жестоким. «Судебный нокаут» — с этих слов обычно начинались репортажи. Лоцманы нередко бывают виновными в столкновениях судов, но это едва ли не первый случай, когда их за морское происшествие отправляют на нары. Заключенные улыбались, жали мне руку, сочувствовали: дескать, мы хоть знаем, за что сидим, а ты…
«В первый же день я получил словарь, но осваивать китайский совсем не хотелось»
— Сокамерники были в основном европейцами?
— Нет, из европейцев — только один житель Иерусалима. Вернее, у него двойное гражданство — Израиля и Британии, мы общались по-английски. Он знал четыре языка, жаль только, что русским не владел. Оказался очень интеллигентным человеком. Сидит за отмывание денег в Гонконге — объяснял, что за финансовые операции, на которых попался, в другом, более цивилизованном месте, никто бы за решетку его не бросал. Истратил почти миллион долларов на адвокатов, но ничего не добился. И хотя договор об экстрадиции между Британией и Гонконгом подписан, вот уже больше трех лет борется за право отбывать срок на родине. Еще одним человеком, кто хоть и плохо, но все-таки знал английский, оказался негр, гражданин Бельгии. Это нас троих и сблизило, держались вместе. Остальные заключенные — местные жители, которые не понимали нас, а мы их. Правда, мне в первый же день дали словарь, но осваивать китайский совсем не хотелось.
— Стычки с тюремным начальством или сокамерниками случались?
— Однажды офицер охраны обратился ко мне на смеси английского и кантонского и тут же набросился: мол, почему не исполняешь команду, в карцер захотел?! «Если бы вы говорили на хорошем английском, я бы понял», — отвечаю. Израильтянин одернул меня: «Так разговаривать с ними нельзя». Нервы напряжены, порой едва себя сдерживаешь.
— Расскажите, как вы встретили за решеткой свой день рождения.
— Это как раз было воскресенье, выходной. Перед переводом в тюрьму в госпитале обычно делают кардиограмму. Доктор, помню, сидит, перед ним мои документы, там дата рождения. «Сегодня? Вот это да!» — улыбнулся, поздравил.
— Тюрьма — это ведь постоянное унижение.
— С самой первой минуты, когда отнимают часы, телефон, одежду и переодевают в тюремное, осознаешь, что прав здесь у тебя нет. Да и условия тяжелые: камера из бетона, под потолком — крошечные окошки, целые сутки свет не выключается. Очень холодно (всего семь градусов тепла), отопления нет, сыро — пол мокрый, с потолка капает. Зарядку сделать — проблема, там очень тесно. Кровать без матраца, подушки тоже нет. Новенький с ходу заступает на дежурство в туалете — до поступления другого новенького. Я, правда, не успел, сразу за мной в камеру вселился еще один заключенный. Но самым неприятным оказалось испытание голодом. Хотя при поступлении выбрал западное меню, все равно три раза в день получал горку риса с отвратительным по запаху соусом, да еще и очень острым, не мог есть совсем. Каждому зэку, кроме риса, раз в день полагается маленький апельсин. Так, представьте, негр с евреем постоянно отдавали мне свои фрукты, чтобы с голоду не умер, а однажды дежурный офицер украдкой достал из ящика апельсин и протянул мне. Если бы кто-нибудь заметил, ему бы не избежать неприятностей. К тому же в столовой, как и в камерах, постоянно ведется видеонаблюдение. Но везде есть люди, способные посочувствовать, пожалеть. Кстати, негр на такой еде за два года потерял 25 килограммов. Что еще вам рассказать? Заключенные весь день работают — наша камера состояла из уборщиков, каждое утро мы отправлялись мыть и мести помещения. Как-то израильтянин устроился убирать на кухне и стащил там шесть маленьких булочек, поделил на троих: себе, мне и негру. Помню, я залез под одеяло и, чтобы никто не увидел, жадно съел свои булочки.
— Хоть в праздники удавалось отдохнуть?
— В тюрьме дни нерадостные, прощаешься с ними без сожаления. А когда работаешь, время идет быстрее. В праздники же совсем тошно. Как раз застал там китайский Новый год — дни тянулись медленно. Китайцы шумели, в какие-то свои игры играли, веселились, а я мечтал, чтобы скорее все закончилось да опять за веник и швабру. Израильтянин рассказал мне, что знакомый ребе подбросил ему идею вести тюремный дневник, чтобы потом, на свободе, издать. «Я тебя туда уже вписал», — смеялся он. По совету друга я тоже начал делать записи, это немного скрасило будни.
