Мама Геннадия Афанасьева: "Российские власти жестоко мстят сыну за то, что он отказался оговорить Сенцова и Кольченко"
— В уголовном деле моего сына российские следователи написали, что он член «Правого сектора», участвовал в Майдане, — рассказала «ФАКТАМ» мама украинского патриота из Симферополя профессионального фотографа Геннадия Афанасьева Ольга. Вместе с его адвокатом Александром Попковым она недавно приезжала в Киев, встречалась с представителями властей. — Во время Революции достоинства Гена действительно ездил в Киев, но по частным делам. Пробыл тогда в столице лишь один день. Он был человеком аполитичным до тех пор, пока в конце февраля 2014 года Россия не начала захват Крыма. Сын с друзьями, как и многие другие люди, преимущественно молодые, стал ходить на митинги в поддержку Украины. Ребята не понимали, почему правительство в Киеве должным образом не реагирует на происходящее в Крыму, почему бросает на произвол судьбы наших солдат и офицеров.
*Ольга Афанасьева пришла с плакатом в защиту своего сына, Олега Сенцова и Александра Кольченко к Вечному огню на могиле Неизвестного Солдата в Симферополе. В ФСБ сфабриковали дело о том, что «террористическая группа» Сенцова намеревалась взорвать этот мемориальный комплекс и памятник Ленину
— Когда украинские воинские части в Крыму оказались заблокированными, патриотично настроенные люди стали помогать нашим бойцам, ведь централизованный подвоз солдатам припасов прекратился, — продолжает Ольга Афанасьева. — Ребята собирали деньги, чтобы купить для военных продукты и предметы первой необходимости. На квартирах готовили горячую еду и привозили ее солдатам. Я тоже несколько раз варила для них большие кастрюли каши.
В те напряженные дни проукраинская молодежь Крыма записывала патриотические видеоролики и выкладывала их в Интернет. Гена с помощью одного из своих друзей тоже сделал запись: продекламировал на камеру стихотворение Василия Симоненко «Де ви, кати мого народу?» и выложил в сеть. Ничего плохого мой сын не делал. За что его посадили? За любовь к Родине!
— У вас было предчувствие, что сына арестуют?
— Признаться, я не предполагала, что все так плохо обернется. Ведь мы привыкли к более-менее свободным порядкам в Украине, не имели представления о суровых российских реалиях. Конечно, тревога на душе была. Я говорила Гене, что, может, следует вести себя поосторожнее, но уж очень сильно не боялась. Поэтому когда вечером девятого мая 2014 года мне позвонили из ФСБ и сообщили об аресте Гены, пережила сильнейшее потрясение. В тот день я была у друзей в Севастополе. Сын остался в Симферополе, планировал пойти с фотографией деда-фронтовика на парад по случаю Дня победы, фотографировать ветеранов. После звонка из ФСБ я хотела немедленно уехать домой, но друзья не отпустили, мол, в таком состоянии садиться за руль нельзя. Уснуть так и не смогла, уже в четыре часа утра помчалась на автомобиле в Симферополь. В квартире после обыска все было перевернуто вверх дном. Кстати, тогда я не обратила внимания, что исчезли дорогая фототехника, ноутбук. Сын сам заработал на эти вещи, когда после первого курса университета по программе для студентов «Work & Travel USA» четыре месяца работал и совершенствовал знания английского в Америке. Люди, которые проводили обыск, присвоили аппаратуру, ведь в списке изъятых вещей ее нет.
Так вот, примчавшись домой, я бросилась обзванивать друзей в надежде получить дополнительную информацию, обговорить ситуацию. Все сходились во мнении, что это дело политическое, а значит, выпутаться будет сложно. Со мной связался человек, представившийся общественным адвокатом. Ничего толком он не знал, сообщил лишь, что меня могут вызвать в ФСБ. Я пошла туда, не дожидаясь приглашения. Узнала, что сына схватили утром по пути на парад, что его и еще нескольких человек обвиняют в намерении взорвать памятник Ленину и Вечный огонь на могиле Неизвестного Солдата. Первое время Гена находился в изоляторе временного содержания, окна которого выходят на наш двор. Но свидание нам разрешили, когда сын уже был в Москве в следственном изоляторе «Лефортово». Я тогда спросила: «Тебя пытали?» Находившийся рядом представитель администрации возмутился: «Что это за вопросы?! Хотите, чтобы я прекратил свидание?» Пришлось говорить только на невинные темы.
