«Я не хочу домой. Мне в больнице нравится. Здесь меня любят»
История четырехлетней Оксанки, жительницы одного из сел Снятинского района Ивано-Франковской области, не оставила равнодушными наших читателей, которые постоянно звонили и интересовались, как обстоят дела у малышки. Напомним, что почти четыре месяца назад с маленькой девочкой произошло несчастье. Рано утром, когда все взрослые были на огороде, Оксанка, спавшая на печи, неловко повернулась во сне и кубарем скатилась вниз, попав прямо на горячую плиту. Малышка попыталась встать, но схватилась ручками за кастрюлю с кипятком и вылила на себя содержимое. Быть бы большой беде, если бы в этот момент в дом не зашла бабушка Оксаны.
«За малышкой в больнице ухаживали… посторонние люди»
Схватив обожженного ребенка на руки, бабушка выбежала из хаты и начала звать на помощь. Первыми на крик прибежали соседи и увидели страшную картину. Оксанка была вся красная от ожогов и уже не могла плакать, а только тихонько постанывала. Хорошо, что у кого-то рядом оказался автомобиль. Когда малышку привезли в Снятинскую районную больницу, она уже была без сознания.
Шансов на спасение Оксанки никто из врачей не давал. Сделав ребенку несколько сильных обезболивающих уколов, девочку срочно на «скорой» отправили в Ивано-Франковск. В тот же день в родном селе малышки в местной церкви собрались почти все жители и молились за жизнь маленькой односельчанки.
— Для таких детей ожог даже двадцати процентов поверхности тела может стать смертельным, — сказал «ФАКТАМ» заведующий реанимационным отделением Ивано-Франковской областной детской больницы Олег Курташ. — Пока наши врачи пытались спасти ребенка, мы на всякий случай даже за священником послали. Но, слава Богу, все обошлось. Оксана выжила. В реанимации она провела недели три. Когда жизни девочки больше уже ничего не угрожало, мы перевели ее в ожоговый центр.
Олег Курташ, как чуть позже и заведующий ожоговым отделением Ивано-Франковской областной больницы Константин Киршак, рассказывали корреспонденту «ФАКТОВ» о том, что были поражены мужеством малышки. Девочка, испытывая сильные боли, не капризничала. Почти все тело ребенка представляло собой одну открытую рану. Болезненными были перевязки. Но Оксаночка молча только ножкой по кроватке стучала, если терпеть было совсем невмоготу.
О пациентке ожогового центра узнали жители Ивано-Франковска. И мало кто остался равнодушным к беде ребенка.
— Я была приятно удивлена тем, как чужое горе объединяет людей, — говорит начальник Снятинского районного управления по делам детей Людмила Захаревич. — Сдавать кровь для Оксаны приходили люди разных национальностей, с разными религиозными взглядами.
В ожоговом центре Оксанка пробыла два с половиной месяца. Когда все основные операции были сделаны и ребенка можно было на время выписывать домой, оказалось, что ехать девочке… некуда. Родная мать приезжала навестить дочку лишь раз, а бабушка — трижды. Гораздо чаще навещали Оксанку односельчане. За малышкой в больнице ухаживали посторонние люди. Двенадцать человек, которые даже не были знакомы, по очереди сидели с девочкой, обменялись лишь номерами телефонов. Созваниваясь, они узнавали, кто сейчас свободен. Ведь за ребенком нужен был постоянный уход.
«Мама и бабушка Оксанки не против, чтобы опеку над ней оформили посторонние люди, но побаиваются ее отца, который сейчас сидит в тюрьме»
— Я помню маму Оксанки, — говорит Елена Болдина, жена местного священника, ухаживающая за малышкой в больнице. Женщина собирается оформить опеку над ребенком. — Однажды она приехала в больницу как раз во время моей смены. Села напротив Оксанки, молча посидела минут пятнадцать и… уехала домой. Я была в шоке. Оксаночка даже глаза не подняла, когда уходила ее мама, продолжая играть любимой игрушкой — лошадкой. Да и вообще, за два с половиной месяца я ни разу не слышала, чтобы девочка вспомнила про маму.
