Для достижения этой цели была разработана программа «Предотвращение передачи ВИЧ от матери к ребенку», в рамках которой предусмотрены бесплатные тесты на наличие вируса, обеспечение инфицированных беременных антиретровирусной терапией, социальная и психологическая поддержка будущих мамочек. И это в то время, когда даже в некоторых специализированных инфекционных больницах врачи шарахаются от ВИЧ-инфицированных, едва узнав об их диагнозе, не выдают необходимых медикаментов, требуют деньги за лечение, а то и вовсе отказываются от пациента. Вот женщины и рожают ВИЧ-инфицированных детей, а после боятся показывать младенцев медикам или ставить их на учет. Болезненные, слабые малыши, не получившие, как и их мамы, должного лечения, умирают. Но у людей в белых халатах всегда найдется отговорка: «А я тут при чем? Они же СПИДом болели!»
«Мой отец воспринял новость о беременности без восторга: «Ты представляешь, кто у тебя родится?»
— По вине врачей я чуть не потеряла ребенка и только чудом сама не оказалась на том свете, — рассказывает 26-летняя Алла, жительница небольшого поселка под Киевом. — Долгое время я принимала наркотики, пыталась бросить, но безрезультатно. И когда в 2005 году узнала о своей беременности, поняла, что ребенок — мой единственный шанс начать жизнь заново. А менять было что, — горько усмехается женщина. — Росла я вполне счастливой девочкой, вышла замуж, уехала в Россию, занялась там своим бизнесом. Но когда резко «прыгнул» доллар и наше дело стало разваливаться, муж поехал в Украину продавать квартиру и попал в автокатастрофу. Я осталась без денег, без работы. Вскоре умерла мама. В этот тяжелый момент в мою жизнь и пришли наркотики. Два года муж безрезультатно пытался меня лечить. А когда о моей беде узнал отец, он просто увез меня в Украину. Снял для меня комнатку в небольшом городке в Киевской области и отобрал ключи от своей квартиры. Боялся, что когда он будет на заработках в России, у него дома устроят притон.
В селе под Киевом Алла сошлась с наркозависимым Евгением и вскоре уехала с ним в Днепропетровск, где из-за хранения психотропных препаратов попала в поле зрения милиции. Против нее возбудили уголовное дело и отпустили под подписку о невыезде. Узнав, что забеременела, Алла нарушила меру пресечения. Поскольку сожитель не поддержал ее желания иметь ребенка, молодая женщина решила вернуться в Киевскую область к отцу.
— Ехала к папе, будучи уверенной, что он меня простит и примет, — объясняет Алла. — Но наткнулась на запертые двери: отец был в России. Мне нужно было продержаться месяц до его возвращения. Я уехала на нашу дачу, перед этим заложила паспорт и купила несколько килограммов муки. Жила на тюре (сухари, размоченные в подсоленной воде. — Авт.) и лепешках, очень болела, но не кололась — думала о будущем малыше. Когда вернулся отец, он воспринял новость о беременности без восторга: «Ты представляешь, кто у тебя родится, с твоим-то образом жизни?» Папа настаивал на аборте. Я морочила ему голову, обещала, что пойду к доктору, как только подлечусь. Дотянула до четвертого месяца, и на УЗИ выяснилось, что делать аборт уже поздно. А мне только этого и надо было! Стала на учет. Через пару дней отец взял меня за руку и повел в больницу — забрать результаты анализов. Это был самый страшный день в моей жизни. Выбежавшая из кабинета врач заорала на весь коридор, показывая на меня пальцем: «Спидозная! Ты что, не знала, куда идешь? Рожать она у нас собралась, ты посмотри на нее!» Пациенты шарахнулись от меня с ужасом. Я разрыдалась и выбежала из больницы. Так я узнала о своем ВИЧ-статусе.
Следующую неделю Алла провела, лежа в постели. С утра до вечера она плакала, не переставая. Отец пытался поддержать дочь, заставить ее хотя бы поесть, но потом срывался: «Ты сама виновата! Доигралась!» Через неделю он узнал, что смертельно болен: врачи констатировали у него раковую опухоль, которая привела к необратимым процессам.
«Принимая роды, врачи достали откуда-то ржавые, давно не использованные инструменты»
— Всю беременность врач рассказывала страшилки, — вспоминает Алла. — Говорила о том, что у меня заражена кровь, настаивала, чтобы я бросила малыша. «Родишь — и пиши отказ от ребенка, — советовала она. — А дома соврешь, что младенец умер во время родов. Все равно такие спидозные дети и до года не доживают». Я верила, считала, что доктор хочет мне добра. Она не говорила об антиретровирусной терапии (поддерживающее лечение для ВИЧ-инфицированных. — Авт.), хотя обязана была. О том, что у меня вполне может родиться здоровый ребенок, тоже не заикнулась. В моей медицинской карточке на лицевой стороне красной ручкой было написано «ВИЧ!» Во время необходимого в период беременности осмотра у стоматолога меня не пустили дальше порога. Относились все, как к прокаженной. А я даже не возмущалась. Опускала голову и уходила.
Что происходило во время родов, не хочу вспоминать. Врачи достали откуда-то ржавые, давно не использованные инструменты, которые явно готовились на выброс. Сделали мне кесарево сечение. Новорожденный не дышал, и его поместили в барокамеру. Я начала плакать. Медсестра, увидев мои слезы, обругала меня на чем свет стоит. Не подающего признаков жизни ребеночка отключили от аппарата искусственного дыхания. Но тут, на мое счастье, в родзал вошла заведующая отделением. Она накричала на подчиненных за то, что они берут новорожденного теми же перчатками, которыми принимали роды, даже не вытерев его от крови ВИЧ-инфицированной матери. После чего заставила снова подключить младенца к аппарату. И сын слабенько, но запищал!