— По словам моего подзащитного, его схватили на улице люди в масках, затолкали в машину, надели на голову мешок, стали бить, требуя назвать фамилии представителей «Правого сектора», с которыми он связан, спрашивали о режиссере Олеге Сенцове, — рассказал нынешний адвокат Афанасьева Александр Попков (на фото). — Геннадий видел Сенцова на нескольких мероприятиях, предлагал услуги фотографа, но близко знаком с ним не был. Моего подзащитного привезли в какое-то помещение, сняли мешок, и он увидел, что это его квартира. Там находилось много незнакомых людей — сотрудников спецслужб. Афанасьева положили на пол лицом вниз и начали обыск. После этого его отвезли в ФСБ к следователю Александру Бурдину. Тот потребовал сознаться в подготовке в составе «террористической группы» Сенцова подрыва памятника Ленину и Вечного огня в Симферополе. Затем Геннадия потащили в комнату этажом выше и стали избивать руками в боксерских перчатках. Лупили в живот и голову, стараясь не попадать по лицу. Афанасьев пытался объяснить, что занимался лишь волонтерской деятельностью. Мучители требовали признаться в терроризме. На Геннадия надели противогаз, зажали шланг. Когда он начал терять сознание, шланг отпустили. Затем пытка продолжилась: оттянули противогаз и прыснули под него какой-то газ, вызвавший рвоту. Мой подзащитный захлебывался рвотной массой, а его при этом били.
Ему стали угрожать изнасилованием, раздели догола, водили раскаленным паяльником около тела и рассказывали, что будет, когда засунут его в задний проход. Пускали через тело электрический ток, который вырабатывает специальная машинка…
На следующий день Геннадий стал давать показания, которые от него хотели получить: оговорил себя, Сенцова, Кольченко и незнакомых ему людей, фамилии которых называли следователи. Однако и тогда пытки и избиения не прекратились — они продолжались все 10 дней, пока Геннадий находился в следственном изоляторе Симферополя. Ему не давали спать: как только он засыпал, входил сотрудник, требовавший встать, представиться, назвать свою статью.
В Москве в «Лефортово» Геннадия уже не били. Адвокаты, которые были у него в Крыму и Москве, убеждали, что следует во всем признаваться и не нужно писать жалоб — мол, они только навредят.
— В декабре 2014 года в Москве прошел закрытый судебный процесс над моим сыном, — продолжает Ольга Афанасьева. — Журналистов, правозащитников на него не пустили. Я с большим трудом получила разрешение присутствовать на заседаниях. Сын тогда подтвердил показания, которые дал под пытками. Ведь не было смысла отказываться от них в ситуации, когда никто в зале, кроме меня, не намерен был слушать правду. Гену приговорили к семи годам лишения свободы, хотя прокуратура требовала 13 лет заключения.
Через восемь месяцев, в июле-августе 2014 года, в Ростове-на-Дону прошел открытый процесс над крымчанами Олегом Сенцовым и Александром Кольченко. По замыслу российских спецслужб, свидетельства Афанасьева должны были стать «доказательством» их «террористической деятельности». Однако Геннадий нашел в себе мужество рассказать на суде, что в протоколах его допросов написана ложь.
— Когда накануне суда Афанасьева доставили в Ростов-на-Дону, к нему в камеру пришел оперативник, в котором Геннадий узнал одного из сотрудников ФСБ, — говорит Александр Попков. — Он пригрозил: «Поведешь себя „неправильно“, твоя мать может случайно попасть в аварию, а ты поедешь мотать срок на Северный полюс к белым медведям».
Оперативник потребовал, чтобы на процессе Афанасьев отказался давать показания. В таком случае адвокаты Сенцова и Кольченко не получили бы возможность задавать ему вопросы, при этом показания против Сенцова и Кольченко, выбитые из него во время следствия, суд принял бы во внимание. За сутки до того, как Геннадия привели в зал суда, к нему приходил местный оперативник, пообещавший: «Скажешь, что нужно, поедешь в нормальную колонию». Но Афанасьев пошел наперекор воле спецслужб. Мне он по этому поводу сказал буквально следующее: «Если моя правда поможет спасти невиновных людей, то я решил для себя это сделать».