По словам пани Елены, когда Оксанка поступила в больницу, она очень плохо разговаривала. Создавалось впечатление, что на четырехлетнего ребенка никто из взрослых внимания не обращал. Сейчас малышка порой болтает без умолку. Однако, если в палату заходит незнакомый человек, Оксаночка все больше молчит, стесняется чужих. Но если уж с кем раззнакомится, забросает своими любимыми вопросами: «Это что?» и «Почему?».
— Оксанка — обычный ребенок, — говорит пани Елена. — Правда, она была очень запущенной. Но теперь малышка возвращается к жизни. Неужели надо было случиться большой беде, чтобы ребенок узнал, что такое детство?
— Вы ездили в село, где живут родные Оксаны? Видели ее маму? Как они вообще живут?
— Да, я была в их селе. Мама Оксаны вместе с бабушкой встретили меня на улице. Поначалу вели себя настороженно. Но мне удалось их разговорить. Знаете, что меня поразило? Оксаниной матери 23 года. Совсем еще молоденькая. Не пьяница. Не понимаю, что происходит: женщина за все то время, пока я с ней разговаривала, ни разу не спросила: «Как там моя дочка?» Интересовалась погодой в Ивано-Франковске, другими вещами… Бабушка выясняла, как кормят внучку, плачет ли, скучает ли по дому. Но больше всех переживала тетя малышки. У женщины группа инвалидности в связи с каким-то психическим заболеванием, но она, казалось, волнуется за свою племянницу больше всех из родни.
А живут родственники Оксаны, на мой взгляд, очень бедно. В хате даже деревянного пола нет.
— Как же вы решились на эту поездку?
— Понимаете, я оформляю опеку над ребенком. Малышке нужно продолжить лечение. А проявлять инициативу в этом отношении могут только родственники или официальный опекун. Мама же Оксаны ведет себя пассивно.
— Мать и бабушка согласны с тем, что вы станете опекуном?
— Мне кажется, да. По крайней мере они были не против. Единственное, чего они боятся, так это возвращения отца Оксаны, который за кражу отбывает срок в тюрьме. Мужчина должен выйти на свободу через год. Хотя его могут выпустить по амнистии ко Дню независимости. Он увидел в новостях сюжет об Оксанке, узнал, что ее хотят удочерить, и, говорят, сильно разозлился. Позвонил жене, очень жестко говорил, чтобы та ни в коем случае не отдавала дочку чужим людям, и даже угрожал. Соседи, кстати, утверждают, что мира в их семье не было и, пока Оксанкин отец был на воле, доставалось и жене, и теще.
— Как восприняли ваш приезд соседи Оксаниной мамы?
— Говорили, что постоянно молятся за девочку, и были бы рады, если бы ее удочерили.
— А вы планируете удочерить малышку?
— Я очень полюбила Оксанку за то время, пока за ней ухаживаю. У нас с мужем нет детей, и я бы, конечно, хотела, чтобы эта девочка стала мне дочкой. Но сейчас самое главное — вылечить Оксаночку.
«Девочка согласилась переехать в другую больницу, попросив забрать с собой любимые игрушки и… кроватку»
Мы разговаривали с пани Еленой по телефону две недели назад. Тогда еще не была ясна дальнейшая судьба ребенка. Из ожогового центра девочку временно перевели снова в областную больницу. Поговаривали, что малышку перевезут в Донецкий ожоговый центр. Но когда, никто не мог сказать. И вот стало известно, что Оксанка уже в Донецке.
— С некоторым страхом я думала о том, как Оксаночка перенесет эту дорогу, — говорит пани Елена. — Нам предлагали ехать в Донецк поездом, но мы выбрали реанимобиль. Дорогу оплатили, насколько мне известно, областная детская больница, а также больница, на территории которой находится Ивано-Франковский ожоговый центр, и обладминистрация.
— Как же Оксанка перенесла дорогу?
— Девочка настолько привыкла к больнице, что очень не хотела уезжать. Наверное, чего-то боялась. Перед самым отъездом сказала мне: «Не хочу домой. Мне здесь нравится». Я спросила: «Почему тебе здесь нравится?» «Потому что меня здесь любят!» — ответила Оксанка. Тогда я сказала: «Мы просто переведем тебя в другую палату». Оксанка надула губки, но потом согласилась, если мы заберем с собой любимые игрушки и… кроватку.
