«Когда я сказала, что не хочу… заниматься сексом с отцом, мама ударила меня по лицу и бросила на кровать: «Пока не сделаешь то, что я сказала, никуда не уйдешь!»
16-летняя Иванка Василько уже несколько недель находится в Хмельницком реабилитационном центре. Девочка постепенно приходит в себя — начала общаться со сверстниками, иногда даже улыбается. «Но стоит ей вспомнить о семье, как она мрачнеет и замыкается в себе, — предупредили меня в реабилитационном центре. — Иванка еще не верит, что с ее прошлым покончено. Думает, что рано или поздно ее вернут отчиму и кошмар, который на протяжении нескольких лет происходил с ней в ее собственном доме, повторится».
«Оставаясь с падчерицей наедине, Толик закрывал двери и никого не пускал»
Вместе с Иванкой в центре реабилитации находится ее 13-летняя сестричка Лариса — она не подвергалась насилию, но из-за закрытой двери слышала, «как дядя Толик делал с Иванкой что-то нехорошее». Видя, что сестра возвращалась в комнату заплаканной и подавленной, пыталась расспросить ее, что произошло, однако Иванка отмахивалась: «Ерунда, давай спать». А сама всю ночь рыдала в подушку.
— О том, что Иванка могла подвергаться насилию, нам сообщил гинеколог, у которого школьницы проходили плановое обследование, — рассказывает начальник отдела по делам детей Летичевского райуправления милиции Александр Магданюк. — «В поведении этой девочки что-то не так, — сказал он мне по телефону. — В отличие от своих сверстниц, Иванка ведет себя совсем как взрослая: с первого раза правильно села в гинекологическое кресло, при этом была какой-то мрачной, задумчивой. И, казалось, немножко меня побаивалась». На вопрос гинеколога, вступала ли она с кем-то в половую связь, девочка съежилась, смутилась и неуверенно пролепетала: «Нет, ничего такого не было». А доктор сразу после ее ухода позвонил в милицию.
На первый взгляд предположения гинеколога казались не очень правдоподобными. Иванка жила в полной семье — с матерью, с сестричками 12 и 2 лет и отчимом Анатолием. Ни участковый милиционер, ни сотрудники сельсовета никогда не отзывались о них плохо. Вроде бы нормальные родители, работают в сельском кооперативе. Только в районной службе по делам детей этой семье дали не самую лучшую характеристику. Там Василько уже несколько лет стоят на учете из-за пристрастия Анатолия к алкоголю. «Но повода забирать детей он не давал, — рассказали сотрудники службы по делам детей. — Единственное, что может сделать Анатолий, — поднять руку на супругу. А детей он не трогает».
— Кое-что мы смогли узнать от односельчан, — продолжает Александр Магданюк. — Соседи рассказали, что давно заметили у Анатолия какое-то нездоровое влечение к малолетней падчерице. Несколько раз приходили к ним домой, стучали, но никто не открывал. А через пять минут на пороге появлялся раздраженный Анатолий в одних трусах: «Ну что вам опять нужно?» Пока он выяснял отношения, дверь была приоткрыта, и бдительные соседи, заглядывая в дом, видели на кровати до смерти перепуганную Иванку. Остается только догадываться, что там происходило. «И вообще, странный этот Толик, — рассказывала соседка. — Вечно настороженный, подозрительный. А как Ленку, жену свою, бьет! Чуть что не по нему, так ей сразу на орехи достается… «
Предлог, чтобы забрать детей из семьи, долго искать не пришлось — у обеих девочек при школьном медосмотре обнаружили чесотку. В дом семьи Василько сотрудники милиции приехали с врачом и медсестрой.
— Условия в их доме оставляли желать лучшего, — вспоминает Александр Магданюк. — Грязь, сырость, повсюду пустые бутылки из-под пива. Под ногами трещал прогнивший пол, воняло затхлостью и спиртным. А скомканное белье на не застеленной кровати, по всей видимости, не меняли несколько месяцев. Когда-то белое, оно превратилось в грязную серую тряпку. Вся семья, кроме двухлетней Маши, была в сборе. Малышка уже несколько недель почему-то жила у бабушки.
Новость о том, что мы забираем детей, Елена и Анатолий восприняли спокойно, даже безразлично: «Если нужно — забирайте». Заводить разговор о насилии в тот момент было нелогично. При родителях дети все равно ничего нам не рассказали бы. А вот девочки, услышав, что мы хотим их забрать, очень обрадовались. Сидящая за столом Иванка внезапно вскочила и решительно заявила: «Давай, Лариска, собираемся!» Лариса, уставившись на меня своими большими, полными надежды глазами выпалила: «Куда едем?» Было видно, что они хотели как можно скорее уйти из дома.