*Родив ВИЧ-инфицированного младенца, некоторые мамы боятся показывать его врачам. Не получив лечения, болезненные, слабые малыши умирают.
Аллу отвезли в палату, велели подписать отказ от ребенка. Через несколько часов у роженицы стало прибывать молоко, поднялась температура, но положенные в таких случаях медикаменты пациентке никто не дал. Пролежав на больничной койке еще некоторое время и догадавшись, что к ней уже никто не подойдет, молодая женщина встала и тихонько ушла.
— Дома меня ждал папа, — продолжает рассказ Алла. — Увидев мое состояние, созвонился с кем-то, сходил в аптеку, принес таблетки, с помощью которых у меня перегорело молоко. Стало легче. Вскоре отец снова уехал в Россию, а мне позволил остаться у него дома. Я только начала приходить в себя после родов, когда за мной приехала днепропетровская милиция. За нарушение подписки о невыезде меня арестовали. Следующий месяц я провела в следственном изоляторе. Когда меня отпустили и я вернулась в свой городок, папа уже находился дома. Он был совсем плох, с трудом мог дойти до туалета. Пришлось ухаживать за ним, делать массажи, давать лекарства. Вскоре он умер, так и не простив меня, — Алла начинает плакать. — Я была в отчаянии. На помощь мне пришла старшая сестра Наташа. Она сказала: «Мне не жаль отцовской квартиры, которую ты, может быть, превратишь в притон. Мне жалко тебя. И я никуда не уйду, пока не поставлю тебя на ноги».
«Если врачебная дискриминация нанесла вред здоровью пациента, нужно обращаться в суд»
Сестра отвела Аллу в центр СПИДа, где с ней впервые обращались по-человечески, оказывали помощь, поддерживали. Во время беседы молодая женщина сказала, что узнала о своем ВИЧ-статусе только во время беременности. «А где же ваш ребенок?» — спросили медики в центре. «А вам-то что?» — разозлилась Алла и выбежала на улицу, чтобы успокоиться. «Не нужно с ней так, сестра отказалась от малыша, и он, конечно, давно умер», — объяснила Наташа. «Так вот откуда мне ее глаза знакомы! — ахнула сотрудница центра. — В интернате ее малыш живет. И, кстати, совершенно здоров».
— Когда я узнала, что мой сын жив и даже не инфицирован, у меня была такая истерика, что весь центр не мог успокоить, — грустно улыбается Алла. — Я сразу сказала сестре: «Разобьюсь в лепешку, но своего ребенка заберу». Наташа одобрила: «Правильно! Если бы ты этого не сделала, я бы взяла племянника к себе». Моя реабилитация длилась восемь месяцев. В центре людей, живущих с ВИЧ/СПИД, мне «вправили мозги»: научили ценить свое здоровье и расставлять жизненные приоритеты.
По какому-то невероятному стечению обстоятельств меня забыли лишить родительских прав и поэтому после реабилитации разрешили забрать ребенка домой. Когда я впервые зашла в интернатовскую группу, где играли детки, страшно волновалась. Вглядывалась в лица малышей и не находила своего сына. Оказалось, что моего мальчика в тот момент прихорашивали в соседней комнате перед встречей с мамой. Я увидела Димочку, как две капли воды похожего на меня, подхватила его на руки. А он прижался ко мне и обнял за шею, — Алла не может сдержать слез. — Потом в моей жизни уже все было хорошо. Я сняла в Киеве квартиру, устроилась на работу, вышла замуж за здорового мужчину. С Сережей мы познакомились на фирме, куда я устроилась работать бухгалтером. Он стал за мной ухаживать. Я не хотела врать и уже на третьем свидании призналась, что ВИЧ-инфицирована. Переживала безумно, понимая, что в эту секунду могу потерять любимого навсегда. Но Сережина рука не дрогнула, он только крепче сжал мою ладонь. И сказал, что мы будем вместе, все будет хорошо. Я постоянно принимаю антиретровирусную терапию, поэтому не опасна для мужа как носитель вируса. У нас родился замечательный мальчик Мишенька. Каждый день благодарю Бога за свою семью и стараюсь не держать зла на врачей, из-за которых чуть не потеряла навсегда старшего сына. Сейчас я узнала, что такое настоящее счастье.
— К большому сожалению, подобных историй много, — вздыхает социальный работник Киевского отделения Всеукраинской сети людей, живущих с ВИЧ, Юлия Котенко. — У одной моей клиентки сотрудники одного из киевских роддомов нашли в крови вирус иммунодефицита, о котором она не подозревала. Женщину выставили в коридор, и туда же вывезли кроватку с новорожденным. Другой пациентке отказались делать наркоз и зашивали разрывы по живому, при этом оскорбляя и унижая. Третьей миску с едой бросали на порог палаты, как собаке. Из-за такого отношения медиков женщины замыкаются, никому не говорят о своей проблеме, боятся обследовать детей, что нередко заканчивается тяжелыми болезнями и даже летальным исходом. ВИЧ-позитивным людям обязательно нужно обращаться в нашу структуру, здесь им помогут психологи и юристы. Ведь если врачебная дискриминация зашла так далеко, что нанесла вред здоровью пациентов, нужно подавать иск в суд. К сожалению, убедить ВИЧ-инфицированных мамочек в том, что свои права можно отстаивать, что они не отбросы общества, а его полноценные и полноправные граждане, в нашей стране очень сложно…
2244Читайте нас у Facebook
