«мне говорили: «советская власть гуманна -- вас не убьют, вы просто умрете с голоду в своей мастерской»
… Друзья-шестидесятники звали ее ласково -- Людочка. Худенькая, миниатюрная, она выглядела совсем юной. «Ти, богине шляхетностi, грацiї й радостi… » -- это строки из стихотворения Ивана Свитлычного, посвященного художнице Людмиле Семыкиной. Стихи он написал уже в лагере. А сама Людочка к тому времени была исключена из Союза художников Украины, за чем последовали безработица, допросы в КГБ, травля, слежка, «прослушка». И так -- целых 20 лет!.. С Людмилой Николаевной Семыкиной мы беседуем в ее мастерской накануне Дня памяти жертв Голодомора и политических репрессий.
«Мы не знали, что ходим по минному полю»
-- В Союзе художников Украины меня восстановили в 1988 году, с официальной формулировкой «за отсутствием фактов обвинения», -- вспоминает Людмила Николаевна Семыкина. -- Тогда я и поинтересовалась: где заведенное на меня дело? «А ваше дело не у нас, -- говорят мне. -- Оно в архиве -- вместе с делами врагов народа, покойников и выехавших в Израиль». Я нашла в себе силы пошутить: мол, это большая честь -- находиться в такой компании.
-- Получается, вас «списали со счетов» и при любом удобном случае могли ликвидировать?
-- Да. Просто, на мое счастье, «удобный случай» не представился…
Судьба Людмилу Николаевну хранила. И прежде художница могла отмечать свой день рождения несколько раз в году: в войну она чудом не погибла под бомбами и спаслась от пули немецкого солдата, а еще раньше, в 1937 году, когда отца разыскивали как «врага народа», их семья случайно избежала ареста и лагерей. «Врагом» отец стал во время Голодомора. В 33-м его назначили уполномоченным по заготовке хлеба на селе. Потрясенный тем, что люди умирают от голода, он самовольно стал вести перепись населения района, регистрируя число жертв, а потом подал эти цифры в прокуратуру и отнес в райком свой партбилет. От шока 33-го отец не оправился до конца своих дней…
Его фамилию в паспорте переиначили на российский лад. А правильно она звучит -- Семикинь, что во времена Киевской Руси означало «праздник стихий». Об этом Людмила узнала спустя годы, когда переступила порог 13-й комнаты Октябрьского дворца культуры. Здесь в начале 60-х годов находился Клуб творческой молодежи. Никогда прежде в Киеве под одной крышей не собиралось столько талантливых людей, которые писали, рисовали, ставили спектакли и думали ИНАЧЕ, чем было принято.
-- Помню, как я прибежала к Алле Горской: «Ты слышала? У нас будет клуб!» -- рассказывает Людмила Николаевна. -- И так мы радостно щебетали, летя к друзьям с новостью. В ЦК комсомола постановили открыть клуб вскоре после визита зарубежной делегации -- гости удивились, почему в Киеве нет неформального молодежного объединения.
Собрать вместе людей из разных творческих союзов -- что может быть лучше? И каждый на виду… И «нейтрализовать» удобно… Мы еще не догадывались, что ходим по «минному полю» и эстетическое сопротивление опасно. Мы просто искали новые формы в искусстве в противовес убогому «соцреализму», и в поисках утраченной красоты открывали для себя Украину -- ее дороги, ее запах…
Одна из первых наших поездок -- в Карпаты. Там смереки стоят так плотно друг к другу, что на долине кажется, будто ты -- в зеленой чаше. А наверху -- маленькая белая точечка. Это чабан. И не просто чабан, он еще на дрымбе играет. Мелодия словно спускается к тебе с неба. «Славко, -- говорю Чорноволу. -- Чому так легко дихається?» Он смеется: «Тому що тут нема радянської влади!»
Из припасов, помнится, у нас осталась пачка раскрошенного печенья. Мы с Лелей Свитлычной решили сварить сладкий кулеш. А хлопцы отправились с Аллой Горской собирать камни. Нанесли целую груду и выложили из них надпись: «Слава Українi!»
Среди художников не покаялись лишь трое
-- Эта любовь была очень глубокой и непоказной, потаенной, -- говорит художница. -- Словно нам, неофитам, сказали: «Вас обманули, вот ваша настоящая мама. Она терпела и дождалась своего часа, как та, шевченковская, матерь… » Витраж, который мы с Панасом Заливахой, Галиной Севрук и Аллой Горской создавали в Киевском университете к 150-летию Шевченко, был проникнут именно такими чувствами, это -- кредо 60-х годов.
-- Поэтому витраж и уничтожили?
