Ивар калныньш: «я могу не обращать внимания на то, что мне дали на обед, или на беспорядок в доме, но с женской ревностью никогда не смирюсь»
Валентина СЕРИКОВА специально для «ФАКТОВ»
Зрители знают Ивара Калныньша не только как красавца мужчину, но и как замечательного актера. Он снялся в фильмах «Сильва», «Театр», «ТАСС уполномочен заявить», «Двое под одним зонтом», «Миллионы Ферфакса», «Зимняя вишня», «Дронго». Всегда с иголочки одет, строен, подтянут. Именно о таком мужчине, как Ивар, мечтают многие женщины. Просто не верится, что сегодня известный актер отмечает 60-летний юбилей.
«Для меня домашний уют — это камин, деревянная мебель, разные по конфигурации окна»
— У вас в последнее время много съемок. От бесконечных переездов не размылось ощущение дома?
— Наоборот, обострилось! Всегда стремишься к тому, чего нет. У меня дома все вещи только «положительного влияния», связанные с какими-то приятными воспоминаниями. От того, что мне мешает или стало ненужным, тут же избавляюсь. Но в городской квартире в последнее время стало как-то тесно, захотелось ближе к земле, поэтому недавно построил дом. Купил участок под Ригой и сделал то, что мне нравится. Важно, чтобы в доме было уютно. А представление об уюте у каждого свое. Для меня это обязательно камин, деревянная мебель, разные по конфигурации окна.
— Можете петь в своем персональном «королевстве» во весь голос, не боясь, что потревожите соседей.
— В одной картине я играл смертельно больного, который встретил женщину и полюбил ее. У нее тоже были проблемы со здоровьем, но влюбленные громко пели в лесу и выздоровели. Правда, жизнь — одно, а творчество — совсем другое. Это зритель иногда путает актера с его героями.
— Для вас это только работа, но фантазии так или иначе влияют на нас.
— Конечно, магия, о которой вы говорите, существует. И если это хорошая литература, то взаимодействие происходит. Ты можешь переживать неизвестные до того чувства, странную любовь или какие-то пристрастия. Если чего-то не знаешь, надо вникать в это, примерять на себя. Игра со смертью и судьбой порой небезобидна. Например, мы с Виталием Соломиным играли спектакль по Максу Фришу «Биография — игра». Виталий позвал меня в проект при непростых обстоятельствах. Вышло так, что актер, который уже подготовил эту роль до меня, попал в аварию и погиб. Они подождали 40 дней и предложили мне, поскольку работа была готова, и мы ее через месяц уже сделали по новой. Но когда Виталий сам ушел из жизни, мы решили больше не играть эту вещь. Возможно, в ней было что-то мистическое.
— А в каких спектаклях вы сейчас заняты?
— Я давно мечтал сыграть в мюзикле, и мы выпустили в Риге мюзикл «Звуки музыки», по которому в свое время была снята популярная голливудская картина. Естественно, это ставилось по лицензии, так что мы сыграли определенное количество спектаклей с национальным симфоническим оркестром в двухтысячном зале. А вообще, я играл в театре и Чехова, и Гончарова, и Пушкина, и многих западных авторов. В кино — Сомэрсета Моэма и Джонатана Пристли. Состою в труппе Рижского драматического театра, но я свободный художник, у меня там контракт на определенные спектакли. В Москве постоянно работаю в разных антрепризах.
— У вас есть в хорошем смысле жадность к работе?
— Конечно. Но при этом я стараюсь разумно распределять свою жизнь. У меня нет строгой почасовой планировки. Только когда начинается съемочный период, я исхожу из расписания работы группы. В обычной жизни тоже стараюсь строить свой график так, чтобы знать, чем буду заниматься через неделю. А вот мои творческие дела расписаны на год вперед.
— Внешние данные способствовали вашей карьере?
