Михаил Корниенко: "При всей скандальности процесса люстрации из МВД уволено всего 8—9 процентов личного состава"
Михаил Корниенко, много лет проработавший на высоких должностях в МВД, исполнял обязанности министра, возглавлял милицию Крыма, Киева, был начальником ГУБОП и активно участвовал в подавлении бандитского беспредела середины девяностых годов прошлого века. В настоящее время он доктор юридических наук, профессор. С Михаилом Корниенко мы решили поговорить о реформе органов внутренних дел, которая стартовала два года назад.
— Михаил Васильевич, два года назад стартовала реформа полиции. Поначалу граждане были в восторге от появления на улицах городов красавчиков в черном — новых патрульных полицейских. Другие — и их немало — возмущались и задавали различные «неудобные» вопросы. Например, почему проведение полицейской реформы поручили иностранцам и людям, далеким от службы в полиции. Как бы вы как человек, много лет отдавший службе в милиции, оценили эти два года полицейских реформ?
— На днях ехал с работы со своим товарищем. Мы с ним знакомы уже больше двадцати лет. И вот он мне рассказывает: в выходной он выпил пива и возвращался домой. Тормозит его новая полиция. Услышали запах. «Ну что, будем оформлять все официально или будем договариваться?» — спрашивают. Он, конечно же, захотел договариваться. «Десять тысяч!» — говорят ему полицейские. «Для меня это много», — начинает он торговаться. В конечном итоге сбил цену до семи тысяч. Все вместе едут с его банковской карточкой к банкомату, и он снимает деньги. Процесс снятия такой суммы затягивается минут на сорок. Полицейские стоят и ждут. «Отдал им эти деньги, — рассказывает мой собеседник, — и все, они меня отпустили». «Напиши об этом заявление», — предлагаю ему. «Да нет, что вы…» — говорит.
— Знаю, что организационная основа реформы была подготовлена еще в конце девяностых, потом работа продолжилась и в начале нового века. И вы были среди тех, кто создавал теоретическую платформу реформ.
— Не только я. Большой коллектив опытных руководителей работал над документами — программами, стратегиями, тактиками. Были предложены схемы, варианты с учетом западного опыта. С первых лет независимости Украины, когда еще министром внутренних дел был генерал Василишин, много было сделано. К примеру, подготовлен тот же Закон «О милиции», из которого многое взяли сегодняшние реформаторы, добавив несколько новелл. Но много чего хорошего они забыли. Например, о том, что полиция — это правопреемница украинской милиции. Не внесли такой статьи — и теперь пенсионеры милиции (а это как-никак 250 тысяч человек) не могут претендовать на достойную пенсию.
Надо понимать, что функции, методы, юрисдикция полиции во многом остались прежними. Украинская милиция, которая все эти годы работала в независимой Украине, много взяла от зарубежной полиции.
Мы изучали иностранный опыт, учились у западных коллег, и они учились у нас. У нас ведь тоже было много хорошего, например, участие общественности в охране общественного порядка.
— При Саакашвили в Грузии было много шума о реформе полиции. В этом контексте неоднозначно выглядит тот факт, что правоохранительные органы Грузии преследуют своего бывшего президента, в связи с чем возникают вопросы. Если реформа Саакашвили состоялась успешно, то тогда, получается, преследуют его справедливо. А если преследуют несправедливо, значит, выполняют политический заказ, значит, «реформа Саакашвили» — фикция, много шума из ничего…
— Когда Саакашвили пришел к власти, я работал в МВД и встречался с их министром внутренних дел Мирабишвили. Он много чего рассказывал. Потом Мирабишвили был премьер-министром, потом его посадили в тюрьму, думаю, необоснованно. Помню, он мне рассказывал, что они уволили все ГАИ, в которой работало человек шестьсот. Взяли новых людей. Дали им по тем временам очень хорошую зарплату — шестьсот долларов. Для Грузии это колоссальная зарплата, учитывая то, что пенсия у них тогда была двадцать долларов, а средняя зарплата — около сорока. И это сработало. ГАИ стала образцовой, порядок на дорогах Грузии навели. Саакашвили со своей командой много сделал для того, чтобы сломать коррупционные схемы в правоохранительных органах. Да, есть некий «грузинский опыт». Однако… опыт опытом, но вопрос в том, могут ли этот опыт внедрять люди, которые к полиции не имели никакого отношения. Да, они старались. И надо отдать им должное — и Деканоидзе, и Згуладзе согласились работать и взяли на себя непосильную ношу. И, конечно же, они много сделали. И то, что они ни с кем здесь не имели неформальных связей, ровно и требовательно относились ко всем подчиненным очень много значило. Они начали создавать патрульную полицию.
— Множество неприглядных историй о люстрации милиции рассказывали прошедшие ее офицеры. Бывало, приходит на люстрационную комиссию профессионал, опер, который надеется на беседу, как минимум, на достойном профессиональном уровне. А перед ним сидят люди, далекие от работы в полиции, понятия не имеющие о работе служб, подразделений. Вместо делового разговора его унижали, требовали кричать «Слава Украине!». «Послушайте, я за Украину с рождения, но почему вы меня унижаете?» Такие сцены не были редкостью.
