Александра Матвийчук: "В день расстрела Майдана мы старались как можно быстрее задокументировать преступления"
Евромайдан был маленькой, но полноценной структурой, каждая составляющая которой работала четко и слаженно, как часовой механизм. Самооборона осуществляла правоохранитетельную функцию, открытый университет Майдана — образовательно-просветительскую, активисты, возводившие из подручных материалов баррикады, — пограничную. Полевая кухня угощала всех желающих горячей едой, а священнослужители разных конфессий служили молебны о мире и панихиды по погибшим.
Но едва ли не самой первой, самой популярной и одной из самых масштабных инициатив стал «Евромайдан SOS» — объединение правозащитников и адвокатов, которые по первому зову бросались вытаскивать из милицейских участков задержанных активистов, отстаивали открытые против них уголовные дела в судах, разыскивали пропавших, помогали вывозить раненых за границу. Сейчас, когда баррикад, полевой кухни и медицинской службы Майдана давно нет, правозащитники «Евромайдана SOS» продолжают добиваться справедливого расследования репрессий и преступлений против активистов Революции достоинства в Международном уголовном суде в Гааге.
— Тридцатого ноября 2013 года у нас в офисе был запланирован семинар с партнерами, — рассказывает «ФАКТАМ» председатель правления Центра гражданских свобод, киевская правозащитница и организатор гражданской инициативы «Евромайдан SOS» Александра Матвийчук (на фото). — Мы хотели обсудить методы борьбы с законами, ограничивающими свободу граждан. Парламент тогда как раз узаконил пресловутый демографический реестр, начисто перечеркивающий право каждого из нас на приватность. Но тренинг не состоялся: на рассвете «Беркут» дубинками разогнал студентов под стелой на Крещатике. Часть наших правозащитников сразу направились на Михайловскую площадь, где на территории собора нашли укрытие избитые участники акции. Решение создать центр оказания правовой помощи и юридического консультирования пришло быстро. Тут же был создан сайт «Евромайдан SOS», мы написали первый пост, чтобы избитые демонстранты или родственники задержанных обращались к нам за помощью. И пригласили к сотрудничеству квалифицированных адвокатов. На нас сразу же обрушился шквал звонков. Машина заработала.
Ни Александра, ни ее единомышленники из других городов, оставшиеся помогать людям на Майдане, не подозревали тогда, что избиением студентов дело не ограничится, что вскоре придется подавать заявления о пытках и расстреле активистов, что волонтеров будет две тысячи! Это не считая сотни профессиональных адвокатов, готовых в любое время дня и ночи бесплатно мотаться по райотделам, изоляторам и судам.
— «Евромайдан SOS» был организован таким образом, что болезнь, арест или гибель одного человека, в том числе кураторов или меня, не остановили бы работу, — объясняет Александра Матвийчук. — У нас был продуман выход из любых форс-мажорных ситуаций — от отключения света и Интернета до нападений на волонтеров, пожаров, провокаций и ликвидации офиса. Каждое наше направление курировали отдельные люди, они создавали группы и подгруппы. Новеньким хватало десяти минут инструктажа, чтобы начать работать.
Наши адвокаты освобождали ребят из изоляторов временного содержания, пытались предотвратить похищение «Беркутом» раненых из больниц. Активистов ведь вытаскивали прямо из отделений, вывозили в лес и там пытали. Издевались, раздевали догола. Одному отрезали волосы и заставили их есть. Когда услышала об этом, сначала даже не поверила, что такое могут творить правоохранители. Думала, это переодетые в форму «титушки». Узнав о том, что делается в больницах, волонтеры установили там дежурства и стали охранять пострадавших. Через медперсонал передавали пациентам визитки с телефоном нашей горячей линии. Чтобы «беркутовцы» не догадались, что это мы, писали на визитках «Иван Иванович Майдановец. Стоматолог». Маскировались…
Еще одним направлением нашей работы было информирование людей о происходящем на Майдане, о жертвах, об избитых, задержанных, расстрелянных. Отдельная группа занималась взаимодействием с международными правозащитными организациями, ОБСЕ…
— Кто-то из вас подвергся преследованию или нападению?