— Когда сына завели в Ростове-на-Дону в зал суда, его друзья сумели шепнуть Гене: «К тебе придет адвокат, которому можно доверять», — говорит Ольга Афанасьева. — Речь шла об Александре Попкове. До этого у сына нормального защитника не было. С Александром у него полный контакт. Гена рассказал ему в подробностях обо всем, что ему довелось пережить.
Как и следовало ожидать, мужественный поступок Геннадия Афанасьева не повлиял на решение суда: Сенцова приговорили к 20 годам заключения, Кольченко — к десяти.
— Отбывать срок сына отправили на Север в Республику Коми в колонию строго режима, — продолжает Ольга Афанасьева. — Этапировали его туда целый месяц в ужасных условиях вместе с рецидивистами. Хотя недопустимо везти с закоренелыми уголовниками человека, получившего срок в первый раз. В колонию он прибыл изможденным. Я ездила туда к нему на длительное — три дня — свидание. Тогда впервые за полтора года смогла обнять сына. Получилось так, что толком подготовиться к встрече не получилось: приехала — а мне говорят: «Через два часа вам заходить». Бросилась в ближайший магазин, купила еды — и к сыну. Нам выдели комнату в каком-то корпусе.
Тогда я узнала о подробностях этапа. А также о том, что как только сын оказался в колонии, ему подкинули заточку, чтобы был повод для репрессий. Сын попал в штрафной изолятор. На Гену посыпались взыскание за взысканием. В результате его перевели в барак строгого содержания. Те, кто туда попал, целый день находятся в помещении, на работы их не водят. В шесть утра подъем, и до 11 вечера 91 человек находится в замкнутом пространстве, не зная, чем себя занять. Но это еще не самое худшее: адвокат предполагает, что администрация намерена перевести Гену в так называемое единое помещение камерного типа (ЕПКТ). В таких камерах содержат наиболее опасных преступников. Те, кто попал в ЕПКТ, не имеют права пользоваться телефоном, получать передачи, им не разрешаются свидания. За то, что мой сын выступил против ФСБ, открыто заявив, что Сенцов и Кольченко невиновны, сейчас ему жестоко мстят. Несмотря на пережитые страдания, Гена морально не сломался, не озлобился, остался порядочным человеком. Он очень бережет меня: думаю, если бы я не узнала от адвоката о пытках, сын бы мне о них не рассказал. Гена за полтора года тюрьмы заметно возмужал. Он и прежде был парнем с довольно сильным характером, теперь его сила воли еще более укрепилась. А вот здоровье уже подорвано: болят спина, сердце, ухудшилось зрение.
— С кем из представителей украинских властей вы встретились и что они вам пообещали?
— Мы с Александром Попковым были в Министерстве иностранных дел и у уполномоченной Верховной Рады Украины по правам человека. Там нам пообещали принять ряд мер, которые, будем надеяться, помогут сыну.
Через «ФАКТЫ» хочу передать огромное спасибо тем, кто поддерживает Гену: его друзьям, многие из которых были вынуждены уехать из Крыма, неравнодушным людям из Украины, США, Канады, Великобритании, Германии, Франции, Чехии… Широкая международная поддержка должна привести к тому, что на Россия будет вынуждена освободить всех украинских политзаключенных («ФАКТЫ» писали, что восьмого ноября, в день 25-летия Геннадия, друзья провели на Софиевской площади в Киеве акцию в его поддержку. — Авт.).
Шок, случившийся у меня после ареста сына, не прошел по сей день. Сын в тюрьме, и я душой тоже в тюрьме. Одна девушка из его компании загадала, что Гена выйдет на свободу в ее день рождения — 14 февраля. Как бы я была счастлива, чтобы ее желание исполнилось уже в следующем году.
Через адвоката Геннадий Афанасьев передал на свободу открытое письмо, в котором он обратился с просьбой к украинским властям добиться его экстрадиции или обменять на людей, в которых заинтересована Россия.
3687Читайте нас у Facebook
