Ольга Алексеенко: "Чуть ли не каждый второй фронтовик кричит в телефон: "Как мне теперь жить дальше?!"
Каждый вечер, ровно в восемь, он одевается и выходит из дому. Возвращается далеко за полночь. Часто со сбитыми костяшками кулаков.
Бывший атошник — молодой крепкий мужчина — ежедневно по несколько часов бродит по темным улицам города в поисках «адреналина». Он, получивший контузию в боевых сражениях, не пропускает ни одной драки, а при случае готов и спровоцировать конфликт. 
Не дай Бог кому-то задеть его словом или взглядом, зацепить неосторожным движением — он моментально заводится, и накопившаяся злость буквально вырывается наружу.
— Не хотела бы я случайно встретиться с этим человеком, — говорит Ольга Алексеенко — координатор-эксперт действующего в Полтаве проекта поддержки для участников АТО, фронтовых волонтеров, вынужденных переселенцев и их семей, который называется «АТОЛ» (на фото автора). — А вот с его мамой мы часто общаемся по телефону. Бедная женщина извелась от двойной жизни сына, от его подозрительности, недоверия к окружающим. Возможно, единственным утешением для нее является наша анонимная телефонная линия. Каждого звонящего сюда мы слушаем до тех пор, пока он не выплеснет свои эмоции. И во время разговора стараемся убедить, что не все так плохо, подталкиваем к поиску внутренних резервов, чтобы человек мог справиться с возникшей проблемой.
Ольга Алексеенко и 18 ее коллег хорошо знают изнанку войны на Донбассе. Волонтерам телефонной линии доверия, как на исповеди, иногда рассказывают такое, в чем не каждый даже сам себе мысленно признается. О предательстве командиров, контрабанде, мародерстве, кражах, пристрастии к наркотикам и выпивке, о фронтовых проститутках… Одно дело, когда об этом говорят в общих чертах, и совсем другое — когда в деталях, которые хранит память конкретного человека.
Некоторые ребята не могут забыть, как буквально по кусочкам собирали побратимов. Одного бойца преследует жуткое воспоминание о том, как он вытирал со своего лица кровь убитого друга, а потом куда-то тащил его оторванную руку.
Другой парень, вернувшись из зоны АТО, в припадке ярости забил ногами собаку, которую сам же и вырастил, взяв еще щенком. А когда понял, что натворил, решил свести счеты с жизнью.
Третий, утратив над собой контроль, сворачивал курам головы. В такие моменты жена бойца убегала из дому, а односельчане, живущие с ним на одной улице, до сих пор дрожат от страха.
Случается, участники боевых действий «зарабатывают» на войне сексуальные расстройства. Длительное пребывание в мужском коллективе плюс постоянный стресс делает некоторых бойцов зацикленными на сексе, поскольку им не удается снять нервное напряжение.
Кто-то привозит с фронта гепатит С, кто-то оставляет там руки-ноги. И чуть ли не каждый второй с надрывом кричит в телефон: «Как мне теперь жить дальше?!»
— И что же вы отвечаете? Неужели знаете ответы на такие непростые вопросы?
— Боже упаси говорить: «Как я вас понимаю!» — это сразу вызывает недоверие, — поясняет Ольга Алексеенко. — Да, лично я не переживала того, через что довелось пройти фронтовикам. Над моей головой не свистели пули, я не выходила из окружения, на моих глазах не убивали друзей… Наша телефонная линия — это как громоотвод. Мы принимаем на себя поток негатива, а позвонивший словно выпускает пар и на какое-то время успокаивается. Наша задача — в основном слушать, задавать правильные вопросы, стараться перевести беседу в конструктивное русло, советовать, куда обратиться за консультацией по конкретной проблеме. Мы знаем хороших юристов, психологов, психиатров, сотрудничаем со многими организациями. Главное — дать человеку понять, что он не один, что есть люди, готовые ему помочь. И не обмануть его надежды.