— Безусловно, артисты очень зависимы от своих внешних данных. Но на мой профессиональный выбор повлияли не они. После школы я окончил курсы и работал в вычислительном центре, в отделе по ремонту ЭВМ. И еще подрабатывал в университетской лаборатории вычислительных машин. Мне нравилась моя профессия, и я даже думал идти в экономический вуз. Но вместо этого поступил в консерваторию на театральный факультет.
— Вашему терпению и чувству юмора, особенно когда вас доставали по поводу титула секс-символа, можно позавидовать.
— Я вообще не знаю, откуда у меня все эти странные номинации. Они появились в 90-х годах прошлого века, когда наши слизали у американцев конкурсы красоты. Это все такие глупости! Они, конечно, имеют место, но ничего не определяют. Просто к людям публичным возникает интерес. Создаются сплетни. Но я в этом процессе не участвую.
«Свято верю, что когда-нибудь выловлю свою суженую из толпы»
— В последнее время в кино у вас достаточно героев «бизнес-класса», а вы говорили, что хотите сыграть человека верующего и светлого.
— Важно не только самому питаться, но и других питать какими-то божественными чувствами. Я никогда не стану заниматься чернухой, дьявольщиной, громыхающим «металлом». Не буду покупать мотоцикл, на котором нарисованы какие-то крокодилы и зубастые динозавры. Это не мое. Меня раздражают крики просто так — лишь бы повеселиться диким образом. Стараюсь не засорять «эфир» грязными эмоциями. Не потому, что я моралист, отнюдь. Я тоже иногда буяню, но при этом ничего не разрушаю. Я за то, чтобы строить духовный храм, а не рушить. Возможно, мне поэтому и не предлагают играть темных персонажей.
— Вы чувствуете необходимость пойти в церковь?
— Да. Хотя я нерегулярно хожу в храм. Люблю зайти в церковь, когда там мало людей или вообще нет никого, чтобы можно было сконцентрироваться. Я не такой верующий, который фанатично придерживается ритуала. Это просто моя внутренняя потребность: поблагодарить Всевышнего или попросить прощения. Оказавшись у алтаря, продумать свою жизнь: туда ли я иду?
— Много ли ваших иллюзий разрушила жизнь?
— Ну да, всегда хочется большего. Чего-то не сделаешь уже никогда. С годами уходят темы, роли. Никаких Ромео и Гамлетов уже не будет. Но на жизнь не жалуюсь. Если Бог дал такую судьбу — смиренно принимай. Наверное, лучшей не достоин. А может, это своеобразная проверка: сможешь ли ты преодолеть, допустим, несчастную любовь, отсутствие денег, бесконечные неудачи, дурацкие сплетни. Бывает, весь этот негатив скапливается и ты оказываешься подавленным. Из таких состояний надо выходить как можно скорей. Тут мне помогает только одно — любимое дело.
— Пережив боль личных расставаний, вы не стали бояться новых чувств?
— По-моему, они не от нас зависят. Мне кажется, возможность любить и быть любимыми нам дарят свыше. И когда чувство приходит, его не надо ни стыдиться, ни бежать от него. Душа должна быть готова болеть — от этого она только обогащается.
— Ваш паспорт сейчас свободен, а сердце?
— Тоже, по-моему. Но я свято верю, что когда-нибудь выловлю свою суженую из толпы. А то, что это она, мне подскажет интуиция. Женщина может быть как красивой, так и некрасивой — это абсолютно не важно. Все дело во флюидах.
— Мне показалось, что вам нравится ощущение свободы.
— Это для меня самое главное! В моей душе всегда есть пространство, которое остается только моим, и я ни перед кем на эту тему не отчитываюсь. Мне нравится жить в семье, но только тогда, когда там все в порядке. А ревность и контроль меня жутко раздражают. Я могу не обращать внимания на то, что мне дали на обед, или на беспорядок в доме, но женская подозрительность меня выводит из себя… Никогда с ней не смирюсь. Тем более что сам я по отношению к женщине тоже не ревностный собственник и считаю мужа и жену равными в своих правах. Поэтому сейчас я свободный мужчина. Впрочем, я свободный всегда. Еще когда-то моя бабушка однажды сказала: «Вот ты бегаешь за разными юбками… А ты не бегай за девушками и за трамваем, потому что приедет следующий».