— Да, люстрация проводилась, я бы сказал, совершенно волюнтаристски. Как можно аттестовать оперативного работника, когда аттестующий не знает нюансов этой работы?..
И еще. Для оценки профессионализма и работы недостаточно взять и полистать чье-то личное дело. О человеке должно быть известно все — и положительное, и отрицательное. Как в плане профессиональном, служебном, так и в плане моральном. Ничего этого не было. Оценка профессионализма делалась на основании каких-то примитивных тестов, к тому же сочиненных непрофессионально.
Кстати, при всей скандальности процесса люстрации из МВД уволено всего 8—9 процентов личного состава. Стоило ли ради такого никчемного результата затевать скандалы, оскорбления, судебные процессы, которые идут и сейчас, если девяносто процентов работников милиции остались работать?
— Как революционные потрясения отразились на работе оперативных служб милиции? К примеру, уголовного розыска, имеющего агентуру в преступной среде. Официально зарегистрированную агентуру уволенный опер передает человеку, пришедшему на его место. А не зарегистрированную, естественно, не передает. И здесь более-менее все понятно. Но есть же криминальная разведка, кадровая чехарда в которой может приводить не просто к тяжелейшим последствиям, а к убийствам людей, работающих на нее.
— Да, все это так. Знаю, что некий новый человек, назначенный на одну из высоких должностей (не буду уточнять, какую именно), сразу же потребовал список офицеров милиции, внедренных в различные преступные сообщества, — организованные преступные группы, некоторые бизнес-структуры, часть бизнеса которых пребывает в преступной плоскости. А подчиненные не имели права показывать начальнику этот список. Они долго водили его за нос, а потом дали ему, скажем так, устаревший список. То есть такой, в случае обнародования которого никто не пострадал бы, а обнародовавший его выглядел бы мошенником в глазах тех, кто решил его купить. Можно только представить, сколько людей может пострадать от некомпетентных или заведомо злоумышленных действий.
— О ликвидации УБОПа тоже, наверное, стоит сказать пару слов.
— Во всех цивилизованных странах действуют подобные специальные подразделения полиции. Они по-разному называются, но они есть.
— Видимо, политики решили, что УБОП был насквозь коррумпирован и связан с бандитами.
— А кто у нас не коррумпирован? Суды не коррумпированы? Школы, вузы не коррумпированы? Верховная Рада не коррумпирована? Давайте все разгоним. Что тогда останется от государства?.. Хотите перемен, хотите изжить коррупцию — пожалуйста, боритесь, делайте преобразования. Но при этом вовсе не обязательно рушить здания.
Тот же УБОП расформировали тогда, когда появилась реальная надежда на его преобразование, на его выход на новый, соответствующий сегодняшним требованиям уровень профессионализма. Эта надежда была связана с тем, что УБОП возглавил генерал Бедриковский, профессионал высокого уровня, прошедший все ступени от рядового опера.
— Возможно, реформы следовало бы начинать с системы специального полицейского образования, с реформы Академии внутренних дел Украины.
— При Згуладзе очень серьезно замахнулись на систему образования МВД, хотели ее ликвидировать. Решили свести образование к спецкурсу, который длился бы 8—12 месяцев. И все. А в остальном — привлекать специалистов, окончивших гражданские вузы. Но ведь система высшего образования МВД настолько пестовалась годами, что разрушить ее было бы непростительно. Предстояло убедить высокое полицейское начальство не делать этого. Благодаря невероятным усилиям многих людей, и в первую очередь ректора академии, все-таки удалось ее сохранить и отстоять здания, которые хотели отобрать…
— Сейчас в полиции работает примерно то же количество людей, что и в милиции. Эти люди чем-то заняты, но той отдачи, на которую надеялись те, кто затевал реформу, люди не замечают.
— Конечно. Количество краж, к примеру, выросло в разы. Причем большинство из них не раскрываются. Раскрытие краж — до десяти процентов. Это очень плохой показатель. Вот сейчас в столице «работают» квалифицированные грузинские грабители. Это не воры в законе, а воры, уже отбывшие наказание. Их около десятка, и они работают «вахтенным» методом. То есть приехали несколько человек, получили информацию о богатых квартирах, украли золото, драгоценности, ценные вещи, украли деньги и уехали. Приезжают другие. Часть из них «работает» по машинам. И эти квартирные кражи обычно не раскрываются. Но самое страшное то, что воры перестали бояться полиции. А раньше боялись, пытались вычислить тех, кто, как им казалось, на них «стучит». Сейчас они «работают» без оглядки.
— Михаил Васильевич, вы верите, что сегодняшние реформы увенчаются успехом?
— Конечно. Украина становится частью Европы, частью Запада. И все ее преобразования, все реформы должны и будут соответствовать высочайшим западным стандартам. Мы просто обречены во всем иметь лучшие результаты.
Фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
4080Читайте нас у Facebook