Мы отвезли сестричек в Летичевскую райгосадминистрацию. Там в присутствии детского психолога я осторожно спросил: «Иванка, правда, что отчим делал тебе что-то нехорошее?» Девочка покраснела и, не поднимая на меня глаз, пробормотала: «Да, было». Губы задрожали, она занервничала и начала теребить кофту. Затем вдруг заявила: «Дайте листок бумаги». Схватив со стола тетрадный лист, она принялась что-то быстро писать. Не прошло и пяти минут, как Иванка протянула мне полностью исписанную бумагу. Так мы узнали о кошмаре, который происходил в их доме на протяжении последних лет.
«Когда Иванке исполнилось четырнадцать лет, отчим сказал, что пора «приобщать ее к взрослой жизни»
На первый взгляд Иванка с Ларисой похожи — обе невысокие, худенькие, с мелко вьющимися русыми волосами, выглядят младше своих лет. Но, разговаривая с сестрами, понимаешь, что они совершенно разные. Причем кажется, что разница между ними не в три года, а во все десять. Лариса производит впечатление общительной, и наивной девчушки, а Иванка серьезная и задумчивая.
— Несмотря на то, что недавно ей исполнилось четырнадцать, девочка рассуждает совсем по-взрослому, — говорит Александр Магданюк. — В отличие от сверстниц, она думает не о встречах с подружками, а о том, как добыть еду для себя и сестрички. И… не остаться наедине с отчимом. Факты, которые она изложила на том тетрадном листке, шокировали весь райотдел. Оказалось, мать не только знала о том, что делал с ней отчим, но и… сама заставляла дочь удовлетворять своего мужа.
Началось все летом 2008 года. Когда Иванке исполнилось четырнадцать лет, отчим объявил, что пора уже «приобщать девочку к взрослой жизни». Дескать, она уже не ребенок и должна знать, как живут старшие. «Приобщение» началось со спиртного — во время празднования дня рождения Анатолий заставил падчерицу выпить несколько бокалов вина. А поздно вечером позвал Иванку к себе в комнату.
— Мы с Ларой уже легли спать, как вдруг я услышала, что меня зовет папа, — рассказывала Иванка в райотделе милиции. Поразительно, что после всех издевательств отчима она по-прежнему называет его папой. — Когда я зашла к родителям в комнату, они лежали на кровати. Увидев меня, мама обернулась и сказала: «Иванка, мне уже надоело это делать. Ты уже взрослая… «А папа… Я не знала, что от меня хотят, но мне стало ужасно противно. Я сказала, что не хочу. Тогда мама встала и ударила меня по лицу: «Пока не сделаешь то, что я сказала, никуда не уйдешь». Потом папа схватил меня и заставил делать это… Когда сказал «хватит», меня отпустили. Папа сразу уснул, а мама села смотреть телевизор, — неожиданно девочка замолкает и испуганно оглядывается по сторонам — как будто боится, что кто-то зайдет в комнату. Лишь встретив взгляд сидевшего рядом психолога, успокаивается и продолжает свой рассказ: — Второй раз все произошло тоже поздно вечером. Я уже засыпала, когда меня позвал папа: «Иванка, пойди набери воды!» Когда принесла ведро с водой в его комнату, папа лежал на кровати. Посмотрев на меня, он расстегнул штаны и попросил сделать ему то же, что я делала на день рождения. «Не хочу», — попыталась возразить я. «Делай или буду бить!» — пригрозил папа. После чего схватил меня и сделал все, что хотел. Мама при этом лежала на той же кровати. Повернувшись к нам спиной, она безразлично щелкала пультом телевизора. Мне стало плохо.
В отличие от сестры, Лариса никогда не называла отчима папой. Рассказывая об Анатолии, она называет его просто «он» или «этот».
— Что он делал с Иванкой, я не видела, — рассказывала Лариса сотрудникам милиции. — Слышала только, как он просил ее что-то взять, а сестра, чуть не плача, говорила: «У тебя для этого есть мама». Я понимала, что он делает что-то плохое. Мне было страшно. Залезла с головой под одеяло и заткнула уши. Пыталась заснуть, лишь бы ничего не слышать.