— Какой урок дали вам ваши дочери и сын?
— Когда ребенок рождается, он своим первым криком будто оглашает: «Я пришел! Дай мне кушать!» И ты уже должен считаться с его требованиями. Когда ты один, можешь все тратить на себя, а дети заставляют делиться. Это и время, и деньги, и энергия, и любовь, и еда. Мне кажется, я заботливый отец. Просто моя профессия обязывает много путешествовать, поэтому я недостаточно с ними бываю вместе. Но, думаю, компенсирую это другим образом.
«Сидеть в кабинетах мне скучно. Я ипподромовский конь и должен выходить на арену»
— С сыном часто видитесь?
— Насколько это возможно. Мы в основном общаемся с ним на латышском. Но он свободно говорит и по-литовски, и по-русски, и по-английски калякает. Микасу уже 13 лет, и мы вместе с ним ездим отдыхать. Он освоил лыжи, будет теперь моим партнером. Еще мы катаемся на коньках и роликах. Кроме того, он серьезно занимается дзюдо. Хочет быть таким же крутым, как и его любимые киногерои.
— Вы ведь профессиональный музыкант, какими инструментами владеете?
— Не могу сказать, что я профессионал, но музыка часть моего ремесла. Может быть, чуть больше. Я дружу с композиторами, сам записал несколько компактов, но не занимаюсь шоу-бизнесом как профессиональный эстрадный певец. Я прежде всего актер и отношусь к песне как к некому музыкальному монологу. В моем репертуаре много всяких песен, но больше всего люблю баллады и романсы, этот жанр может исполняться более интимно, камерно. Хотя могу выступать и в больших залах.
Люблю разную музыку, собрал дома большую коллекцию дисков. Иногда я устраиваю у себя вечера после заграничных поездок. Например, французский вечер, китайский или русский. Тут уж соответственно русские песни, русская водка, национальные блюда. Для гостей всегда готовлю сам. Мне хочется не просто вечеринки с выпивкой, а чтобы весь антураж соответствовал: чтоб каждый оделся или приготовил речь в нужном стиле. В результате все очень прикольно получается, потому что люди творчески относятся к моей идее. Эта традиция родилась у нас после того, как я привез из Израиля инструменты бедуинов. Очень странные: всего с одной или двумя струнами. Несколько таких инструментов — и уже маленький бедуинский оркестр, который создает дома иллюзию загадочной пустыни. Вы представляете, как живут бедуины? Кругом песок, жара… Верблюда у меня, правда, не было, но мы его нарисовали. Большинство моих друзей — не актеры. Среди них есть врачи, водитель.
— Вам, такому свободному, нечасто удается побыть одному. Чем занимаетесь, когда это получается?
— Восстанавливаюсь, потому что приходится отдавать энергию на концертах, спектаклях, съемках. Темный зал, где виднеется много голов, — это зверь, съедающий энергию, особенно если спектакли идут подряд. После таких марафонов стараюсь уединиться — уйти в лес или посидеть на кухне.
— Театр и кино для вас отлаженный рабочий процесс или есть надежда на некий необыкновенный взлет?
— Все время присутствует надежда, что так будет. Все мы ждем какого-то ренессанса, особого движения. Вдруг политики примут закон, подпишут указ — начнется всплеск культуры и искусства.
— Странно, что вы такие надежды на политиков возлагаете, побывав в их лагере.
— Наверное, мне как человеку этот экскурс был нужен. Я же не знал, как делаются законы, в какие двери зайти, чтобы чего-то добиться, не имел понятия, как создаются партии, которые в то время появлялись как грибы после дождя. И мы с таким азартом все делали! Много глупостей натворили, но все это казалось интересным. То, что политика не мое дело, я понял быстро. Полгода побыл в Сейме, и мне этого хватило. Ходить на совещания и сидеть в кабинетах не для меня. Мне скучно. Я ипподромовский конь и должен выходить на арену!
389Читайте нас у Facebook