— В феврале ко мне домой пришли «титушки», бритоголовые браткиа. Стали ломиться в дверь, но, к счастью, не смогли ее взломать. С того дня и до конца Майдана я домой не возвращалась. Спала, как и все наши, в офисе на диване, по два-три часа в сутки. Волонтеров с каждым днем становилось все больше. Сейчас даже не представляю, как мы помещались в нескольких комнатках. Были люди со всех уголков страны и даже из-за границы. Парень из Белоруссии работал у нас на горячей линии и, общаясь по телефону, трогательно извинялся, что пока не очень хорошо говорит по-украински. А еще помогала украинская диаспора. Люди выходили на площади Лондона, Рима, Парижа, Брюсселя, чтобы поддержать нас. Мы просили их не просто стоять с желто-голубыми флагами, а писать плакаты с конкретными требованиями. Например, выпустить из изолятора такого-то задержанного в Киеве. Это оказалось очень действенным методом.
— Наверное, вы и сами не знаете, сколько у вас было волонтеров…
— Мы считаем волонтерами «Евромайдан SOS» всех, кто нам помогал. Как-то в офис пришла женщина средних лет, окинула нас опытным взглядом и… пошла на кухню. Она на свои деньги покупала продукты, готовила горячую пищу и буквально ходила за каждым с ложкой, заставляя поесть. Эта женщина сделала для победы революции не меньше, чем каждый из нас! А еще помню потрясающий случай взаимопомощи и консолидации. Нам стало известно, что в Киев приезжает генеральный секретарь Совета Европы Турбьерн Ягланд. Меня пригласили на встречу с ним. Этот шанс нельзя было упустить. Мы наспех написали обращение с просьбой создать комиссию по расследованию преступлений на Евромайдане. До встречи оставалось полчаса, за которые нужно было перевести наше письмо на английский язык. Опубликовали его на сайте, и подписчики среагировали моментально: «Я перевожу первый абзац», «Я — второй», «Я — концовку». Через пару минут у нас был перевод. Ягланд пошел нам навстречу и создал комиссию! Это было настоящее чудо…
— Вы жаловались на беззаконие милиции в суды и прокуратуру, хотя в то время это казалось совершенно бессмысленным — реакции на заявления не было никакой.
— Мы знали об этом, но такие заявления давали шанс в будущем доказать, что преступления были совершены. Власть тогда позволила милиции все, только бы они придушили протест. «Беркут» мог безнаказанно похищать и убивать людей только за ленточку с символикой Евросоюза на рукаве. В ответ на заявления и жалобы мы получали стандартные отписки. Но наши адвокаты боролись за каждого человека. И благодаря этому удавалось невозможное: выпускали задержанных, закрывали некоторые сфабрикованные дела. И самое главное: мы показывали, что законы можно заставить работать. В тот момент все понимали, что любого могут похитить, избить, убить. Но найдутся и те, кто вытащит, поможет, поддержит, заступится. Вселять в людей веру, что справедливость восторжествует, — это была главная задача организации «Евромайдан SOS».
— Что было самым трудным за те 94 дня сопротивления?
— Моменты собственного бессилия. Помню, как в конце января во время противостояний на улице Грушевского силовики сбросили со стелы стадиона «Динамо» активиста. Мне тогда позвонила его мама (правда, ни она, ни я еще не знали, что искалечили именно ее сына). В тот момент она не могла его найти. Я посоветовала пройтись по больницам. По удивительному совпадению женщина попала именно в ту больницу и в то отделение, куда привезли ее сына. Мельком увидела его в коридоре. «Это… кровавое месиво, — рыдала она в трубку. — Сейчас упаду в обморок». «Не смейте, — прикрикнула я на нее, — возьмите себя в руки. Вы ему нужны». Мы старались поддерживать людей, но через себя пропускали столько боли и горя, что нам самим подчас требовалась помощь психолога. Особенно когда люди видели в списках раненых или погибших своих родственников и друзей.
— Знаю, что у вас в команде, кроме правозащитников и адвокатов, были и профессиональные психологи.
— И они в буквальном смысле спасали людей. Беседовали с ними, успокаивали, убеждали. Поскольку наш маленький офис был битком набит волонтерами, то психологам, чтобы спокойно поговорить по телефону, приходилось закрываться в туалете. Иногда такие беседы длились подолгу. Когда в Днепропетровске «Беркут» напал на демонстрантов, с нами связалась беременная женщина, муж которой после избиения был в коме. Жена решила, что смысла жить нет и позвонила на горячую линию сказать, что собирается покончить с собой. Наш психолог говорила с ней в течение пяти часов!
