«Мы не хотели жить по-человечески, мы хотели кнута и ничего не решать»
Как известно, «поэт в России больше чем поэт». В царской империи одни представители этого творческого цеха обслуживали режим, другие — нещадно критиковали и участвовали в борьбе с ним. При советской власти то же самое: некоторые ее воспевали, за что были обласканы по высшему разряду, иные — ненавидели, потому и влачили нищенское существование или заканчивали свои дни где-нибудь в Магадане. В современной России вполне прилично рифмующих поэтов, восхваляющих власть, — хоть отбавляй.
Один из ярких представителей пишущей орды — Юнна Мориц, стихами которой в 70—80-е восхищались читатели «Литературной газеты» и журнала «Юность». Родом из Киева (отца по клеветническому доносу арестовали в год, когда она появилась на свет), окончила в столице Украины школу и филологический факультет университета имени Тараса Шевченко, после чего переехала в Москву. Стала известным поэтом и переводчиком. Но с 2000-х Юнну Мориц словно подменили: обличает и клеймит русофобов (они ей везде мерещатся) и «америкосов», от которых, понятное дело, все зло, и на все лады воспевает кремлевский режим.
Естественно, Юнна Мориц в полном восторге от аннексии Крыма и войны на Донбассе. Ее опусы типа «Донбасс не будет сдан майданским господам», «Мозгами свеж ковчег Донбасса», посвящения «распятому мальчику» и прочие невозможно читать без содрогания. Но, судя по ее странице в «Фейсбуке», 80-летняя поэтесса уверена в своей правоте, активно отстаивает свою точку зрения, и палец ей в рот не клади…
Одно из последних ее стихотворений «Вижу Освенцим спорта» на решение Международного олимпийского комитета, запретившего сборной России выступать на Олимпиаде-2018 под собственным флагом из-за массового злоупотребления допингом на предыдущей Олимпиаде. Юнна Мориц встала на защиту чести РФ, написав гневный стих:
«Концлагерь всемирного спорта.
Варят мыло — из россиян.
Освенцим такого сорта.
Охранник от счастья пьян.
Пора прекратить лизание,
Охранников перебить,
Это — иносказание
Выбора: быть? не быть?
Чем перебить охранников?
Исками по судам?
Деньгами из разных краников
Концлагерным господам?
Дать не способны в рыло?
Крутите шуры-муры?
Варят из русских мыло,
Делают абажуры,
Это — иносказание?
Голые факты — это!
Пора прекратить лизание
С таким русофобским гетто!..
Поэтскими я глазами
Вижу Освенцим спорта,
Это — иносказание
Фашизма — такого сорта!»
«Она душевнобольная? А это правда, что ее считают талантливой стихоплеткой и даже называют поэтом?» — возмутился российский журналист Александр Тверской.
«Третий день читаю Юнну Мориц… Это же офигенно… Это уже не психиатрия, это уже чистое искусство! Не, ну правда», — иронизирует российский журналист Аркадий Бабченко, проживающий сейчас в Киеве.
Читатели с ними согласны полностью.
«Тут важно не позориться, в старости. Или хотя бы не испортить себе некролог».
«Кто-нибудь, напишите ее сыну, живущему в США, в Нью-Йорке, что у бабули проблемы, надо что-то делать с этим».
Однако все не так безнадежно в соседней стране. Об этом свидетельствуют грустные стихи Дмитрия Быкова, опубликованные в «Новой газете» после того, как стало известно о самовыдвижении Путина кандидатом в президенты России.
«Во глубину российского режима-с заглядываю, словно в полынью, — и вижу, что эпоха наложилась на возраст мой, да и на жизнь мою.
Я все его провалы и успехи, ужимки и прыжки, народ и знать давно привык воспринимать как вехи своей судьбы. Где мне другую взять? История — она такая штука, а грубо говоря, такая сука, что с нею мы мучительно слились: отдельной биографии этапы размечены судьбой Большого Папы, и будет так, куда ни поселись.
…Вот он пришел. Мне тридцать два. Я молод. Я никогда не шастал по Кремлю, мне кажется полезным русский холод, я либералов страстно не люблю, в них видя пошляков и супостатов; мне неприятен их надрывный стиль, и если б я, допустим, был Муратов, меня бы я доныне не простил. Не стану, уподобившись невежам, клеймить его агрессию и ложь: вождь тоже был тогда довольно свежим и, кажется, надеялся (на что ж?!).
Немало утекло воды и водки, и кое-что сместилось в голове, и мы сошлись в одной дырявой лодке, тогда как цвет команды НТВ… Но всем не будешь ставить лыко в строку. Слаб человек, ржавеет и металл. Но все-таки к его второму сроку я никаких иллюзий не питал. Добил меня Беслан. Мне стало сорок. Уже я был и враг, почти шпион, — но все еще считал, что это морок, что вскорости развеется и он. Меж тем себя я чувствовал в траншее, а может быть, во рву с клубками змей; потом все стало несколько смешнее, но делало меня при этом злей. Поэта вечно бесит все, что ложно. «Закройте дверь, а то выходит газ!» А может, я почувствовал, что можно, и можно, так сказать, в последний раз.