-- Его демонтировали -- как только появились слова: «I возвеличу рабiв отих нiмих… » Поэт, одетый в свитку, обнимая женщину, так же просто одетую… После демонтажа голову Шевченко таскали, Господи прости, во все инстанции -- искали какие-то тайные знаки, якобы зафиксированные художниками. А потом это массивное стекло -- 70 на 70 метров -- подкинули в коридор институтской оформительской мастерской. Там, среди хлама, оно и лежало…
«За идейно порочное произведение, дающее искаженный образ Т. Г. Шевченко», Людмилу Семыкину исключили из Союза художников. Потом восстановили, но ненадолго. Второе исключение последовало в 1968 году -- за подпись под известным «Письмом 139-ти». 139 деятелей науки (в том числе Олег Антонов и Николай Амосов), литературы и искусства, рабочих и студентов обратились в ЦК КПСС с протестом против незаконных репрессий и закрытых судов в Украине. Тогда арестовали Вячеслава Чорновола, Панаса Заливаху и еще десятки инакомыслящих… Тех же, кто подписался под письмом в их защиту, заставляли «осознать ошибки» и покаяться, иначе будут уволены, исключены из творческих союзов. Среди художников не покаялись лишь трое -- Горская, Севрук и Семыкина.
-- Маленький, трехметровый, подиум в моей мастерской всегда был застелен скатертью, -- говорит художница. -- За ним собирались, когда разогнали клуб творческой молодежи.
Угощенье -- картошка с селедкой. Да разве в еде дело? На одной стороне двери можно написать длинный список тех, кто приходил сюда в перерыве между «отсидками» -- и Стус, и братья Горыни, и Иван Свитлычный с Лелей… На другой стороне -- такой же длинный список «друзей», которых подсылали ко мне, чтобы что-то выведать. Во дворе постоянно стояла машина с наблюдением. Когда мы собрались здесь на годовщину смерти Аллы Горской, все записывалось на пленку…
Мир для меня рушился! Работы на выставке не принимали -- полная материальная блокада. «Советская власть гуманна, -- говорили мне. -- Она вас не убьет, но с голоду уморит… » Семья распалась -- муж посчитал, что я веду себя «преступно». Когда за ним захлопнулась дверь, я, не выдержав, обняла сына: «Ну что, Сетик, будем каяться?» А мой 14-летний мальчик говорит: «Мама, но ведь тогда Алла Горская поднимется из могилы… »
-- И как же вы выживали?
-- Помогли мама с сестрой. Мама, умнейшая сельская женщина, говорила мне: «Ты отважилась защитить человека, так почему же почерневшая ходишь? Ану, выше голову! И перед тем, как выходишь на улицу, приведи себя в порядок и не выгляди как жертва… »
Бывало, иду домой с очередного допроса в КГБ и думаю: наверное, мама, бедная плачет. А она комнату побелила и уже полки переставляет, наводит красоту…
Красота-таки спасла и саму художницу. Когда-то Алла Горская посоветовала Людмиле, отстраненной от работы, попробовать шить «строї» -- украинскую одежду. И она из грубого серого шинельного сукна стала создавать удивительно красивые кептари, сардаки, свиты.
-- Первым делом одела Аллу Горскую и Леся Танюка, всех друзей, -- говорит художница. Так в Киеве еще в 70-е годы стали появляться люди, одетые в эксклюзивную одежду. В их числе -- и художник Иван Марчук.
-- Сердак, сшитый Людмилой, я носил и в Нью-Йорке, -- рассказал «ФАКТАМ» Иван Степанович. -- И на него обращали внимание прохожие. Останавливались и говорили: «Very nice jacket!» Он и сегодня выглядит абсолютно модерно…
Но даже самые первые работы Людмилы Семыкиной не были традиционно этнографическими. Ей и в снах виделась совершенно новая украинская одежда для элиты -- благородная и величественная. И, оторванная от конъюнктурных заказов, художница стала полновластной хозяйкой нового для себя жанра. В одном лице -- она и режиссер, и дизайнер, и исполнитель своих творений.
… Сейчас в мастерской Людмилы Николаевны осталось лишь несколько работ -- остальные путешествуют по миру вместе с коллективом известного режиссера Сергея Вовкуна. У одежд скульптурные формы, а сочетание цветов -- любимое художницей: серый, черный, золотой… Княжеская палитра!
-- Если б вы знали, что меня ожидает! -- Людмила Николаевна показывает две большущие алые папки с сотнями эскизов и с чуть грустной улыбкой добавляет: -- Первые 80 лет -- это прелюдия. Но в той жизни были очень серьезный опыт и километры стежков. А когда шьешь, обязательно уколешься иголкой, и каждый день теряешь капельку крови.
Из досье «ФАКТОВ»
Людмила Семыкина родилась в 1924 году в Одессе. Закончила Одесское художественное училище и Киевский художественный институт. Лауреат премии имени Т. Г. Шевченко, Почетный гражданин Киева.
399Читайте нас у Facebook