По словам Ольги Алексеенко, за полтора года у волонтеров «АТОЛ» появились постоянные клиенты. Люди, принимающие звонки, по условиям контракта имеют право не сообщать звонящим свои настоящие имена, им запрещено разглашать информацию, по какому адресу они находятся, в какое время работают, давать номера своих личных телефонов. Но если человек, нуждающийся в эмоциональной поддержке, поверит какому-то конкретному оператору, он будет звонить до тех пор, пока не попадет на его смену. Таких консультантов узнают по голосу, их рекомендуют боевым побратимам.
— Правда, есть исключения из правил, — продолжает Ольга. — С нашим первым анонимом мы подружились, и теперь, когда ему становится плохо, он знает, куда обращаться за помощью. Он служил в составе добровольческого батальона, который вел бои за Иловайск и попал в окружение. При выходе из котла боец потерял друга. Будучи раненным в ногу, он, уже немолодой мужчина, целые сутки тащил на себе его тело — чтобы мать могла похоронить сына. Терял сознание, рисковал погибнуть. Простреленный коленный сустав не выдержал невероятной нагрузки — его затем пришлось заменить. Сейчас этот боец снова в строю. На передовой.
— Герою помочь легко. А тем, кто на войне превратился в алкоголика или наркомана? Ими кто занимается?
— Практически никто. От них порой отворачиваются даже бывшие побратимы. Общество, как правило, любит красивых, отважных, с орденами и медалями. А опустившихся, понятное дело, никуда не приглашают, не благодарят за то, что они воевали, не вручают им наград. И от этого их самолюбие страдает еще больше.
С такими людьми в Полтаве работает известный врач-нарколог Игорь Власенко. Он на собственные средства выводит атошников из запоя, лечит наркотическую зависимость. Но зачастую и специалист с огромным опытом работы оказывается бессильным перед глубоко травмированной психикой.
Фронтовиков очень сложно уговорить лечиться в психиатрической клинике. Иногда нам это все же удается. Потом, когда выписываются, звонят, благодарят…
Они — как малые дети. Могут звонить даже тогда, когда их обидели в магазине. Но никто не знает, как бы отреагировала психика любого из нас, очутись он на войне. Алкоголь и наркотики — это антидепрессанты, помогающие не сойти с ума в тех условиях. Увы, государство, которое поначалу не готово было воевать, сейчас еще больше не готово возвращать морально и физически изуродованных людей к мирной жизни. Нам нередко жалуются даже на психологов — у них ведь тоже нет опыта работы с такой категорией населения.
Чаще всего сталкиваются с несправедливостью ветераны АТО из сельской местности. Пока служили, их землю раздерибанили власть имущие, работы найти не могут, жить не на что… Как-то позвонил фронтовик-доброволец. «За что я воевал? — чуть не плачет. — Мне сейчас не на что починить крышу. Она протекает, а в семье двое детей. В кармане 30 гривен. Сельсовет выделил аж… несколько шиферин!» Ну разве так должно быть?
— У людей, побывавших в зоне боевого конфликта, сильно меняется мироощущение, — говорит один из волонтеров телефонной линии доверия Сергей Скрипник. — Им кажется, что они уходили на войну из одного мира, а вернулись в совсем другой, чужой для них. Зачастую адаптация происходит очень болезненно. Заканчивается «медовый месяц», когда семья и друзья празднуют возвращение героя с войны, а дальше о нем чаще всего забывают все, кроме родни.
— Увы, человек с изломанной психикой остается лишь болью своей семьи, — подключается к разговору офицер запаса, волонтер, неоднократно ездивший с материальной помощью к бойцам на фронт (имя попросил не указывать). — Однажды на моей смене раздался звонок. Звонил отец демобилизованного солдата, бывший афганец, он был практически в невменяемом состоянии. «У меня в руке топор, — предупредил сразу. — Я сейчас зарублю им сына. Да, сяду после этого в тюрьму, зато дам жить жене, дочке, зятю, их двум маленьким детям». В ходе долгой тяжелой беседы выяснилось, что сын звонившего, до того как ушел на фронт, спиртного в рот не брал. А вернулся конченым алкоголиком, с посттравматическим стрессовым расстройством. Своими выходками просто извел всех членов большого семейства, которое ютится в двухкомнатной квартире.