«Жена прислала маленькую бандероль: шесть книжек и газету «ФАКТЫ»
— Много написали? Покажите!
— Нет, впереди еще один суд, обнародовать сейчас рукописи — как бы не сослужило это дурную службу, лучше подождем.
— А где взяли бумагу, ручку?
— За свою работу каждый заключенный получает баллы — это такие виртуальные деньги, на них можно скупиться в тюремном ларьке. Я сумку себе купил — она абсолютно прозрачная, вот мой тюремный номер на ней написан. Жена прислала мне в Гонконг маленькую бандероль: шесть книжек, в основном детективы, и газету «ФАКТЫ». Вещей стало много, куда их денешь? А так сложил в сумку, в столовую иду не только с ложкой, но уже и с романом. Все двести листов приговора туда тоже поместились. Я постоянно изучал его, делал заметки.
— Ваша семья здесь очень волновалась, что украинская сторона может не успеть подать апелляцию. Вы тоже переживали?
— Знаете, идешь в столовую, там телевизор, смотришь новости. А из Украины новости какие? Выборы. Понимал, что на родине всем не до меня. Конечно, волновался.
— Вы курите? Где брали сигареты?
— Вообще-то курю, но в тюрьме бросил. Там курево — своеобразная валюта. Одежду один раз в неделю забирают стирать: если заплатишь пачкой сигарет, выстирают с порошком, а при бесплатной стирке только намочат и высушат. Мне передали шесть пачек, берег их для дела. А сейчас опять курю.
— Это вы зря…
— Да, тюрьма — хороший повод бросить курить, а рис три раза в день — отличный способ похудеть.
— Помните минуты отчаяния?
— Сразу, когда прозвучал приговор, было страшно обидно! Представлял, как встретят новость в Украине — семья, коллеги, родственники погибших. Как оправдываться? Чем? Судья, представьте, обратилась к морскому департаменту с просьбой смоделировать ситуацию сближения судов на радиолокационном тренажере, используя записи морских радаров. Все участники процесса приехали в тренажерный центр, поднялись на воображаемый мостик «Нефтегаза»: вот на нас идет «Яохай», вот он пересекает наш курс, деваться нам некуда.
- Каждый мало-мальски технически грамотный человек мог убедиться, что к столкновению привели неграмотные действия китайцев. Это признает морской департамент Гонконга, эксперты английского «Ллойда» (крупнейшая ассоциация судовладельцев и страховых компаний. — Авт. ), наша украинская комиссия, изучавшая ситуацию, — продолжает Юрий Кулемесин. — Дэвид Браун, эксперт «Ллойда», в судебном заседании заявил: «На «Нефтегазе» все сделали правильно. На месте украинского капитана я поступил бы, скорее всего, так же». Судья меня спросила: «Зная, чем все закончилось, как бы вы сейчас поступили в аналогичной ситуации?» — «Вернулся бы и ушел обратно», — отвечаю. Есть только один способ передвигаться морем: соблюдать правила и ждать, что то же самое делают другие. Либо начнется полный хаос. Казалось, судья понимает. И вдруг почти максимальный срок!
— Ваша супруга рассказывала, что китайский прокурор был категорически против того, чтобы вас выпустили из тюрьмы под залог?
— Апелляционный суд Гонконга — часть высшего тамошнего суда, и вице- президент этого суда подписывал мне освобождение под залог. Прокурор пытался отговорить его: мол, украинцы — такая нация, что им нельзя верить, уедет — и ищи ветра в поле. «Но он столько раз приезжал уже, ни разу не задерживался», — не соглашался судья, однако прокурор находил все новые прицепки. Последним аргументом стал график работы апелляционного суда — он расписан на этот год так, что места для нашего дела не осталось, его планируют слушать только в 2011-м. «А если капитан действительно невиновен? К тому времени он уже отсидит больше года, тогда как?» — обратился представитель Фемиды к прокурору. Этот его вопрос и решил дело.
— Какие у вас ближайшие планы?
— Врачи обнаружили у меня затемнение в легких, что и неудивительно, ведь в камере постоянно мерз. Первым делом подлечусь. Врачи не рекомендуют ложиться в больницу, предлагают проколоться дома, тут лечит сама атмосфера. И, конечно, буду готовиться к суду. Сейчас это самое главное.
— Писать письма своим друзьям по камере не собираетесь?
— Отношения с израильтянином, уверен, продолжатся. Он приглашал меня к себе в гости, я его тоже. Думаю, когда-нибудь увидимся, нам есть что вспомнить…
381Читайте нас у Facebook