А однажды психолог… выявила аферистов. Мы выкладывали в «Фейсбук» информацию о пропавших без вести. Вскоре нашлись мошенники, решившие нажиться на чужой беде. «Ваш сын у нас в плену, если хотите, чтобы мы выпустили его, платите деньги», — говорили они матерям и женам майдановцев. Одна из женщин позвонила посоветоваться: перечислять деньги или продолжать искать мужа. Психолог взяла у нее номер телефона вымогателя и позвонила, выдав себя за жену пропавшего активиста. Как она натурально кричала, плакала, просила, чтобы ее «мужа» отпустили! Потом спокойно положила трубку и сказала: «Это аферисты. Никого у них в плену нет».
Психологам приходилось брать на себя еще одну тяжелую обязанность: обзванивать родственников погибших. Могу себе только представить, каково было им, если даже у меня появилась седая прядь (Александре Матвийчук всего 31 год. — Авт.). Когда начались массовые убийства, «Евромайдан SOS» завершил свою первоначальную миссию (какие уж тут могут быть адвокаты и правозащитники!) и занялся поиском и опознанием погибших.
Мы старались как можно быстрее задокументировать происходящее, чтобы, даже если нас расстреляют, доказательства преступлений остались и виновные не смогли избежать наказания. Санитары в моргах тайком фотографировали погибших, пересылали снимки нам, мы выставляли их на своей странице в Интернете и находили родственников. В один из таких дней произошла ситуация, которую мне больнее всего вспоминать. Когда началась зачистка на улице Институтской, мне оттуда позвонил муж, сказал, что любит, и… попрощался. Я хотела крикнуть, чтобы он спасался, но не смогла. Потому что знала: у каждого, кто там остается, тоже есть жены, дети, родители. Слава Богу, мой муж остался жив — кто-то вовремя повалил его на землю и прикрыл собой от пули.
— Это, наверное, и самое светлое ваше воспоминание о Майдане…
— На самом деле радостных моментов было много. Помните события 10—11 декабря? Глубокая ночь. Охрипшая Руслана поет гимн Украины вместе с людьми, просит правоохранителей не трогать мирных демонстрантов. Мы все напряжены и готовимся к штурму. В общем, драматический момент. И тут начинают приходить сообщения: «Украина, мы с вами! Лондон», «Слава Украине! Америка», «Украина, мы тебя любим! Италия»… Весь мир следил за событиями на Майдане и поддерживал нас. (Вытирает нахлынувшие слезы.) Второй момент, о котором я хотела бы рассказать, забавный и милый. Киевляне однажды спросили, чем они могут нас угостить. Мы сказали, что будем рады фруктам и мяте — ее часто приходилось заваривать как успокоительное. Вскоре нам привезли бананы, апельсины и… ящик укропа и петрушки. Перепутали, наверное. Волонтеры шли домой с пучками зелени, и это здорово поднимало им настроение.
— В отличие от других гражданских инициатив Революции достоинства «Евромайдан SOS» продолжает работать, и его сайт с огромным количеством подписчиков до сих пор активен. Чем вы занимаетесь сейчас?
— За два года расследование по поиску виновных в преступлениях на Евромайдане не сдвинулось с мертвой точки. Неудивительно: двумя тысячами эпизодов занимаются всего 18 следователей. И их еще заставляют бегать на допросы и отвечать, почему так долго расследуются дела. Наша правозащитная организация добилась создания Управления по специальным расследованиям. Оно начало работать в январе этого года. В феврале нам позвонили сотрудники этого учреждения и попросили… дать им информацию по Майдану. Оказывается, управление не имело базы данных. Кроме того, мы добиваемся открытия дела в Международном уголовном суде в Гааге. Для этого Украина должна собрать доказательства, что это были не просто убийства, а преступления против человечности. Мы боремся за право нашей страны иметь общество, в котором есть справедливость. Если сейчас разведем руками и скажем, что нам не удалось установить и наказать виновных в преступлениях и массовых расстрелах, это будет четкий сигнал будущим «януковичам»: можно делать все, что хочешь, и оставаться безнаказанным. И нашим детям, когда они вырастут, придется снова выходить на Майдан и погибать там за свою страну.
1415Читайте нас у Facebook