Что вспоминать про зимние протесты, зачем вцепляться в прошлогодний снег? Такие были милые невесты, а вышли ведьмы. Это участь всех. Мне было сорок пять шестого мая. Подросток не наивен и не мал. Напрашивалась рифма «всех ломая», и это, в общем, правда: всех сломал. Ты думал, все пройдет, — а тут утроба, родная почва, вечный чернозем. И тут во мне и впрямь проснулась злоба, — но самое смешное, что и в нем.
Не утоленный Крымом и Донбассом, с натугою справляя торжество, он чувствовал острее с каждым часом, что ничего не вышло у него, — и глядя, как спивалась этим квасом невинная российская родня, я чувствовал острее с каждым часом, что ничего не вышло у меня. К нам подступала смертная зевота. Тут не было ни гордых, ни крутых: добро бы что-то вышло у кого-то! — но выйти не могло. Распад. Тупик.
Такое было бурное начало, кипенье чуть не влесовых племен — а вышел пшик, и это означало, что этот мир уже приговорен. Пускай у них бы что-то получилось, оформилось и вылезло на свет, — Россия бы на этом обучилась и одолела гадину… Но нет. Окончена последняя проверка, не слышится ни горнов, ни копыт, — здесь никому не взять отныне верха, и не над кем уже. Проект закрыт.
…Мне пятьдесят. Отчаянье не бурно, и пусть я младше вечного главы — могильная или ночная урна мне ближе избирательной, увы. Не то чтобы его готов принять я — такое безразличье тоже грех, — но мы уже вот-вот сойдем в объятья истории, а ей плевать на всех. Приходит час старения, смиренья, все как-то улетает в гребеня, и не могу равно представить день я, когда его не будет… и меня… Что будет после — бунты, генералы, рашизм, война, анархия ли мать, опять гэбэшник, снова либералы, монархия — теперь уже плевать. Для нас двоих кончается эпоха, тридешное, но скучное кино. Друг друга мы использовали плохо. Но в старости и это все равно".
Не меньше пессимизма по поводу современной российской истории и у соотечественника Быкова, блогера Александра Тверского, который по тому же поводу (президентство Путина) написал:
719«Мы — страшное население, объединенное бессознательной злобой и презрением к Человеку и всему человеческому и движимое чувством национального превосходства над другими.
Когда-то трупами миллионов наших дедов и бабок забросали фашистскую угрозу и сегодня мы гордимся этим фактом за гранью, забывая, что когда пал немецкий фашизм, мы не приложили ни малейшего усилия, чтобы уничтожить советский коммунизм. Мы — потомки убийц, палачей и садистов. Чем мы гордимся? Что мы приволокли в своих генах в день сегодняшний? Удобные вымыслы, оправдывающие нашу нищету и второсортность бытия? Переписанную историю, замещающую нам пустоту и гадливость настоящего? Невыученные уроки прошлого, которые нам мстят, потому что мы ленивые и подлее нас не сыскать?
Трусость, бессердечие и равнодушие — наше «богатство», которое мы пронесли через года. Мы и сами всегда приводили на трон преступников, вверяя им свои жизни и судьбы в беспредельное пользование. Охотно, на кураже, сооружали из своих костей и костей своих детей себе же плахи. Обожали, обожествляли своих мучителей. А потом с гибельным восторгом ждали казни отовсюду. Мы не хотели жить по-человечески, мы хотели кнута и ничего не решать. Мы кормились идеями о собственном величии и избранности, оставаясь рабами. Мы никогда не жили не по лжи. Да мы вообще не жили. Никогда не смотрели в будущее. Воровато оглядывались назад — лишь бы не двигаться вперед. Поднимались с колен столетиями — лишь бы не подняться и никуда не идти.
Сегодня стало ясно, что мы ни на что не годны. Последними шансами на свободу и достойную жизнь мы инфантильно и безалаберно пренебрегли, себя растратили второпях и по самой низкой цене, бессмысленно разменялись, погрузившись при первой возможности в привычное состояние крепостных. Апатичных, безвольных, добровольно угнетенных рабов. Сами все, собственными руками. Да что мы за люди такие?
Мы должны были научиться сострадать и стыдиться. Обязаны были начать уважать себя и ближнего. Прекратить ржать, гоготать над всем, как картонные идиоты и пресмыкаться, только почуяв силу и власть перед собой. Снять с себя оковы и различить наконец добро и зло. Да поздновато будет. Поэтому никогда не бывать никакой прекрасной России будущего…"
Читайте нас у Facebook