— Третий раз это случилось зимой, — голос Иванки начинает дрожать. — Мама ушла к бабушке, мы с папой остались одни. «Иванка, сделай мне опять», — сказал он, ложась на кровать. «Пап, я не хочу» — сказала я. «Я тебя из дома выгоню!» — закричал папа. «Ну, папа, не хочу! — умоляла я. — Пожалуйста, не надо!» Я убежала из комнаты, закрылась в туалете. Когда вышла, папа затащил меня на матрас и опять заставил… Я поняла, что перед ним бессильна.
«О том, что происходило в этой семье, говорили все односельчане. Но почему-то никто не заявил в милицию»
— За долгие годы своей практики я много чего повидал, но с подобным еще не сталкивался, — говорит Александр Магданюк. — Иванке было очень тяжело об всем рассказывать. Когда мы выключили камеру, она разрыдалась. На то, чтобы ее успокоить, ушел не один час. Сомневаться в словах девочки у нас не было оснований. Нарочно ребенок такое не придумал бы. Но одних показаний Иванки для суда было недостаточно. Доказать факт насилия неестественным путем сложно. Позже выяснилось, что в деле есть два свидетеля — друзья семьи, которым девочка раньше рассказывала о злодеяниях отчима. Надеясь, что они ей помогут, девочка излила им душу. Но ничем, кроме сочувствия, мужчины ей не помогли. «Мы просили Толика не делать этого, но он разве послушается», — оправдывались
— А односельчане догадывались о том, что происходило в этом доме? Или до последнего были уверены, что это нормальная семья?
— То-то и оно, что слухи по селу ходили, — вздыхает Александр Магданюк. — Но знаете, какой у нас менталитет: все будут причитать, но никто не вмешается. Казалось бы, неужели так сложно позвонить в милицию? Однако никому не хочется лишних забот — ходи потом в райотдел, выступай на суде свидетелем. А так, моя хата с краю… Когда мы с Иванкой ходили к ней домой, я был в гражданском, и одна из соседок, приняв меня за ее дядю, набросилась с обвинениями: «Как вы могли допустить, чтобы над девочкой так издевались? Бедняжка, что с ней только этот изверг не делал!» А когда я сказал, где работаю, и спросил, почему, если она обо всем знала, не заявила в милицию, женщина потупилась: «Да это я так… Наверняка все, что говорят, — неправда». Насколько я понял, знали об этом и родители Анатолия — порядочные уважаемые в селе пенсионеры. Когда я сообщил им о задержании сына, его мать лишь обреченно вздохнула, а отец покачал головой: «Допрыгался. Я знал, что так будет».
Свою вину горе-родители признали. Их показания отличались только тем, что Анатолий обвинял во всем супругу — дескать, он не хотел издеваться над девочкой, это она заставляла. Елена же говорила, что Анатолий делал это сам, а она против него была бессильна. Анатолий, кстати, уже не раз имел проблемы с законом — привлекался к административной ответственности за мелкое хулиганство, избиение супруги и ненадлежащее воспитание детей.
— В школе, где учатся девочки, нас заверили, что ничего об этом не знали, — продолжает Александр Магданюк. — Учителя видели, что Иванка часто приходила на уроки заплаканной, но были уверены, что это из-за бесконечных ссор родителей. Рассказывая о том, что ей довелось пережить, Иванка знала, что они понесут за это наказание. Но, когда ей сказали, что маму и отчима сажают в следственный изолятор, она чуть не расплакалась. Видно, что, несмотря ни на что, девочка любит маму. Родители Анатолия сейчас оформляют опекунство над двухлетней Машей — из трех сестер она одна их родная внучка. Иванка и Лариса — дочери от первого брака Елены. Их, скорее всего, определят в интернат. Других родственников у девочек нет. Мы попробовали разыскать их отца, который живет в Запорожской области. Но он, услышав, по какому поводу мы звоним, бросил трубку и отключил телефон.
На днях Анатолию и Елене было предъявлено обвинение по двум статьям Уголовного кодекса «Насильственное удовлетворение половой страсти с малолетними» и «Развращение несовершеннолетних». Сейчас они находятся в Хмельницком СИЗО.
— Сначала Иванка меня побаивалась, но, когда поняла, что я не причиню ей зла, оттаяла, — говорит Александр Магданюк. — К мужчинам она относится настороженно, почти ни с кем не разговаривает. И в то же время видно, как девочка нуждается в общении и сочувствии. Хочется верить, что Иванка получит все это в интернате, хотя и там, как известно, жизнь тоже не мед. Но хуже условий, чем те, в которых она жила, уже не будет.
Читайте нас у Facebook