В реанимобиле ехали до Донецка почти 18 часов. Оксанка сначала вела себя беспокойно, затем поела и заснула. Проспала всю дорогу. Проснулась уже в палате ожогового центра. Ей успели сделать первую операцию по пересадке кожи, которую Оксаночка, как всегда, перенесла очень мужественно. Но сейчас у малышки поднялась температура, она начала капризничать. Ранки плохо заживают. Очень надеюсь, что вскоре все наладится.
Я поселилась в палате рядом с Оксанкой и теперь могу быть с ней круглые сутки. Мне помогает еще одна женщина из Ивано-Франковска.
— Долго вам предстоит быть в Донецке?
— Думаю, не один месяц. Но я готова отдать этому ребенку всю свою любовь.
— Сколько стоит лечение?
— Не знаю. Его оплачивает фонд «Развитие Украины», для нас оно полностью бесплатно.
— Вы сказали «для нас». Вопрос о полной опеке над Оксанкой почти решен?
— Надеюсь, трудностей не будет. В Снятинской райадминистрации к нашему с супругом намерению отнеслись очень хорошо. Но отец и мать Оксанки не лишены родительских прав, поэтому говорить о полной опеке рано. Сейчас мой муж проходит курсы, обязательные для кандидатов в усыновители.
— А как малышка вас называет?
— Просто Леной. Мы с ней очень подружились.
В телефонной трубке я услышал голос Оксанки.
— Проснулась моя девочка, — говорит пани Елена. — Извините, я больше не могу говорить. Она требует к себе внимания. Оксаночку надо покормить, почитать ей книжки, поиграть, искупать. Дел много.
На прощание спрашиваю, нужна ли какая-нибудь помощь. Но пани Елена отвечает категорично:
— Спасибо! Не волнуйтесь, у нас все есть.
«Бывает, что даже незначительные рубцы позже проявляют себя, мешая телу расти и развиваться»
— Лечение и реабилитация малышей со столь обширной площадью глубоких термических поражений действительно занимает годы. Проще говоря, ребенок растет, а рубцы — нет, — рассказал корреспонденту «ФАКТОВ» заведующий отделом термических поражений и пластической хирургии Донецкого института неотложной и восстановительной хирургии Академии наук Украины Эмиль Фисталь.
По словам профессора Фисталя, такой пациент нуждается в длительной консервативной и хирургической реабилитации. У Оксаны сколиоз третьей степени, сгибательная контрактура предплечья, кисти, пальцев, шеи, микростома — уменьшение отверстия рта, к тому же у девочки наполовину сгорела ушная раковина…
— Оксана поступила к нам в состоянии средней тяжести, — говорит Эмиль Фисталь. — 14-го июля мы девочку прооперировали, закрыв ее собственной кожей гранулирующие (не заживающие) раны на голове, лице и туловище. Таких ран у ребенка было примерно 12 процентов. Использованы также клеточные технологии: малышке пересажены фибробласты — клетки, которые ускоряют заживление. Операция прошла без осложнений, и состояние девочки заметно улучшается: порядка 80 процентов новых лоскутов кожи уже прижились. Планируется, что в ближайшем будущем Оксана пройдет курс лечения на специализированном курорте — в Немирове, где есть детское отделение для ожоговых больных. Там используются и радоновые ванны, и лечебная физкультура, и физиотерапевтические процедуры. А затем малышка, скорее всего, снова поступит к нам — для проведения пластических операций. И по мере взросления ей придется делать пластику. Бывает, что даже незначительные рубцы позже проявляют себя, мешая телу расти: страдают функции позвоночника, конечностей…
— Я вижу, что Оксаночке уже намного лучше, она выздоравливает на глазах! — не теряет оптимизма пани Елена. — И развивается очень быстро. Слова схватывает на лету! Когда я впервые с ней заговорила, она отвечала односложно, как двухлетний ребенок. А теперь-то как лопочет! Девочка из украиноязычной семьи, но одинаково легко запоминает и украинские, и русские слова. Очень любит, когда я ей читаю книжки, просит, чтобы покупала новые. И еще обожает говорить по игрушечному мобильному телефону. Мы с мужем очень хотим спасти эту девочку, надеемся, что ее родители нас поймут.
2135Читайте нас у Facebook