После моих уговоров мужчина все же согласился, что решить проблему с помощью топора будет неправильно, нужно бороться за своего сына.
— Война часто разрушает семьи, — делится своими наблюдениями Ольга Алексеенко. — За полгода разлуки с мужем жена привыкает жить самостоятельно. Да и мужчина тоже. Супруги порой отдаляются друг от друга настолько, что становятся чужими. На войне масса «фронтовых жен». А дома что? Надо работать, но добывать деньги уже не хочется. На войне все было понятно: или ты подчиняешься командиру и ни о чем не думаешь, или командуешь и требуешь беспрекословного исполнения приказов. В любом случае такое не на пользу семейным отношениям.
«Там теплушка… Боевое братство… Чай в котелке… Проститутки… И жена не зудит. Там нет серых тонов. Есть только белое и черное — все ясно!» — вот причина, по которой некоторых бойцов тянет обратно в зону боевых действий. Да еще и зарплата в размере семи тысяч гривен, о чем на гражданке можно только мечтать.
Иные мужчины считают, что война помогла им найти настоящую любовь. Привозят с фронта девиц, жен бросают. Часто таким девицам нужно было просто вырваться из зоны военного конфликта, чтобы идти дальше своей дорогой.
В общем, война — как лакмус: чего в человеке больше, то и проявится.
— Снимаю шляпу перед всеми волонтерами, — говорит Ольга Алексеенко. — Каждое их появление на фронте поднимает бойцам настроение. Подбросили продуктов — бойцы рады, улыбаются. Приехали с концертом — аплодируют. А мы помогаем морально, оставаясь при этом в тени. От прилива радости нам никто не позвонит. Наоборот, мы радуемся, когда удается приглушить негатив, который на нас обрушивается изо дня в день, без выходных и праздников. Зачастую разговоры длятся по часу-полтора, и все это время мы слышим сплошной крик, мат и… плач крепких мужиков (так их нам рисует воображение), когда на них накатывает волна одиночества, разочарования, злости. Поэтому больше трех часов подряд волонтер на телефоне не дежурит. Но если человек позвонит в конце смены (телефон доверия работает с 17.00 до 23.00), то его никто не прерывает, пока беседа не завершится на оптимистической ноте. Недавняя смена волонтера Елены Твердохлеб, например, закончилась около полуночи 31 декабря, и Новый год она встретила по дороге домой. Кстати, и в прошлый Новый год Лене такое выпало. Другие волонтеры, бывает, добираются домой пешком или на личном транспорте за десятки километров от Полтавы.
В совместном литовско-украинском проекте «АТОЛ» на добровольных началах работают профессиональные психологи, юристы, чиновники, спасатели, бизнесмены, врачи, жены и вдовы воинов АТО, сами атошники, прошедшие специальное обучение… Кто-то не выдерживает моральных нагрузок, кто-то уходит по другим причинам, поэтому состав волонтеров периодически обновляется.
Единственная в Украине телефонная линия доверия, созданная на негосударственной основе, появилась благодаря неправительственным организациям двух стран — Литвы и Украины. Общий проект успешно реализуют «JaunimoLinija», «Unija 1219» и Центр стратегических коммуникаций при поддержке МИД Литвы. На «линию эмоциональной помощи» по номеру 0−800−20−30−20 звонят граждане со всей Украины, в том числе и с временно оккупированных территорий. Бывает, обращаются подростки со своими тревогами. Чаще всего они обеспокоены долгим отсутствием связи с отцами, волнуются, чтобы их не убили.
— Никто не знает, когда в Украине будет мир, — вздыхает Ольга Алексеенко. — Но уже наступившие последствия войны — это лишь цветочки. Дальше, мне кажется, будет хуже. На мирной территории много оружия, много физически и морально искалеченных людей. Оружие будет стрелять, демобилизованные атошники — пополнять ряды убийц и жертв. Нельзя делать вид, что этой проблемы в обществе не существует. Нужно готовить квалифицированных специалистов, разворачивать сеть профессиональных психологических реабилитационных центров. Иначе мы никогда не закончим воевать.
Фото в заголовке Игоря Емельяненко, «ФАКТЫ»
4098Читайте нас у Facebook
